Я тебе (не) подхожу (СИ) - Белозубова Ольга

— И что? Зачем подошла-то?

— Как зачем? В тот момент мне показалось, что он ну просто обязан знать, какое говно воспитал!

Я нервно хихикаю: что есть то есть.

— В общем, иду к нему навстречу и по пути давай его разглядывать сверху вниз. Он поначалу и не заметил, а потом увидел, положил трубку, нахмурился. Мол, что такое, вы вообще кто?

— А ты?

— А я у тебя умная. Как знала, не назвала имя. Неважно, говорю, как меня зовут. Он снова: что такое, я могу вам чем-то помочь? Ты представляешь, Алис? Он — мне! Уже помог чем смог, блин, воспитал такого сынулю. Буржуи проклятущие!

Тетя распаляется все больше, и я вынужденно ее успокаиваю:

— Тише, тише, ты чего, сейчас соседи сбегутся на твой крик.

— В общем, — продолжает она уже тише, — спрашиваю у него: вы отец Назара? Не то чтобы не знала ответ, но мало ли, вдруг все же обозналась. Он кивает. И все, Алис, у меня забрало-то и опустилось… — сконфуженно опускает голову тетя. — Ты меня знаешь.

Ага. Знаю. И уже предвкушаю продолжение.

— Я ему: мол, так и так, хочу как следует разглядеть отца, который воспитал такого сыночка. Он даже, кажется, растерялся. Спрашивает: какого такого? Можно подумать, и так не понятно. Ладно, думаю, сейчас растолкую. Говорю: такого, который считает нормальным и даже веселым разбивать молоденькой девчонке сердце, лишать ее работы и бросать беременной!

— О-о-о, — охаю я. Вот что значит взять быка за рога. Сразу к делу. — И как он отреагировал?

— Не поверишь, даже попятился. Давай меня рассматривать сверху донизу, прям как я его.

— Он, видимо, решил, что ты о себе, теть? — Смешок вырывается из меня помимо воли.

— Ну да. Я ему сразу и сказала, что нечего так пялиться на меня, я не о себе.

— И?

— Не знаю, чего я ждала, но явно не такого ответа. Он вдруг как задерет свой подбородок, как отчеканит с пафосом: Назар не мог так поступить.

— Чего?!

— Вот и я так же отреагировала. Говорю: тем не менее поступил. Видимо, весь в папашу. Ну и все, разворачиваюсь и ухожу.

— И он что, так тебя отпустил?

— Куда там. Пытался догнать, подробности ему, видите ли, нужны. Или хотя бы мое имя. И зачем ему мое имя, а? Я не сказала. Бросила ему напоследок, что подробности может узнать у собственного сына. Если у того, конечно, не как у матроса, в каждом порту по такой вот брошенной девушке. Села в машину и укатила. Еду и смотрю в зеркало заднего вида, как он недоуменно мне вслед смотрит. Все.

— М-да, — морщусь я.

В общем-то, все не так плохо, как я думала. Слава богу, никаких имен, явок и паролей. Однако узнать по тете — проще простого. Она у меня — огонь, ее сложно забыть, особенно, когда трындюлей раздает.

Пытаюсь представить, как себя чувствовал Виктор под ее горящим взглядом. Я в такие моменты желаю спрятаться подальше, хотя именно на меня она никогда не орала.

— Алис, может, Назар не узнал меня по описанию? Не понял, что речь о тебе?

— Пф, — закатываю я глаза, — поверь, твой боевой характер сложно не узнать.

— Ну сама посуди, прошло два дня. Может, Виктор и вовсе не говорил сыну о нашей встрече?

— Думаешь?

— Ну да. Или еще лучше: говорил, но им обоим все равно. Что будущему отцу, что будущему деду. Или, раз ты ему соврала, Назар и сказал Виктору, что я зря наехала, что ребенок не его.

— Да, — соглашаюсь я, — если так, то это самый лучший вариант из всех возможных.

Согласиться-то соглашаюсь, а сама вдруг чувствую дикое разочарование и обиду. Как Назар пел, что мечтает о детях, что любит их! А родная кровь оказалась не нужна. Не посчитал нужным проверить. Даже ни разу не набрал меня. Он хоть и в блоке, но я бы все равно увидела всплывающее уведомление о звонке. Но уведомления не было. Значит, не позвонил.

— Лисеныш, — вырывает меня из мыслей тетя, — у меня тут ма-а-аленький вопрос, ты как-то забыла об этом упомянуть. Раз ты не говорила Назару о своей беременности, откуда он вообще о ней узнал?

