Гобелен - Фиона Макинтош

С внутренним содроганием Джейн ретировалась в узкий и короткий коридорчик, ведший в покои графа Нитсдейла. К нужной двери ее направила Уинифред. Джейн повернула ключ в замке и очутилась в графской спальне, убранство которой представляло собой какофонию стилей. Уинифред с Уильямом все вынашивали планы заново отделать помещение.

Уильям сопротивлялся любым инновациям в своей спальне; максимум, на что Уинифред удалось раскачать мужа – так это на бумажные обои в серо-голубую полоску. Их клеили прямо на штукатурку. Однако Уильям все равно вернул на место два огромных гобелена, которые совершенно не сочетались с обоями, чтобы жена помнила: он не потерпит иных произведений изобразительного искусства.

Кровать массивная, с вышитыми занавесями на четырех опорах. Джейн вспомнила – эту кровать, в числе прочего, им подарила на свадьбу королева-изгнанница. С оконными шторами балдахин не сочетался – те были сшиты из более плотной материи насыщенного тона и говорили о том, что хозяин спальни – настоящий мужчина. Глубокие кресла и широкий стол создавали зрительный противовес для ложа. Без сомнения, графская спальня являлась образчиком смешения стилей, но почему-то впечатление оставляла приятное. Возможно, потому, что Джейн оглядывала помещение глазами Уинифред, которая испытывала горькую радость, находясь в комнате любимого мужа. Пахло помадой, которую Уильям использовал, когда не носил парик; Джейн невольно провела пальцами по его гребню и щетке для волос. Выдвинула несколько ящиков – ей вдруг стало необходимо узнать все об избраннике Уинифред. Джейн трогала сорочки Уильяма, на миг прижала к щеке его мягкий шарф, вдохнула запах. Она гладила бархатные и парчовые камзолы, зная, что этим одеяниям Уильям предпочитает «фермерский наряд» – то есть костюм для верховой езды. Воспоминания нахлынули, как паводок, ибо сильна была любовь Уинифред к мужу.

Джейн задержалась возле миниатюр на фарфоре. То были портреты; Уинифред заказала их недавно, к годовщине свадьбы, как особенный подарок Уильяму. Четыре овала – два побольше, два поменьше; семейство Максвеллов в полном составе. Разумеется, стены Терреглса увешаны портретами, но у Джейн мало времени, некогда их разглядывать. Она до сих пор не оправилась от шока, который испытала в Траквере, в библиотеке невестки и зятя.

Теперь она без труда узнала каждого из изображенных. Вот Вилли – смотрит серьезно и горделиво, явно перенял это выражение лица от взрослых. Вот скромница Анна с целым каскадом золотистых кудряшек, очень похожих на кудряшки тети Мэри. А личико строгое, как у матери, которая во время позирования позволила себе лишь намек на улыбку. Джейн знала: Уинифред умеет смеяться от души; особенно часто она смеется, когда рядом Уильям. А вот и он сам, пятый граф Нитсдейл, – взирает на жену с последнего из четырех фарфоровых овалов.

Джейн представила Уильяма без парика – и сердце у нее чуть не выпрыгнуло. Как граф Нитсдейл похож на ее Уилла! Кажется, что граф с трудом сдерживает улыбку, добродушием лучится его спокойный и уверенный взгляд. Он словно видит Джейн насквозь. В лице ум и задор и капелька скуки – не иначе, Уильяму надоело позировать. Художник, изобразив графа в полном боевом вооружении, придал романтизма своей модели. Немножко нелепо для семейного портрета, но зато в тему, ведь Уинифред потеряла мужа в бою, избежать которого граф не мог, а Джейн лишилась жениха в неожиданной и противной ему схватке.

Поразительно, как зеркальны их с Уинифред судьбы! Джейн пришлось прислониться к комоду и переждать, пока схлынет натиск мыслей. Вспомнились слова прачки: мол, ваш путь к спасению Уилла начнется здесь. «Вы нужны обоим Уиллам» – вот что сказала прачка.

«Если графу не будет гарантировано спасение из тюрьмы, Уилл умрет. Избавьте графа от топора».

Джейн закрыла ладонями лицо Уинифред. Дрожь, охватившая ее, ничего общего не имела с простудной лихорадкой.

Топор! Все, буквально все рассчитывают, что Джейн остановит руку палача в кожаном колпаке; руку, занесенную над шеей Уильяма Максвелла! Какое варварство – рубить людям головы! Ужас просто. Джейн выдвинула ящик комода, обнаружила стопку отутюженных носовых платков с вышитыми графскими инициалами – без сомнения, работа Уинифред. На двух платках красовался фамильный герб. Был здесь и платок с неумелой вышивкой. Джейн вспомнила – это Анна старалась. Она взяла образчик вышивки девочки и еще один платок, высморкала распухший нос и оба платка спрятала в карманы. Джейн не представляла, какие вещи понадобятся Уильяму – наверняка он лишен самого необходимого, ведь его захватили прямо на поле боя. Впрочем, Джейн надеялась, что, будучи высокородным пленником, Уильям пользуется некоторыми привилегиями, в частности, услугами прачки. Допустим; а все-таки лучше положиться на интуицию Уинифред. Джейн взяла одну сорочку и смену белья – путешествие верхом не предполагает объемистый багаж.

