Гармония по Дерибасову - Елизавета Михайличенко

— Сын или кто?!

— Студент, — заулыбался Санька.

— Не женат, конечно? — зло тявкнул старичок.

— Не-е, — сказал Санька. — Мне еще рано.

— А мне что, по-твоему, уже поздно?

— Почему? — смутился Санька. — В вашем возрасте, наверное, всякое бывает. Вон у нас, Ким Назаров…

Старичок вскочил и сравнялся ростом с сидящим Санькой:

— Это в твоем возрасте всякое бывает! Наркотики, СПИД и прочая деградация… Где мать? Я, собственно, не с тобой болтать пришел, а с ней знакомиться. Ну что вылупился? Где Зинаида Владимировна?

— Так на работе, — развел руками Санька. — Только она мне, простите и не годится в матери.

— А кто же? — сощурился старичок.

— Ну, так, — сказал Санька, — просто… Позавчера познакомились…

— Ах вот даже как? — возмутился старичок, но тут в кухню вошел Михаил Дерибасов в неглиже.

Старичок растерялся.

— Доброе утро! — радостно сообщил Дерибасов. — Ну как, Санька, завтрак готов?

— А вы Зинаиде Владимировне кем приходитесь?! — с упором на «вы» произнес старичок.

Мишель поклонился:

— Дерибасов, Михаил Венедиктович. А что? И с кем имею честь?

— Ничего, — сердито сказал старичок. — Я по объявлению. Уфимцев Сергей Андреевич.

Дерибасов насторожился. Следовало оценить надежность московского плацдарма.

— По объявлению? — задумчиво протянул он. — Это по которому из двух?

Мелкая провокация неожиданно выявила в Уфимцеве присутствие юмора. Вернее, того, что раньше было таковым, а с возрастом, как вино в уксус, перебродило в сарказм:

— А по тому объявлению, по которому она страдает от одиночества! — он переводил обиженный взгляд с Саньки на Мишеля.

Мишель отвечал ему долгим задумчивым взором. Наконец морщины на его лбу разгладились и он сочувственно произнес:

— Вы решили создать семью?

— Я еще ничего не решил! — выставил ладонь Уфимцев. — Я всего лишь пришел просто познакомиться.

— Осоавиахим! — радостно завопил Мишель. — Как ты можешь спать?! Иди сюда! Познакомься с конкурентом!

Осоавиахим пришлепал на кухню босиком, но по-барски — в распахнутом тесном халате хозяйки. Он был недоволен.

— Чего еще? — тут он увидел пустую сковородку и расстроился. — Завтрак мой съели, так хоть бы поспать дали!

— Нельзя тебе спать, — уговаривал Мишель. — Тебе надо бороться за счастье в личной жизни. Вот с ним…

Санька радостно встрепенулся, жаждя развлечений. Но Осоавиахим погрустнел и обиделся:

— Товарищ старый, в возрасте ветеран. Уже пребывает на заслуженном отдыхе. А вы его зря обижаете. Грех это. И меня зря. Не буду я с ним бороться, я спать пошел. И хозяйку не обижайте, а то мы вас прогоним…

Дерибасов бумажным корабликом плыл по Москве.

Столица Мишелю нравилась. Ее мутная вода была несхожа с чистой назарьинской водицей. Здесь было можно. О да! Это был город деловых вертких людей! И среди них надо было сориентироваться, чтобы проложить единственно верный путь к смутно формулируемой, но явственно ощущаемой цели. Для начала надо было устроить свою судьбу за счет чужой. И, повинуясь намеченному психбольницей и закрепленному Уфимцевым рефлексу, Дерибасов искал свою судьбу.

Справа радостно шел Санька, слева мерно шаркал сонный, обиженный Осоавиахим.

— Одно тут нормалялек! — резюмировал Дерибасов. — Никому ни до кого нет дела. Интерес возникает, если событие выходит за привычные рамки приличий. А рамки здесь раздвижные. Поэтому нечего за них держаться. Будем зарабатывать на женщинах. Санька, будем?

— Это сутенерами надо работать?! — насторожился тот. — Нет, я, чур, не буду! У меня не получится!

— У меня получится! — обрадовался Осоавиахим. — У меня уже даже получается! Только меня, Миша, надо одеть попредставительнее. В товары народного потребления со знаком качества. Знаешь, это, — Осоавиахим мечтательно пощупал взглядом прохожих, — вот шляпу такую, а то моя зеленая совсем истлела. Костюм вон, блестящий, кожа это, что ли? И сумку, Миш, вот такую, ладно? — Осоавиахим тяпнул ремень чужой сумки, удивился оскорблению, но не стал отвлекаться. — Не обидь дядю, племяш!..

Обедали в пельменной. Осоавиахим выпросил у Мишеля три порции, а четвертую, повздыхав, купил сам, разменяв дерибасовский четвертак. Пока он долго считал сдачу, Мишель снова жалел деньги.

В квартале от пельменной, на Сретенке, наткнулись на рекламу брачного кооператива «Контакт».

