Ожерелье княжны Гальшки - Алесь Мартинович

отец.

В ее взгляде он, правда, не увидел недавней насмешки, не чувствовалось в нем и прежней ненависти, а только присутствовала какая-то необъяснимая тоска. Она бывает у человека, внезапно ощутившего радость в жизни и вдруг осознавшего, что его счастье мимолетное. Проходит время, и оно исчезает, остается только серость будней и суровая проза бытия.

— А ты только со мной такая смелая?

Произнес он эти слова и увидел, что лицо Марыси посветлело, стало привлекательным, как и тогда, когда впервые приметил ее, а сердце опытного ловеласа забилось в ожидании ощутить во всей полноте радость любви.

— Приходится быть смелой, — сложно было понять, чего в сказанном больше, иронии или констатации.

Не понимала Марыся или не хотела понимать, что подобный разговор неуместен. Особенно, если принять во внимание, что беседует не с обычным мужчиной, а с римским посланником. Поэтому отец Антонио поспешил предупредить возможную неприятность, которая могла ожидать обоих, если на них обратят пристальное внимание:

— Нам нужно встретиться.

По ее взгляду чувствовалось, что она давно ожидает этого момента. Даже не смогла скрыть своего волнения. К ее лицу прилила кровь, а под одеждой — сразу это заметил — заволновалась грудь. Да и дышать Марыся стала как-то тяжело, словно он впервые обнял ее.

Однако он предлагал вовсе не ту встречу, о которой мечтала она, и поспешил внести ясность:

— Встретимся где-нибудь около реки…

Марыся вздрогнула, словно ее застали за чем-то недозволенным. Лицо посуровело.

— А я-то думала… — произнесла упавшим голосом, как обычно говорит человек, ожидавший чего-то важного, но осознавший, что это напрасно.

Чеккино стало жаль ее, если бы они находились в другом месте, обнял бы, попытался успокоить. Но не оставалось ничего иного, как повторить:

— Нам нужно встретиться. Очень прошу тебя.

И она снова сникла, стала покорной:

— Когда?

— После обеда.

Хотела уточнить место, но святой отец, не ожидая вопроса, уточнил:

— Там, где лодки причалены.

Совпадение, конечно, было случайным, но Марысе стало приятно, что отец Антонио, назвал то место, где она когда-то спасла Гальшку. Для Марыси оно было особенным, можно сказать, счастливым. Если бы не услышала она тогда крик маленькой княжны, никогда бы не очутилась в замке. А значит, не стала бы горничной, не встретила бы отца Антонио. Но не стала ему говорить, какие мысли у нее появились, посчитав, что в этом нет необходимости. Только, прощаясь, улыбнулась.

Это резкое изменение в ее настроении испугало Чеккино больше всего. Нельзя было заранее предугадать, как поведет себя в следующую минуту. Поэтому, спеша к реке, не был уверен, что разговор состоится такой, которого ему хотелось. Но иного выхода не было.

Если Марыся откажется, трудно будет заранее узнать, кто претендует на руку и сердце Гальшки, что думает об этом князь Острожский, которому дальнейшая судьба племянницы небезразлична. Несомненно, он приложит все усилия, чтобы не только не остаться в стороне, а добиться своего…

Стояла та ранняя осень, когда деревья успели покрыться первой позолотой, но днем солнце светит все же ярко, хотя нет уже того щедрого тепла, как летом. В косых лучах первые паутинки казались какими-то неестественными. Даже не верилось, что вскоре они дружной проседью украсят деревья и кусты.

Отцу Антонио нравилось это медленное увядание природы, когда все свидетельствовало о том, что через некоторое время она перейдет в свое новое состояние, такое же естественное, как и предыдущее. И точно также будет радовать своей красотой. В такие минуты созерцания его сердце наполняла грусть. Но эта печаль была легкая, вслед за которой появлялась радость, связанная с тем, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается, и даже его собственная дорога, хоть уже и измерена многими верстами, еще обязательно продолжится.

Остановился у кромки воды. От дуновения ветра на ней проступала легкая зыбь. Словно неприметные кораблики, покачивались на волнах опавшие с деревьев листья. А дальше от берега время от времени слышались всплески — это в вирах не находила себе места рыба, подросшая за лето. А вокруг была та тишь и благодать, которые иначе, чем земным раем, не назовешь.

Отец Антонио присел на большую корягу, вытянув утомленные ноги. Ему подумалось, что нет ничего прекраснее, чем эта обычность повседневности с ее красками, звуками. Он и раньше не особенно верил в загробную жизнь, не намного больше верит в нее и теперь, став духовным наставником. Но, как бы там ни было, вряд ли можно найти такие чудные картины, как здесь, на берегу реки. Ему показалось, что эти пейзажи даже более прекрасны, чем у него на родине. Конечно, природа Италии богаче по своему многообразию, но разве в одном богатстве дело.

— Что-то вы задумались, святой отец? — вывела его из раздумий Марыся, подошедшая так тихо, что он от ее голоса вздрогнул.

— Не земная благодать меня волнует, — но тут же исправился: — Не дела мирские, а дела Господние.

— И к чему вы пришли в этом размышлении?

Он посмотрел на Марысю и понял, что она произносит это потому, что в хорошем настроении. А если что и волнует ее по-настоящему, так совсем другое. А еще заметил, что она пришла не в повседневной одежде, а нарядилась празднично. Испугался, что это неуместно. Если увидят их вместе, разговоров не избежать. Что могут подумать, увидев, что она прибежала на встречу со святым отцом, собравшись, как на праздник?

— Могла бы и не наряжаться, — не удержался, чтобы не упрекнуть.

— Разрешения должна просить?

— Но все же…

— Антонио, — назвала она его по имени, что редко позволяла себе даже во время любовных утех в келье. По-разному называла, но только не по имени. И он этому не удивлялся, понимая, что существует все же барьер, который ей трудно переступить. Но слышать Антонио было куда приятнее. Словно уличенный в чем-то недозволенном, оглянулся.

— Антонио, никого рядом нет, — прежде, чем обнять его, сама осмотрелась по сторонам.

Он не удержался, сразу же забыл о зароке, который давал себе, подальше держаться от Марыси, и отозвался на ее порыв. Начал целовать неистово, словно ради этого и назначил встречу. Теперь уже не он, а она проявила осмотрительность:

— Отойдем в лес… Еще на самом деле увидят…

Повлекла за руку за собой, словно непослушного ребенка, который играет в недозволенном месте. Чеккино не противился, да и, по правде говоря, плохо соображал. В этот момент его итальянский темперамент начал проявляться настолько сильно, что готов был отдаться любви на берегу реки. Даже если бы в это время небо извергало молнии, а дождь лил как из ведра.

Марыся оказалась более осмотрительной.