Один на льдине - Владимир Шитов

На вулыци Зэлэноградской, — говорю и называю приблизительно номер дома, который стоит напротив дома Юдкина. — Хиба, трыдцять, кажу…

Легенда должна быть абсолютно достоверной.

Юдкин жил в доме № 31. Значит, напротив, думаю, расположен тридцатый номер.

И, говоря это, я, разумеется, не знал, что дома тридцать по Зеленоградской не существует: вместо чётной стороны там почётная: железная дорога, а по ней идут поезда…

8

Едем. Я все время ною что-то про женское коварство. Зашли в один дом на девятый этаж — пас: не то. Во второй, в третий. Менты заскучали:

— Поедемте к нам в милицию, — говорят. — Там переночуете, а утром по свежачку…

И я говорю:

— Ребята, як жи ж так? Вона жи ж меня обворовала до нитки, носки сменить не могу! Давайте посмотрим еще во-о-он тот дом! Вроде, похож!

Договорились с тем условием, что они не будут бить ноги по этажам, а я один слётаю. Они же постоят на улице и меня подождут. Я поднялся не на девятый этаж, а на третий, вышел из лифта и быстро спустился на второй. Звоню в квартиру, окна которой не выходят на фасад, а смотрят в сторону леска.

— Кто? — спрашивает хозяйка.

— Милиция! Откройте! — и когда дверь распахивается, я проскакиваю квартиру насквозь и с вопросом типа: "Здесь бандиты не укрываются?" Потом как кочегар дверь топки раскрываю балконную дверь, срываю и сую подмышку свою красную курточку и с балкона уже спрыгиваю на ничейную землю. Смею предположить, что когда менты в поисках меня обходили квартиры, то хозяйка этой квартиры вряд ли открыла им дверь.

Возможно, описываемые выше события покажутся кое-кому незначительными на фоне изобилия детективного чтива. Но то, что призвано развлекать обывателя, жующего попкорн, и то, что может испытать на своей шкуре обычный волк, когда попадает в капкан и отгрызает себе лапу — не одно и то же. Говорю эту прописную истину потому, что впервые, может быть, ощутил тогда время, как живую тварь, которая может быть верной тебе или неверной, другом или врагом, мчаться мимо с космической скоростью или идти, как в киносъемке "рапид" — непознаваемо медленно. Так вот в этом эпизоде из моей авантюрной биографии оно, время, словно бы пульсировало, то ускоряя, то замедляя свой бег…

А что, казалось бы, произошло? Ну, повезло в какой-то момент. Увы, господа! Закон жизни таков, что везения в нем абсолютный нуль. Одному человеку не повезло: он до ста лет жил на Крайнем Севере и не ел ничего слаще морошки. Другому повезло: он всю жизнь жил у южного моря и ел виноград и халву, а сроку той жизни было двадцать лет.

Я временно победил тогда этих четверых парней с Петровки, 38, кинул их.

Я просчитал и вычислил их ментовскую реакцию, заставил их совершить ошибку, переиграл и потому победил.

Но ведь хотел-то я по максимуму — я хотел победить Систему. Я не мог поверить тогда, что это не дано никому, ибо все преходяще — Система вечна. Вот на моих глазах прогнил и рухнул социалистический строй. Но не Система дешевой эксплуатации человека властью. Наверное, не было, нет и не будет идеальных, кроме галактических, систем. Как поздно понял это я, маленький, как песчинка, и ничтожный в своей гордыне, как плененный павлин, человек! Ведь единственное и непреодолимое мое состояние — одиночество. Свой среди чужих, чужой среди своих, "один на льдине" — вот моя блатная масть, вот моя бессрочная каторга.

9

Я взял таксомотор и поехал на конспиративную квартиру в гостиницу "Урал". Приехал. Буквально в ста метрах — Казанский вокзал, где в линейном отделении милиции остались не только прямые улики против меня, но прибавились к ним и косвенные — побег из-под конвоя. Действительно получается, что преступника тянет на место преступления. Перехожу улицу, направляясь к гостинице "Урал", и — вот он — милицейский на мотоцикле "Урал".

— Гражданин, стойте! — и свисток. Первый порыв — бежать! Как же так, братаны? Уйти от верного ареста и упасть, споткнувшись о порог пусть кратковременной, но воли. "Значит, — думаю, — уже ориентировки на меня разосланы… Паспорт у них остался поддельный, а фотография-то в нем настоящая!" Они уже наверняка всю Москву перерыли и перекрыли. Это же пятно на лацкане мундира: уже неделю вся Петровка не может поймать организованную преступную группу, торгующую фальшивыми билетами!

По тем временам все едино: билеты ты печатаешь или прокламации против существующего строя — катастрофа! Изготовление печатной продукции! Но есть такая поговорка: куда бежать, Антон, — пятая судимость!

Я остановился:

— Что случилось?

