ЧЯП - Эдуард Веркин

Поезд кончился.

– Живой? – спросил Грошев.

– Живой, – Синцов сел. – Так, немного лоб поцарапал…

Синцов поднялся.

– Я тоже как-то залезал, – признался Грошев. – И тоже спрыгнул. Застеснялся. На них хорошо в бронзе стоять, а вживую так себе, странные чувства.

– Надо просто подождать, – предположил Синцов. – Памятник – это уже для заслуженных челов, это у нас еще впереди.

– Ты думаешь?

– Угу. Конечно.

Синцов был в этом не совсем уверен, во всяком случае, по поводу себя.

– Так ты их кинешь? – спросил Грошев. – Жетоны?

– Кину, чего уж…

Синцов отряхнул джинсы. Ему было неудобно и перед Грошевым, и перед проехавшим поездом – хотя он и не успел заметить, какой состав, пассажирский или грузовой, и отчего-то перед памятником тоже. Перед памятником наркому Валеву. Наверное, он здесь родился, решил Синцов. На этом безымянном разъезде. Валев.

– Ну, лови, – Грошев протянул Синцову жетонодержатель.

Магазин с жетонами оказался тяжелым не только с виду, в нем словно на самом деле лежали патроны. Синцов выщелкнул верхний жетон. Обычная железка с продавленными бороздами, три штуки. Жетоны, которые Синцов видел раньше, были двухбороздые. А здесь три. Надпись выбита с обеих сторон, «ГТС Гривск», тяжелый. То есть Синцову так показалось, вряд ли он мог быть тяжелее двухрублевой монеты.

– Как их использовать? – спросил он.

– Выпуклой стороной, – ответил Грошев. – Сразу опускать не спеши, придержи…

– А потом? – не понимал Синцов.

– Алгоритм такой. Опускаешь жетон, придерживая его пальцем. Потом отпускаешь совсем. После этого снимаешь трубку. Выжидаешь секунд десять, нажимаешь на рычаг. Жетон должен провалиться. Если он проваливается, значит, аутентичный.

– А потом? Как обратно достать?

– У меня универсальный ключ, не беспокойся.

– Как знаешь…

Синцов взял жетон, опустил в прорезь. Осторожно отпустил, жетон не провалился. Синцов снял трубку. Тишина.

Слушать тишину Синцову показалось глупо, поэтому он сказал:

– Раз-два-три, раз-два-три.

И никто не ответил, конечно же.

– Вызывает «Террор», вызывает «Террор», «Террор» на связи, – сказал Синцов.

Никто не ответил, конечно же.

Синцов нажал пальцем на рычаг.

В телефоне что-то клацнуло внутри, сдвинулись шестеренки, тронулись цепные передачи, сместились рычаги. Жетон провалился. Синцов услышал, как он пошел по внутренностям и в конце этого пути упал в желудок.

– И что? – спросил Синцов.

– Ничего. Нормально. Кидай следующий.

– И все?

– И все. Надо проверить, я же говорил. Тут один нюанс есть…

Грошев зевнул.

– Если вдруг… услышишь гудки…

– Не бойся, – успокоил Синцов. – Это будет не «Мазерати». Попрошу сто миллионов долларов, половину отдам тебе, я не жадный. Ну и «Мазерати», конечно.

– Да я не в том смысле…

Синцов опустил следующий жетон. Произошло то же самое, с тем же самым звуком, в трубке тишина.

– Молчание, – сказал Синцов.

– Тогда третий.

Синцов кинул в автомат третий жетон. Потом четвертый, пятый, двенадцатый. Они одинаково падали в глубины автомата, одинаково ничего не происходило.

Грошев наблюдал. Чуть издали, то ли с испугом, то ли с надеждой, Синцов не мог понять. Наверное, все-таки с надеждой.

На семнадцатом жетоне произошла заминка. Жетон встал чуть косо и после того, как Синцов нажал на рычаг, не провалился, а завис.

Грошев подскочил к Синцову, резко и неожиданно, Синцов дернулся.

– Ты чего?

– Что случилось? – Грошев уставился на застрявший жетон.

– Да вот, перекосило…

– Да, такое иногда случается. Ты стукни немного по боку аппарата, он и проскочит. Наверное…

Синцов хлопнул. В автомате щелкнуло, жетон действительно проскочил.

В трубке молчание.

Двадцать четыре жетона провалились в автомат, и теперь автомат выглядел… как-то сыто. Синцов понимал, что это субъективное впечатление, работа мозга, не более, но автомат на самом деле казался довольным. Как лягушка, наевшаяся комаров.

Последний жетон брякнул.

– И что? – спросил Синцов. – Что это значит?

– Ничего не значит.

Грошев пожал плечами. Он достал из кармана ключ, открыл сбоку от телефона дверцу и выгреб жетоны обратно.

– Это значит, что не повезло, – ответил Грошев. – Видимо, обычной удачи тут маловато, нужно что-то большее… Зато все жетоны рабочие.