Глава 30

Назар

Я просыпаюсь и сразу об этом жалею, потому что ноет каждая клетка тела. Ощущение, будто по мне взад-вперед проехался многотонный каток. И еще раз, чтобы наверняка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пытаюсь пошевелиться, и меня пронзает жгучей, опоясывающей болью. Да мне в жизни не было так нестерпимо больно!

Где я? Что вообще случилось?

Пытаюсь открыть глаза, но получается не сразу. Вот уж никогда бы не подумал, что это может стать той еще задачей: веки так и норовят слипнуться снова. Еще и жутко неудобно — что-то мешает пошевелить головой, я пригвожден к подушке.

Когда наконец справляюсь, наконец понимаю в чем дело: на моем лице кислородная маска, а на шее — шина. Или ошейник. Или как оно там называется. Зачем?

Осматриваюсь. Вижу белый потолок и белые же стены. На входную дверь слева падают солнечные лучи, и в целом светло. Значит, день. Напротив меня на стене висит небольшая плазма.

Потом наконец фокусируюсь на своем теле, и глаза в ужасе расширяются: левая рука зафиксирована и в гипсе. То же самое и с левой ногой.

Какого хрена? Что со мной?

Я ведь был на дне рождении Макса, как очутился в этом месте? Макс, Макс… Напрягаю память, и вдруг вспышкой появляются нужные воспоминания. Телефон, программа слежения, женская консультация, разговор с Алисой.

И моя попытка вернуться, потому что не поверил ей.

Вот я перебегаю дорогу… Последнее воспоминание: на меня несется «Газель». Твою ж налево, меня что, сбили?! Похоже на то.

Интересно, сколько я уже тут?

Мне нельзя тут задерживаться, никак нельзя. Мне нужно поговорить с Алисой.

Пытаюсь дернуться, и опять организм отвечает приступом боли.

Черт! И вдруг боль исчезает, я будто отключаюсь.

Когда снова прихожу в себя, поначалу решаю, что вдобавок ко всему ослеп. Иначе почему такая темень? Чернота. Есть только она и ничего больше.

Слава богу, вскоре выясняю, что вижу очертания комнаты, просто ночь.

Выходит, отрубился.

Тело болит не так сильно, похоже, мне вкололи обезболивающее. А вокруг так тихо, что мне кажется, будто я слишком громко думаю. Но что мне еще остается, если больше ничего не могу? Только думать.

Точно помню, что мне снилась Алиса. Беременная. Я раз за разом спрашиваю, мой ли это ребенок, а она смотрит на меня и молча улыбается. Затем начинает исчезать в дымке.

— Я приду завтра, — обещаю ей.

— Зачем? — звенит в воздухе ее вопрос, а сама Алиса окончательно тает в воздухе.

Откуда-то знаю, что этот сон снится мне далеко не первый раз и свой вопрос она тоже задает не впервые.

Хороший вопрос: зачем я к ней хожу во сне.

И начинаются внутренние дебаты: две части меня начинают выяснять отношения на повышенных тонах, а я будто сижу в кресле и смотрю со стороны.

Первый я выглядит привычно, в обычных джинсах и футболке, а второй я сидит на возвышении в мантии и парике судьи.

— Ну так понятно, зачем хожу, — пожимаю плечами я. — В конце концов, мне ведь надо выяснить, чей это ребенок.

— Она не ответит, ты это знаешь. Но все равно ходишь, — парирует судья. — Так зачем?

— На что ты намекаешь? Причина одна, я же говорю: ребенок.

— Ты врешь. Повторяю вопрос: зачем?

— Ты достал, хожу посмотреть на нее! Доволен?!

— Это не все, Назар. Зачем тебе на нее смотреть?

— Просто так.

— Сам-то в это веришь?

— Ну-у, — мнусь я, — она красивая.

— Кхм-кхм, — прокашливается в кулак судья. — Красивых — вагон, поставь на ее место любую другую и ходи к ней. Но нет, таскаешься именно к Алисе. Почему?

— С ней интересно говорить.

— Правда? Она ведь всегда молчит, — изгибает бровь судья и гремит, приказывает: — Говори правду!

— Люблю я ее, люблю! Понял?! — взрываюсь я.

— Приговор вынесен.

Судья хлопает в ладоши и исчезает. Вслед за ним исчезает и второй.

Остаюсь только я и ошарашенно пялюсь в потолок.

Сердце стучит в районе горла, и меня начинает трясти.

Вердикт вынесен: Назар, ты кретин. Это ж надо было умудриться втюриться в Алису. Мститель хренов.