Стая Тамерлана - Александр Михайлович Бурых

самое интересное пропустишь, — посмотрел на него Заседин.

В глазах Аркадия Николаевича загорались жадные огни азарта. Его лицо мало-помалу меняло спектр расцветки и становилось пунцовым. Портнов ткнул ногой сидящего внизу на куске неровного картона Соболихина:

— Видишь, что творится? Вот так будет со всеми твоими балбесами. Но если ты скажешь, где бумаги, они уйдут отсюда целыми.

— Да не мы это! Не мы, блин! Неужели тебе не ясно?! Нет у нас никаких бумаг! Как тебе еще доказать? Ну, как? — вскричал тот.

— Заткнись и подумай. Время у тебя еще есть. Но — мало.

Портнов вздохнул и повернулся к Заседину, который сидел на ряд выше. Короткая спортивная куртка задралась, и Соболихин заметил пистолет, заткнутый сзади за пояс брюк. Его измученный разум узрел моментальное избавление от всех бед, рука напряглась. Но Портнов, словно что-то почувствовал и тут же занял исходное положение лицом к арене.

* * *

А Тамерлан уже вел к рингу Сари. Эта трехлетняя сука отличалась от других собак непредсказуемостью и имела самый коварный нрав. Расцветкой, относительно длинной шерстью и широкой спиной она напоминала бурого медведя в миниатюре, только брюхо у нее было светлое, а морда, напротив, темнее остального окраса.

— Смотрите внимательно, — посоветовал Джафар, будто кто-то только и думал о том, чтобы отвлечься. — Она — великая актриса, ей в театре надо выступать! Да, самом большом. Смотрите!

Костя Гридин стряхнул с плеч руки подталкивающих его к калитке парней. У входа он взялся за железный столб, обернулся и встретился взглядом с братом. Леньке показалось, что они смотрели друг на друга вечность, и в глазах брата он прочел такие несовместимые чувства как смертельная тоска и ярость.

Костя почти не хромая дошел до середины квадрата, повернулся, выставил вперед руки и слегка присел.

Сари не бросилась сразу в лобовую атаку, она понюхала капли свежей крови на траве, облизнулась, села и начала чесаться. Создавалось впечатление, что обычная дворняга занимается нехитрым туалетом где-нибудь у завалинки в деревне. Зрители недовольно засвистели и заулюлюкали. Оправдывая репутацию опытной актрисы, сука, не обращая внимания на реакцию людей, изогнулась и принялась что-то выкусывать из густой шерсти на задней лапе. При этом она совсем не обращала внимания на застывшего перед ней человека.

— Эй, урод, чем ты ее опоил?

— Фас, фас!

— Возьми его!

— Ату!

— Да взгрей ты ее, ублюдок! — разразились негодованием трибуны.

Но стоило Косте переступить с ноги на ногу, как собака тут же вскочила и медленно пошла к нему. Когда она достаточно приблизилась, Гридин нанес быстрый удар ногой. Редкий боец успел бы на него среагировать. «Несмотря ни на что, брат в форме», — обрадовался Ленька, у него затеплилась надежда. Но Сари отпрянула назад легко, как будто данный эпизод был многократно отрепетирован ими, и удар прошел мимо. Взрыва не последовало и на сей раз — собака опять неторопливо двинулась вперед. И снова она без труда увернулась от ноги. В третий раз, словно упрекая партнера за однообразие приемов, Сари схватила носок зубами и дернула на себя. Костя поскользнулся на траве, упал на спину. Он попытался достать собаку другой ногой. Попал. «Как у нас с Митяем», — вспомнил Ленька свою последнюю драку.

Сари и в этот раз не стала форсировать событий. Получив по голове, она молча выпустила из зубов стопу, отошла назад и села, позволяя неприятелю подняться. Вообще за все время боя Сари не произнесла ни звука. Костя встал. Несмотря на краткость поединка, он тяжело дышал, на правую ногу опирался неуверенно; стало заметно, что он уже измотан, очевидно, сказывались побои, нанесенные ему ночью.

И тут сука без подготовки и заметных мускульных усилий взмыла в воздух и обрушила свою ускоренную полетом немалую массу на грудь человека. Два тела покатились по мокрой от дождя и крови траве. Гридин инстинктивно прикрыл горло подбородком, и клыки вонзились ему в лицо. Он оторвал от себя собаку и отшвырнул ее. Но Сари не дала человеку подняться, она снова кинулась вперед, пастью поймала летящий в нее кулак и стала грызть руку. Костя закричал что-то нечеловеческое, замолотил другой рукой, обрушивая на измазанную кровью морду град ударов, попытался зажать шею собаки между ног.

И добился только одного — Сари отпустила его, вывернулась из захвата, отскочила, в очередной раз села и начала облизываться. Как будто все, чем они до этого занимались, была всего лишь игра, а не битва за жизнь, и самое главное условие в этой игре — соблюдение опрятного вида.

С огромным трудом Гридин, опираясь спиной о сетку, поднялся. Его лицо было красной маской с белыми вкраплениями обнажившихся костей и единственным глазом, раздробленная кисть руки — месивом, которое он прижимал к груди.

Ленька, не помня себя, рванулся к брату. Его повалили на землю и вывернули руки.

— Давай его на цепь посадим, чтоб не дергался, — предложил один из охранников.

— Как это?

— А вот, у него на руке болтается.

Они сняли цепочку, обернутую в три раза вокруг левого запястья Гридина, оставили лишь один тур, а в образовавшуюся петлю вдели ножку стула. На стул тут же уселся охранник. Ленька был вынужден опуститься на корточки. На затылок давила тяжелая рука второго парня.

— Держись, Грид. Мы с тобой должны выжить. Обязаны! — услышал он глухой, словно из бочки, голос Махонина.

Сари смотрела на противника изучающе, примерно так взыскательный ваятель оценивает свое не очень удачное творение, и не двигалась. Можно было подумать, что собака дает полураздавленному человеку какой-то шанс.

Это была та пауза, что отличает таланты от бездарей, нет, она есть водораздел между талантливостью и гениальностью. Люди за сеткой ждали продолжения спектакля с нарастающим напряжением, в буквальном смысле затаив дыхание. Висела абсолютная тишина, при желании можно было бы расслышать столкновение дождевых капель в воздухе.

Пауза завершилась как раз тогда, когда ее и следовало закончить. Сари кинулась в атаку, но была отброшена. Ничуть не стушевавшись, она совершила ряд наскоков на прижавшегося к сетке Костю, всякий раз серьезно раня его. Человек отбивался все менее успешно, в его движениях сквозила обреченность. Вскоре он лишился последних сил, и, скользя по влажному металлу спиной, медленно сполз вниз. И тогда, дождавшаяся нужного момента коричневая молния, словно в апофеозе драматического спектакля, рассекла воздух и впилась в незащищенное горло.

Крепко удерживаемый Ленька зарыдал от собственного бессилия.

— Браво! Брависсимо! — закричал Портнов и повернулся к Заседину. — Супер, Аркадий Николаевич, это просто супер, она одна