— Я пошел искать этот адрес! — воодушевился Дерибасов.

Осоавиахим увязался за ним, заявив, что раз женщины в Москве даются так легко, то нужно выбрать что-то самое хорошее, чтобы не продешивить. Саньку взяли для познания жизни.

Женщин предложили много. Мишель ломался. Предложили еще. Мишель попросился подумать. Разрешили, но дома, предварительно заанкетив. Мишель явно не хотел уходить. Тогда ушел консультант — вышел по звонку. Вернувшись, он нашел все на прежних местах. Наконец, Мишель и K° откланялись.

— Э-эх! — сетовал возбужденный Дерибасов. — Когда большой выбор, выбирать страшно. Но… Девушка!!! — Дерибасов шарахнулся к шедшей навстречу даме. — Мгновение!!!

Дама ошалела.

— Простите меня! — попросил Мишель. — Но с вами на днях произойдет удивительная вещь! Долгожданная встреча настигнет вас на 37-м году жизни. Верьте! На этой неделе вам позвонят. Этот звонок решит вашу судьбу. Вы поняли?

Дама покраснела и взглянула на часики:

— Пропустите.

— Разве я не прав? — интимно зашептал Дерибасов. — Разве вам не 36, хотя вы выглядите на 29? Разве не зовут вас э… Алла? Разве вы не бухгалтер?

— Откуда вы знаете?! — заволновалась дама.

Дерибасов самодовольно улыбнулся и посмотрел мудро:

— Дело в том, что я… Впрочем, Дерибасов… Чхумлиан. Буддо-христианин… Экстрасенс. Путем самоусовершенствования достиг ясновидения. — Мишель подумал и добавил: — В общем, когда убедитесь, что я прав, и захотите пойти моей тропой, то… — Мишель выдал адрес Зинаиды Владимировны, как врач — рецепт. — Я не афиширую свой приезд. До встречи.

Пока Санька думал, удобно ли задавать вопросы, а Осоавиахим искал для них слова, Мишель уже перехватил истонченную дрожащую женщину.

— Мишка-то это, — сказал Осоавиахим Саньке, — чего он на эту болонку бросился? Первая хоть крепкая была… Знаешь, Санька, это он мне завидует. Что я так быстро в Москве обустроился. Вот и наскакивает.

Дерибасов на скамейке вершил чудеса общения:

— У вас, Оленька, возбужденное состояние, — тихо мурлыкал он. — Но это все суета. 28 лет — это начало жизни. И вы это должны знать лучше меня, вы ведь библиотекарь? Ну вот. Поверьте, боязнь будущего отнюдь не причина горести в настоящем. А ваша надежда уже стучится… вернее звонит. Один человек позвонит. И последующая за этим встреча может решить вашу судьбу. Но при условии, — Дерибасов воздел палец, — при условии отсутствия действия частицы «Ом». С этой минуты неделю не ешьте мясного… Позвольте оставить вам адрес… Только никому не давайте сведений. Я живу у учеников. Время жизни отмеряется посещениями. Захотите понять себя и будущее — спросите Чхумлиана.

Конечно же, Дерибасов забавлялся. Но не на пустом месте. На столе консультанта были отложены пять женских анкет с фотокарточками. Это были счастливицы, на которых, кто-то «положил глаз». Сделал это и Дерибасов, когда консультант выходил. А теперь женщины тянулись от метро к конторе ознакомиться с анкетами избравших их кавалеров и решить — позволить ли сообщить свой телефон.

Естественно, и Алла, и Оленька после встречи с Чхумлианом позволили. И кооператоры дали волю мужской инициативе.

С Зинаидой Владимировной Осоавиахим поссорился глубокой ночью, когда Дерибасову снился пронзительный сон о непреклонной Евдокии. Он как раз обнимал женину спину, припадая к ней, как к дереву, всей сущностью, и уже почти слился со спиной в едином потоке древесного сока, как вдруг за стеной низко и угрожающе, словно пылесос, взвыл Осоавиахим. Он упрекал Зинаиду Владимировну в чреслопоклонничестве и растлении ветеранов труда, грозил Богом и призывал в свидетели мир.

Зинаида Владимировна что-то отвечала, словно играла с кнопкой включения пылесоса — Осоавиахим замолкал и тут же завывал снова.

Воровато лязгнул замок, и Мишель, рванувшись в коридор, успел цапнуть за штанину уходящего в ночь Саньку.

— Ну, дезертир! — свирепо рыкнул Дерибасов.

— Я, дядь Миш, не дезертир! Я свободный гражданин своей страны, и в ее пределах могу идти куда хочу, — виновато объяснял Санька. — А деньги ваши я положил на стол. Кроме, конечно, вот этих 50 рублей, которые верну со стипендии.

Дерибасов задумался. Упускать Саньку не хотелось — в его лице можно было упустить случай. Мишелевская интуиция твердо знала, что Саньку можно положить на нужную чашу весов. Но сейчас Дерибасов не доверял никому, даже собственной интуиции.