Аркашины враки - Анна Львовна Бердичевская

волны идут по озеру…

Артуру через прицел винтовки волн не видно, зато отчетливо видны отдельные цели. Он по-прежнему развлекается. Вот прямо у трибуны сияет белый женский профиль, это Ия, она раскачивается со всеми и с восторгом смотрит на Генриха, самозабвенно подняв руку с ключами на цепочке. А где-то далеко, в глубине площади, мелькнуло что-то ослепительно-красное. Что это? Артур ищет, ищет это горячее пятно и находит. Он наводит окуляр и видит Марию в красном платье. Она далеко и пытается пробиться к трибуне, к Генриху. Артур цокает языком, Мария такая красивая! Она так хочет пробиться сквозь толпу!.. Ах, какое у нее лицо и платье!.. И зачем ей этот смешной Масхара? Он, конечно, хорош, но уж очень толстый… и старый.

А Генрих, отовсюду видный, в мятой и просторной белой рубахе стоит на трибуне, на фоне темного Дома Правительства, там из окон всех этажей смотрят бледные лица… Им там страшно…

Но не смотреть они не могут… Артур в прицел видит, как Масхара берет два ключа – побольше и поменьше – и начинает слегка постукивать ими по микрофону. Звук напоминает тиканье часов. Артур прислушивается к тому, что говорит Масхара.

– Слышите? Тик-так, тик-так… Ну-ка, все вместе – тик-так, тик-так… Ромели саати… Ромели саати…[10] Это улетает время, которое нам осталось. Вернемся ли мы все сегодня домой? Тот, кто сидит сейчас на крыше вон того дома, может выстрелить, а может и не выстрелить… Я вам кое-что хочу напомнить. Тридцать шесть лет назад был год Змеи, как и нынешний. И на той же крыше сидели солдаты. Они не раздумывали, просто-напросто поливали из пулемета толпу на площади. Такой у них был приказ. Я не знаю, какой приказ отдан тому, кто сейчас смотрит на нас с крыши. Скорее всего, ему приказали сегодня шлепнуть какого-нибудь начальника. – Обращается к милиционеру: – Сержант, кто там сегодня записался выступить?.. Я не знаю сценария. Но все мы такое видели в голливудском кино. И в этом шикарном дорогущем кино, ребята, все мы с ключиками от наших домов – просто массовка! Безымянные заложники… Если нам повезет, погибнут не сотни человек, как тридцать шесть лет назад, а только десять, или два, или один… Те, кто дергает нас за ниточки, и убить сотню-другую не побоятся. Просто чтобы потом командовать миллионами… Но зачем ждать, что они там решат?.. Ребята, оставим их всех с носом!!! Пошли домоооой!..

Площадь немеет. Мегафон каркает в толпе:

– Провокация, это провокация!

Ия размахивает сумочкой, лупит по голове человека с мегафоном. Толпа оживает, гудит и хохочет!..

Но тут мальчик, друг Нины, вскакивает на каменный парапет и кричит Генриху:

– Я тебе не верю! Слышишь?!

И толпа снова смолкает, ждет.

Генрих поворачивается к Чико и говорит только ему, совсем негромко:

– Мы все на мушке, мальчик, понимаешь? Я знаю точно.

– Я тебе не мальчик! Чем докажешь?! Чем?.. Что, молчишь?.. Да чем ты лучше вон тех, трясущихся за моей спиной?! – Чико машет в сторону окон Дома Правительства. Масхара смотрит, смотрит на него с бесконечной печалью…

Какая-то простая отчетливая мысль приходит в голову побитому клоуну.

– Доказать? Это просто… – Генрих показывает на крышу, – Доказательство – вон там… Но ты ведь не поверишь, пока выстрел не прозвучит. И я бы не поверил…

– Масхара, берегись! – раздается чей-то крик из толпы.

Генрих видит, как к трибуне, молотя резиновыми дубинками по головам людей, пробиваются два здоровенных амбала в черных костюмах, при галстуках.