Уже спускаясь по лестнице в гостиную, Джейн чувствовала себя гораздо лучше – в комнате мужа Уинифред взбодрилась; впрочем, она притворялась еще более сильной, чтобы застраховаться от воркотни Сары и Сесилии. Для полноты впечатления Джейн с энтузиазмом взялась за жидкую овсянку в мелкой оловянной миске, которую поставила перед ней Сара. Очень довольная аппетитом госпожи, Сара указала на солонку, но Джейн отрицательно качнула головой.

– Лучше дай мне меду, Сара, – сказала Джейн.

Служанка не сумела достаточно быстро скрыть удивление, но с готовностью отправилась в буфетную и вернулась с горшком меда.

– Знала бы – растопила бы мед, ваша милость, а то он, должно быть, загустел.

Вязкая сладость в сочетании с жирным свежим молоком, с которого Сара только что сняла сливки, сделала овсянку менее противной. Джейн очень хотелось лимонно-медового напитка – он смягчил бы ее воспаленное горло. Впрочем, она знала: требовать лимон в Шотландии начала восемнадцатого века – все равно что в этих же обстоятельствах места и времени рассчитывать добраться до Лондона поездом, за одну ночь, в комфортабельном купе.

– Что прикажете подать – эль или чай? – встряла Сара в мысли Джейн.

«Эль?»

– Чай, конечно. Спасибо.

Чай был очень крепкий, без сахара и с одной-единственной каплей молока. Впрочем, это не имело значения – напиток согрел Джейн, прогнал противную дрожь.

Затем Джейн намекнула, что ей понадобится уединиться в нужнике, и Сесилия поспешно ретировалась из столовой.

Явился Бран.

– Вот, принес для миледи, как ты велела, Сара, – сказал он и вручил экономке некую вещь.

Уинифред знала, что это такое. Она взяла из рук Сары серебряный ларчик и сразу ощутила исходящее от него тепло.

– Этого на несколько часов хватит, миледи, – заверил Бран, стаскивая шапку и продолжая топтаться на пороге.

– Спасибо тебе, Бран, – улыбнулась Джейн. Без сомнения, эта рукогрейка, способная уместиться в кармане ее жакета, сослужит в дороге хорошую службу. – Похоже, лихорадка отпустила, – бодро добавила Джейн. Она действительно чувствовала себя сильной после завтрака и чая.

– Лошади готовы, миледи, – сказал Бран.

– И все-таки я слишком нарядно одета, – раздумчиво обронила Джейн в адрес Сесилии.

Сесилия в знак согласия прикусила губу.

– Да, но что же делать?

Джейн порылась в воспоминаниях Уинифред.

– Мне нужен длинный плащ – такой, чтобы скрывал фигуру до самых пят. Мой плащ слишком легкий и короткий. Вдобавок плащ должен быть самого простого покроя и неброского цвета.

– Есть синий, и как раз нужной длины.

– Синий плащ с розовой шелковой подкладкой! Раз увидишь – не забудешь! Нет, не пойдет.

– Тогда возьми мой, – самоотверженно предложила Сесилия.

– Глупости! А ты в чем поедешь?

– У меня есть очень старый плащ, миледи, – вставила Сара, сама испугавшись собственной дерзости. – Ежели не желаете, чтоб вас кто заметил либо запомнил, он в самый раз будет. Да только очень уж он поношенный, да и надеваю я его, лишь когда в коровник иду. Зато он толстый и длинный. Возьмите, коли не брезгуете.

– До брезгливости ли мне, Сара? Да я рада с тобой поменяться! – И Джейн сунула Саре в руки свой плащ пунцового оттенка.

– Господь с вами, миледи, нешто я посмею этакую красоту принять?

– Брось, Сара. Сейчас мне от этакой красоты вреда больше, чем пользы. Бери. Не мерзни в коровнике и думай о своей госпоже. А сюда принеси свой старый коричневый плащ. Я его помню. Лучше не придумаешь для моего плана.

Сара поспешила прочь из столовой и скоро вернулась с длинным бархатным плащом. В подол давным-давно въелась грязь, Сара пыталась ее отчистить.

– То, что надо! – воскликнула Джейн, едва взглянув на широченные полы и огромный капюшон. Взяла плащ у Сары, которая, получив с хозяйского плеча обнову, сама стала под цвет подарка. Джейн завернулась в плащ, завязала ленту под подбородком. Плащ спадал донизу, обметал мысы кожаных башмаков. Джейн надела капюшон, щелкнула застежкой.