Один на льдине - Владимир Шитов

А Хуберу негде сесть, он садится на табуреточку в темных очках, чтоб никто не мог перехватить его взглядов на табло. Принесены лимоны, шампанское. Ночь идет на утро, деньги визитеров — на убыль. Но сколько таких ночей впереди!

А гости идут. Садятся, садятся и садятся за ломберный столик.

Пять партий на картах Хубера, пять — на гостевых. Страховка от "коца".[53]

И все клиенты проигрывают. Проигрывают много. Потому что играют в открытую. И быстро потому, что играют в "деберц".

Не стану утомлять читателя излишними подробностями наших неблагочестивых и грязных дел, а скажу лишь, что по Киеву поползли слухи: на Подоле, мол, есть "хата", где "хлопают" всех подряд, как ОТК на конвейере. "Пацаны! Хата точно "заряженная", но как?! Чем?!"

Иные клиенты просили слезно: "Хубер! На тебе бабки, но расскажи: как вы смотрите? Что за система? Где электроника?"

Надо было сворачивать производство. И после двухмиллионного Киева мы поставили к "стенке" семимиллионную Москву.

4

Уже через 3 месяца я отпечатал первые железнодорожные билеты, и они получились отменного качества. Где взять компостеры? Знаю. На станции Лосино-Островская есть неприметный в отечественной индустрии заводик, где изготавливают те самые компостеры, что стоят в кассах вокзалов. Переделать их на ручную тягу — пара пустяков, главное, чтоб зубки клацали. Взял. В немыслимо быстром темпе и не чувствуя перегрузок, собрал я бригаду маланцев[54] из Черновиц, из других украинских городков, лежащих в дрёме далеко от Москвы. Я рассчитывал на то, что в случае чего все они попрячутся, как тараканы по щёлкам. И — привет, Москва.

На квартире Юдкина по улице Зеленоградской в доме № 31 и в одном из номеров гостиницы "Урал" разместилось наше уютное портативно-конспиративное производство. Оно было призвано помочь гражданам страны преодолевать вечный дефицит билетов в период летних отпусков. Там мы выписывали, штамповали и компостировали билеты. Потом реализовывали ту туфту. Вы спросите: как? Отвечаю, что найти и обработать в нужном направлении кассира гораздо сложнее, чем переделать компостер. И все же наши красавчики ухитрялись заводить знакомства с молодыми женщинами-кассирами и вступали с ними в плотные плотские отношения, а это значит, что аванпосты взяты без боя.

Вскоре на нас стали работать четыре кассы. По одной на Ярославском, Ленинградском, Казанском и Савеловском вокзалах. Разумеется, они не могли продавать большое количество эрзаца: информация о проданных билетах централизуется, каждый билет имеет номер, серию и засветить кассира значит завалить прибыльный криминальный бизнес. Но до десятка билетов в день из каждой тесной кассы уходило в большой мир приключений и путешествий.

И это не все.

Наши стахановцы становились в очередь к кассам возврата и имели билеты куда душе угодно. Подходят клиенты:

— На Ташкент сдает кто-нибудь?

— Есть на Ташкент.

Следом еще:

— На Алма-Ату два есть?

— Есть два на Алма-Ату.

И так далее. Контора пишет. С июня по август — вал денег при минимальных вложениях. И, как всегда, поставив дело на крыло, я отдалился от него и уехал в Сочи лечить свои кости.

Далее — Сочи, Мацеста, минеральные воды, ванны, баден-баден.

И наступает, как обычно, вдруг какой-то чувствительный сбой с перечислением мне доли. Почему?

5

Прилетаю в Москву и, не заходя на Зеленградскую, еду на главный наш рынок — на Казанский вокзал. Узлы, тюбетейки, запахи пота и клозета — пик сезона, повышенный спрос на мой товар. Гляжу — наши люди тусуются, как нынче говорят, у касс.

Подхожу к Юре Калинковицкому:

— Как дела, Юра?

— Хорошо! — говорит Юра. — Сейчас продам пару билетов, а потом пойдем в "Урал" и все, как следует, обсудим!

Годится. Юра берет какие-то билеты и сбрасывает мне в портфель ненужные ему два билета, а сам улетучивается. Я стою с видом ожидающего в своей весьма яркой красной курточке. Едва перевел дыхание, как вот он милиционер. И спрашивает, как хорошая девочка Красная Шапочка несчастного Серого Волка:

— А что вы здесь стоите: билеты, никак, покупаете?

— Да, — говорю. — Купил два билета, жду вот подругу, чтобы уехать…

При мне было удостоверение сотрудника МВД СССР, но в какой-то момент я сдрейфил и не понял ситуации и не предъявил его. Я подумал, что при любом раскладе я чист: билеты — не мои, рука, заполнявшая их — не моя. Купил-протупил — вот и все. Но, как говорится, жизни в сослагательном наклонении не бывает.