– И дальше что?

– Дальше домой, – Грошев принялся забивать жетоны обратно в обойму. – Домой, спать. Тупой день был, бестолковый, надо признать.

– А с жетонами что?

– С жетонами все нормально. Сегодня вечером протру их спиртиком, чтобы не гнили, и в копилку. Годика через два-три буду потихонечку продавать, легенда уже есть…

– Легенда? А, ну да, архангел Михаил.

Он верит, подумал Синцов. Точно верит. Хотя в мифриловую броню куча народу верит.

– И это тоже, – Грошев снаряжал магазин. – Да и Чучел не подведет.

– Это как?

Грошев усмехнулся.

– Чучел фигура заметная, то, что он свихнулся и раздал коллекцию, станет известно. Уже, думаю, стало известно. А про его коллекцию и раньше ходили разные слухи. Так что когда придет время продавать, жетончики уйдут влет, в очередь встанут.

Грошев вставил в прорезь последний жетон, убрал жетонодержатель в карман.

– Вечер исчерпал себя, – сказал Грошев. – К тому же… У меня в горле уже песок. А ты как?

Синцов прислушался к себе и обнаружил, что да, горло подраспухло, точно с утра он слузгал полкило подсолнечных семечек и еще двести граммов хорошо прокаленных тыквенных.

– Примерно так же, – ответил Синцов. – Горло… Пора валить.

– Пора….

Но Грошев не спешил, Синцов двинулся было в сторону мотоцикла, но Грошев не торопился, продолжал стоять и смотреть на телефон.

– Что-то тут…

Грошев огляделся.

– Не нравится мне сегодня здесь.

Синцов ничего подозрительного не замечал. К вымершему поселку он уже успел привыкнуть, и чувство, что за ними наблюдают, улеглось и погасло.

– Ладно, сейчас проверим…

Грошев щелкнул по пластиковому кожуху автомата, поглядел на него с печалью.

– Пойдем, – он обошел пьедестал и погрузился в кусты, разросшиеся по периметру привокзальной площади. – Пойдем!

Синцов поторопился за Грошевым, напоследок не удержался и тронул синие качели, и они запели забытый блюз одиночества.

Метров через триста Грошев остановился возле яблонь.

– Ты чего?

– Такое ощущение… – Грошев понюхал воздух.

– Что мы здесь не одни, – закончил Синцов. – В заброшенных местах всегда так. Кто тут может быть… Тут же даже дышать трудно. И не проехать.

– Есть еще одна дорога, – сказал Грошев. – Но там дальше, к тому же бурелом погуще… там никто обычно не ездит.

И немного подумав, добавил:

– Там вообще почти невозможно проехать…

Грошев шагнул под яблоню, в тень. Синцов за ним.

– Что? – спросил Синцов. – Что-то не так?

Грошев не ответил, вытащил портсигар, почесал им подбородок.

– Курить будешь? – растерянно спросил Синцов. – Зачем…

Грошев ухмыльнулся, нажал на портсигар, и он раскрылся с металлическим звуком, и оказался совсем не портсигаром, а карманным биноклем «Минск».

– Ого! – восхитился Синцов. – Не знал, что такие бывают…

– А то, – Грошев приложил окуляры к глазам и стал подкручивать фокус колесиком. – Вещица знатная для тех, кто понимает. Купил пять штук таких как-то почти задаром… Вообще-то они театральные, но с этим я немного пошаманил, оптику поменял, фокус сдвинул, так что теперь штука не только красивая, но и небесполезная…

Грошев замолчал. Он прилип к биноклю и смотрел, Синцов стал тоже смотреть в ту сторону, но ничего не видел, ничего совсем.

– Что-то есть? – поинтересовался Синцов.

Грошев передал бинокль, Синцов приложился к окулярам. Несколько секунд перед ним покачивалась муть, потом очертания мира собрались, и Синцов разглядел заросшую дорогу и лес.

– Там, справа от наклонной сосны, – направлял Грошев.

Но ничего рядом с сосной Синцов не замечал, сосна клонилась… и все. Шишек слишком много, под их весом она и клонилась. Много шишек.

– Дай мне.

Грошев отобрал бинокль, стал смотреть сам.

– Ничего… Пойдем посмотрим.

– А воздух? У меня уже горло сильно болит…

– На, – Грошев протянул Синцову пластиковый пузырек. – Антигистамин. Должно помочь, мне помогало. Две таблетки.

Синцов не стал спорить, пузырек открыл, в нем не оказалось ничего, только вата. Грошев выругался, отобрал пузырек, выкинул в сторону.

– Ладно, ничего. Домой приедем, молока обязательно выпей побольше, лучше теплого, лучше с медом, должно помочь. Давай еще немного пройдем…

Они двинулись по дороге, все сильнее удаляясь от Бореньки, в другую сторону.

Грошев нервничал, Синцов замечал это. Он не нервничал вчера с медведем, не нервничал сегодня с гопниками, теперь нервничал.

На ровном месте.