Возлюбленная - Питер Джеймс

– Ребенок ведь. Мы не должны.

– Ну конечно, мы можем.

Рука снова стала прокладывать себе путь.

– Нет! – Она захихикала. – Перестань!

– Да никакого ему вреда не будет.

– Будет. Мы не должны!

– Не будь ты глупой коровой.

– Дик, пожалуйста.

Она сомкнула колени, и он с гневом откатился от нее. Успокоившись, она почувствовала на сердце непонятную тяжесть. Она приподняла лежавший на ее груди медальон. Ярко-красный камушек в форме сердца блестел на солнечном свете, его золотая цепочка искрилась. Потом на медальон упала какая-то тень. Лошадь била ногой прямо позади нее.

Она подняла голову.

Вырисовываясь силуэтом на фоне неба, на них смотрела с гнедой лошади неизвестная женщина с приятными чертами лица, красивыми, черными как смоль, жесткими волосами, зачесанными назад, пониже шляпки. На ней был элегантный жакет для верховой езды, щеголеватые бриджи и блестящие сапоги.

Хотя глаза женщины затенялись козырьком ее бархатной шапочки, они, казалось, полыхали, как солнце сквозь туман. Ощущаемое в ее глазах презрение, отвращение и что-то такое еще… испугало ее. Прежде чем она отреагировала, женщина ускакала прочь, но пристальный взор ее будто продолжал прожигать сетчатку глаз.

Она поправила задранное ей на живот платье и захихикала одиноким смешком, растаявшим в тишине.

– Она, должно быть, видела. Почему она ничего не сказала?

Он резко поднялся, счищая траву с брюк.

– Она так модно одета, – сказала она. – Я никогда раньше ее не видела. Наверное, она остановилась в поместье.

– Она из Лондона, – отрывисто сказал он. – Какая-то леди, арендующая на лето дом старика Маркхэма.

– Ту мельницу?

– Хочет купить ее, мне говорили.

– Так это она? Та самая, о которой говорили? Судя по тому, что они говорили, никакая она не леди. – Она все еще живо ощущала злобу в глазах той женщины. – А это на Джемме она скакала-то, а?

– Она уплатила мне хорошие деньги, чтобы оседлать ее.

– Джемма – моя лошадь. Ты же обещал.

– Когда пройдет лето. В любом случае сейчас ты не должна ездить верхом.

– Они говорили, что она распутница.

– Она леди, – сказал он, повышая голос.

– Как ты считаешь, она хорошенькая? – Он не ответил, и она протянула к нему руку. – Дик, ты меня любишь, ведь да? – Внезапно потемнело. Ей стало холодно, она задрожала. – Дик? Дик?

Потянуло горелым. Языки пламени лизали темноту. Пламя было повсюду. Ржали лошади. Вверху раздался треск, и горящая балка обрушилась на нее. Она закричала. Побежала. Еще одна балка упала перед ней, следом падали и другие. Пламя со всех сторон. Какая-то фигура, шатаясь, шла к ней, фигура человека, горевшего как факел. Она снова закричала, повернулась и побежала – побежала в стену пламени.

Пламя распалось на красное зарево.

…Глаза смотрели на нее, близорукие глаза из-за плотных стекол очков. Озабоченные. Чей-то голос нараспев произнес:

– Чарли, теперь просыпайтесь, пожалуйста. Вы снова в настоящем. Вы больше не в трансе. Вы снова здесь. Вы в безопасности.

Она увидела это печальное, виноватое лицо, этот пробор, эти бакенбарды, эту кофту цвета высохшей горчицы… Морщинки в уголках глаз Эрнеста Джиббона изгибались с намеком на улыбку, одновременно с напряжением мешковатых челюстей. Подобно любознательной птичке, глядел на нее сверху в своем губчатом покрытии микрофон.

– Вы в полной безопасности, Чарли, – сказал Джиббон усыпляющим монотонным голосом. – Вы снова здесь.

Тугие предохранительные ремешки, казалось, врезались в ее кожу. Ее сердце глухо билось, порывисто наполняя пульс.

– Дик, – сказал гипнотизер. – Вы называли его Диком. Вы можете припомнить его фамилию?

Некоторое время она лежала без движения, а потом покачала головой.

– Вы поняли, где находились? Вы узнали это место?

Прежде чем ответить, она попыталась прояснить свое сознание, попыталась собраться с силами, чтобы поговорить.

– Лес – рядом с тем местом, где мы живем. Я думаю, что я спала… грезила… просто какой-то дурной сон. У меня есть приятельница, которая… – Она помедлила, отчасти от усталости, отчасти от смущения, и вяло улыбнулась. – Я… я ее ревную. Вероятно, ничего такого в этом и нет. Мне кажется, она затягивает в свою паутину моего мужа. Наверное, я и грезила о ней.

– Нет, вы находились в какой-то предыдущей оболочке, – сказал он так спокойно, словно болтал о погоде.

Его челюсти натужно вздымались и опускались, будто он что-то прожевывал. Слабый запах готовящейся еды просачивался в комнату. Мясо, картошка, соус… Она почувствовала тошноту. Слышались завывания сирены за окном и постукивание дождя об оконное стекло. Обычные запахи и звуки казались ей чужими.

– Что вы припоминаете о том мужчине, с которым были, Чарли?

– Я видела его раньше.

– Вы не могли бы сказать когда?

– Я рассказывала вам, что однажды уже подвергалась ретрогипнозу, еще до того, как пришла к вам. Я думаю, что это тот же человек.

– Вы можете описать его?

– Приятная внешность. Крепкий. С короткими каштановыми волосами. Коренастый, жилистый. Чуточку похож… Я полагаю, он похож на актера Брюса Уиллиса, только погрубее. Привлекательный.

Джиббон вытащил большой носовой платок в горошек и принялся протирать очки.

– Это был фермер?

– Да. – Ее голос затихал. – Я не уверена, но я так думаю.

– Вы жили с ним?

– Да.

– На вас было обручальное кольцо?

– Не знаю. У меня был медальон, тот самый медальон, который я нашла в консервной банке, ну, в той, что откопала. В той банке, которую я откапывала прошлый раз…

Он внимательно изучал ее.

– И вы были беременны?

Она кивнула.

– А что-нибудь еще можете вспомнить о себе? Про одежду, которая была на вас?

Чарли подумала.

– Какое-то платье. Вроде бы муслиновое.

Неторопливо водрузив очки обратно, он начал устанавливать их поудобнее, приспосабливая сначала одну сторону, а потом другую.

– А вы знаете, какое это было время? Какой век?

– Кажется, не особенно давно.

– Но насколько давно?

– Такое ощущение, что совсем недавно.

– Все прошлые жизни кажутся близкими, Чарли.

Гипнотизер медленно и равномерно дышал, из-за одышки звук был такой, словно он спит.

– Точно, это было недавно, – сказала она с пробуждающейся надеждой. – Та женщина сидела на лошади по-мужски.[9] На ней были бриджи. Так что я могла сходить к Желанным камням много лет назад и увидеть, как кто-то закапывает медальон, а потом забыть. Не правда ли, есть что-то загадочное в том, когда вы забываете, что делали или читали в детстве?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});