В итоге дрейфа:

— Пройдемте!

Хорошо. По дороге в отделение я успел скинуть это удостоверение.

В отделении меня встречает аж полковник и аж из Петровки.

— Здравствуйте! Покажите-ка ваши билеты, пожалуйста… Спасибо… О! То чего и следовало ожидать: и номер, и серия — наши…

"Нет, думаю я, не ваши, а, что характерно, наши". Мы ведь не могли напечатать миллион билетов различных серий и с различными номерами. У нас через каждые двадцать квитков все шло сначала и я, признаться, считал, что это несущественно для дела.

И вот я вижу на столе перед задумчивым полковником папку. В ней, в этой самой папке я вижу сотни и сотни этих самых "билетов".

— Иди сюда, присаживайся, — указал полковник на стул. — Кто ты? Откуда и куда путь держишь, добрый молодец?

Я перехожу на "мову" и простовато рассказываю на ходу сочиненную сказку: "Товарышу полковник, я приихав з Конотопу, йиду в Йошкар-Олу з гарной дивчиной. У нее в Йошкар-Оле бабушка, которая лечит травами ноги, а они в мэни дужечко бильненки…" Говорю, что она ушла в магазин и не вернулась, что хотел сдать билеты в кассу возврата.

— Ваш паспорт!

Показываю паспорт, где штамп "Паспорт выдан на основании справки об освобождении" мною технично выведен, а на его место поставлен штамп "Паспорт выдан взамен утраченного". Полковник кладет мой поддельный паспорт на свой неподдельный стол.

— Пишите объяснительную!

И, забегая вперед, скажу. Что где-то в объяснительной, написанной на скорую руку, я допустил, видимо, какую-то логическую неувязку.

А в ходе нашего с полковником разговора мне становится многое понятно.

6

Оказалось, что двадцать второго августа, как водится, поменялось летнее расписание движения поездов на осеннее, что ряд поездов отменен, появились новые, а иные стали отправляться в иное время, не поставив нашу фирму в известность, разумеется. И вот они сделали свой железнодорожный маневр двадцать пятого, а я, как с горы на лыжах, явился двадцать восьмого и прямо в капкан.

Сколько раз я твердил своим "служащим" слова Козьмы Пруткова: не верь глазам своим! Не верь сообщениям, что высвечиваются на табло — пойди в справочное, не поленись разлепить губы и спроси: нет ли в расписании изменений.

Но жадность мутит рассудок и губит фраера.

Вообразите, сотни таджиков, казахов, узбеков, которые пришли со своими узлами на перрон и ждут поезда, которого не существует в расписании! И они, горемыки, многоязыко поделившись недоумением по этому поводу, возвращаются на станцию не с миром, но с войной. Они требуют принять билеты обратно и вернуть им их мятые червонцы. И кассы какое-то время исправно возмещали убытки гражданам, но уже засекли, что все эти билеты выданы кассой станции Рабочий поселок Московской области. Может быть, туда не дошла свежая корректива? Звонят туда, а там и знать ничего не знают, и говорят, что даже серий таких в глаза не видели. И тут доходит до ленивых умов государственных служащих: неужели мошенничество?

Кассы возврата на всех крупных вокзалах были заблокированы и взяты под плотное наблюдение. И вот он — я. Судьба, господа! Судьба!

7

Полковник, конечно, не знал, что я и есть — воплощение того зла, с которым он в данном конкретном случае борется. Он посмотрел мои "билеты":

— Ага! Серия, номера, сходятся! Фальшивка! А когда вы приехали с Украины? Где ваши вещи?

Но уж это — извините: на всех вокзалах Москвы у нас были абонированы ячейки, где мы хранили средства производства и какое-то количество продукции. На Киевском тоже. Я знал, что она сейчас пуста и на нее указал. Тут менты садят меня в "уазик" и везут туда. Я один — их четверо. Я больной — они здоровые, я думаю — они мечтают. Они мечтают отличиться и пораньше вернуться домой потому, что пятница. И вот мы приезжаем на Киевский вокзал, я небрежно и уверенно открываю свою ячейку и — о ужас! она пустая. Я кричу, что меня обокрали:

— Вкралы сало, трошки мяса було, тай бис з ным, а электробриту дуже жалко!

Я говорю печально:

— Нэвжэ дивчина? Вона… А хто ж еще миг знаты код? Вона! То ж вона, видьмачка!

Менты смотрят украдкой на часы — им, ментам, домой охота. Но возникает соблазн отличиться — еще и воровку поймать. Главный спрашивает:

— Где вы с ней ночевали? Может быть, она там вас ждет?