— Вы перешли улицу в неположенном месте, платите штраф пятьдесят копеек!

Спокойно, говорю себе, спокойно. Не дай Бог мелькнет на лице глупая радость, а он, небось, понтуется и усыпляет мою бдительность. Я говорю, что пятидесяти копеек у меня нет, а вот есть рубль, берите, сдачи не надо, я спешу.

Он:

— Нет, стойте! — Лезет в планшетку.

Зачем? Он в ней копается, ковыряется. Снова время у меня с милицией идет на противоходе и с разными скоростями, снова хочется сорваться, побежать, а там хоть пуля в спину! Он явно тянет это время, а я стою на людном перекрестке, горят светильники на столбах. Они как-будто подмигивают: жми на ноги, Колек! Наконец он достает и в самом деле выдает квитанцию и сдачу 50 копеек.

Прошли какие-то секунды для него.

Для меня промчались годы…

10

Прихожу на хату.

Сидят все наши, как юные рекруты: коньяк пьют, дым коромыслом — гулям! Как это понимать? Козлы и пидорюги!

И в который раз сама форма изложения понуждает меня комментировать некоторые неясности мотивации определяющих и направляющих жизнь поступков. Казалось бы: зачем я вновь и вновь связываю свою судьбу с этими беспечными захребетниками? А на это я скажу, что вожак не выбирает стаи — стая выбирает вожака. А мы и жили по законам стаи. Так сейчас живет большая часть общества. Что касается тюрьмы, то садился я — садились и они. С той разницей, что я никого не обстукивал и не брал греха на душу, что шел на зону с определенной репутацией: "один на льдине". С определенной репутацией козлов шли и они. В этом смысле мне было, наверное, легче переносить заключение. И где уверенность, что в моем криминальном ремесле другие были бы надежней? Все и всех сдают в большинстве случаев. Не будь этого — менты имели бы ноль в графе раскрываемости преступлений. Многие меня сдавали. В итоге, многие зарыты в землю. Кто в Филадельфии, кто в Киеве, кто в Тель-Авиве, кто в Москве, кто и в тюрьме не отмоленным и неотпетым. А я живу и пью иногда хорошую водку.

Прости же всех нас, Господи!

— Я вам сказал, чтоб каждый поезд проверяли? Чтоб уточняли в справочном бюро, такой поезд есть или его отменили сто лет назад?..

— Ну, так вышло… Так вышло… — Профессор Хубер, и все остальные, и иже с ним, и паки, и паки.

— А что теперь делать? Мы засветились! Мне нужно уходить в бега, на меня, конечно, всесоюзный розыск объявят… А на всю жизнь не скроешься… Ну, и что будем делать, господа жулики?

Мнутся, глаза долу. А что нас объединяет, кроме "бабок"? Ровным счетом ничего. Каждый умирает в одиночку, да не каждый — в одиночке.

— Ладно. Поеду в Конотоп, с мамой попрощаюсь.

Выписал себе новую форму два, новое служебное удостоверение[55] на фамилию Карельский. А надо было — Комяцкий. Почему? Да потому что следующий срок я отбывал в Коми АССР. Но обо всем по порядку.

Пошли мы всем гамузом в ресторан "Прага" на Арбате, хорошо погуляли. А я не пьянею и все ищу версию, которой надо будет держаться на следствии. И говорю своим:

— Что ж, ребята… Может, последний раз встречаемся… Я уже, можно считать там. Но вы, прежде чем прекратить всю эту деятельность, должны сделать маневр прикрытия: печатайте билеты на все направления и разбрасывайте помалу на вокзалах… Теряйте их с понтом. В вокзальном клозете, в кассах на подоконнике. Кто-то найдет, потом еще кто-то, еще десяток другой… Меня нет, а билеты валятся, как манна с небес. То есть, я был в Сочи, билеты — в Москве. Теперь я у них, у ментов, а билеты по-прежнему идут. Значит, они были до моего появления в Москве, появляются и в мое отсутствие. И создается иллюзия у ментов, что я ни при чем. Понятно? Оставляйте метки везде: в Киев поедете — пометьтесь, в Питер тоже, и так далее!

— Гениально! — орут кореша. — Колек, ты гений! Мы это сделаем!

— Все, до свидания!

Но история с акцией прикрытия на Гознаковской бухгалтерии повторилась по сути.

Тогда Юдкин сдрейфил, мягко говоря. Он не пошел и не изъял из бухгалтерии наши "автографы": накладные, доверенность, счет. Тогда менты с ног бы сбились, но ничего бы на нас не смогли найти. Десятилетиями бы "висяка имели" и наградных часов не получали. Я мог бы пойти тогда и сделать все это изъятие вместо Юдкина, но ведь он сам кормил свои четыре семьи и детей строгал сам. Большой уже мальчик-то был Юрий Грейманович.