– Хорошо, мальчик, я докажу. Не так уж и сложно. Но слушай, Чико, если ты не убережешь мою Нину, я тебя с того света достану. Запомни!..

Генрих вынимает из-за ремня рацию, поднимает над головой. И говорит в микрофон – всем на площади:

– Эта штука – простая армейская рация… Слышите? Видите?..

Толпа снова гудит, но подчиняется Масхару. Генрих набирает побольше воздуха в легкие, чеканит слова:

– Я эту рацию отнял у одного мелкого мудака. Она еще тепленькая… воняет этим сучьим сыном… Дать понюхать? По ней, по этой армейской рации, ну совсем тайный, неизвестно чей агент связывался со стрелком. С тем, кто сидит на крыше. Тихо! Сейчас мы поговорим со снайпером… Я говорю – тихо!!! Слушайте!

Площадь застывает в ожидании.

Чтобы все всё слышали и всё понимали, Генрих прижимает рацию к микрофону и включает армейскую связь. Раздает щелчок. Масхара, большой мастер по имитации, вкрадчивым фальцетом секретного агента за номером шесть вызывает, ищет связь со своим подопечным:

– Восьмой, Восьмой, ответь Шестерочке. Восьмой, ты что, уснул?.. Шестерка на проводе! Восьмой, Восьмой, отвечай! Прием.

Этот голосок не прячется в армейской рации, он летит в ночном небе над всем городом.

И веселый снайпер Артур его, наконец, услышал. И узнал.

Голос Шестерки летит прямо с небо! Как же так? Артуру становится страшно. Он вдруг понимает, что кругом виноват! Он забыл включить рацию! И поняв это только сейчас, сразу включает. Как маленький, авось не заметят! Но что толку… Он, гвардеец оппозиции, играл в детские игры с боевой винтовкой! Ваи ме! Он отвлекался на женщин!

Артур слышит гнусный, глумящийся голос Шестерки… И продолжает молчать в ответ. Сейчас, сейчас он ответит, но не сразу. Потому что, пропади все пропадом, ему смертельно необходимо – в последний раз! – увидеть ту, что в красном платье. Как она рвется к кому-то! К кому?! Это же – любовь… Такое – не повторяется. Это надо увидеть.

Приникнув щекой к винтовке, он ищет красное пятно в толпе, находит, наводит резкость. Ах, если б эта старая винтовка была фоторужьем… Какой бы у Артура вышел кадр! Никогда, никто его не увидит… Артур отрывается от прицела, от красного платья Марии. Он прижимает рацию к уху. И отчетливо слышит голос, предназначенный ему:

– Восьмой! Восьмой! Ответь Шестому! Ответь Шестому! Прием!

Что-то щелкает в голове Артура, как в автомате, снятом с предохранителя. И, не успев удивиться, он слышит, как отчетливо, и в рации, и с небес, летит его собственный голос.

– Шестой, Восьмой на связи! Восьмой на связи! Прием.

И вся площадь, все разом выдыхают спертый ожиданием воздух – они слышат голос снайпера. В абсолютной тишине Масхара поворачивается к Чико:

– Ну вот. Слышишь? Доказывать дальше?

Чико молчит.

– Хватит! Не надо дальше! – это кричит Нина. Она стоит, обняв подушку, и вопит: – Хваа-атит! Дядя Гено, Чико уже поверил! Чико – скажиии!..

И площадь начинает кричать сотнями голосов:

– Дальше! Дальше!..

– Провокация!

– Прекратите!

– Дети, все ко мне, уходим!..

А сквозь толпу все ближе и ближе продираются к трибуне амбалы с дубинками.

Генрих уже не смотрит на них. Он знает – они не успеют. Он продолжает говорить со снайпером:

– Восьмой, посмотри на трибуну. Видишь клоуна в белой рубахе? Прием.

Артур отвечает на всю площадь:

– Шестерка, вижу клоуна! Я его знаю, это Масхара!

– Восьмой,