За пригоршню баксов - Владимир Гриньков

– Кто из посторонних в здании? – быстро спросил Китайгородцев.

– Никого! Как договаривались!

Китайгородцев подтолкнул своего напарника. Тот торопливо пошел вперед, осматривая зал за залом. Бабушки-смотрительницы бросали ему вслед испуганные взгляды. Два метра роста, широк в плечах и лицом суров.

– Сразу пройдем в ваш фамильный зал? – предложил Марецкому Андрей Андреевич.

Был вежлив, но за вежливостью что-то скрывалось. Уж не затаенное ли раздражение?

Когда-то вступил в сделку со своей совестью, уговаривая себя, что действует в интересах дела, а позже обнаружил вдруг, что сделка оказалась невыгодной и крайне обременительной. Как интеллигентный человек, он трусил, не смея дать задний ход, но и выполнением принятых на себя обязательств тяготился и теперь сердился на себя самого, на окружающих тоже, только им старался неудовольствия не демонстрировать.

И Марецкий был не в духе. Шел через залы, взяв Патрицию за руку, но так он был тороплив и так невнимателен к своей спутнице, что казалось – тащит за собой провинившуюся девчонку, которой нужно задать хорошую трепку.

– Наш музей проводит научные изыскания, и в том числе отслеживает историю рода Тишковых – Марецких, – говорил Андрей Андреевич, обращаясь к златовласой спутнице Марецкого. – Род Тишковых сыграл большую роль в жизни этих мест, которые вы почтили своим посещением…

Патриция вежливо кивала ему в ответ, явно при этом не понимая ни слова. А Марецкий, погруженный в свои мысли, даже не потрудился объяснить экскурсоводу-добровольцу, что девушка не говорит по-русски.

В «зале Марецкого», как его окрестил про себя Китайгородцев, уже маячил охранник.

Андрей Андреевич забежал впереди гостей, встал перед ними с распростертыми руками, словно не хотел пускать дальше, и вкрадчиво произнес:

– Мы с вами находимся в зале, посвященном истории одного-единственного рода, одной семьи, которая заслужила такое право, которая жизнью всех своих представителей доказала, что имеет на это право…

Говоря, он обращался к Патриции. Марецкий по-прежнему не вмешивался.

– Сюда пройдемте, – предложил Андрей Андреевич.

Он увлек Патрицию за собой, а Марецкий поотстал. Обернулся к Китайгородцеву.

– Ты уверен, что не ошибаешься?

Все это время думал о сестре.

– Ей угрожает опасность, – сказал Китайгородцев.

– Там, в Германии?

– Думаю, что да.

– И что же с нею там случится?

– Вряд ли это будет убийство. Скорее всего – похищение.

– Зачем?

– Выкуп, – сказал Китайгородцев. – За нее потребуют выкуп.

* * *

Телохранитель Китайгородцев:

Связаться с Евдокимовым… Немедленно… Будет тревога… Если в Москве есть кто-то, кто за Марецкой присматривает… Если только заметят суету… Нет, пока никаких шагов… Пока нет плана – никаких шагов…

* * *

Подъезжая к кладбищу, Китайгородцев связался с Костюковым.

– Тут чисто, – доложил Костюков. – Было два «груза», мы их подняли и выпроводили.

«Грузы» – это пьяные. Словечки из прежней, милицейской жизни Костюкова. Так они и в «Барбакане» прижились.

Один «груз» обнаружился на самом подъезде к кладбищу. Так и не дошел до дома, бедолага. Лежал в придорожной пыли, никак не реагируя на происходящее вокруг него.

– О! – округлила глаза Патриция.

Обеспокоенно посмотрела на Марецкого. Тот что-то сказал на немецком.

– О! – опять произнесла Патриция, но теперь уже с ноткой осуждения.

Костюков дожидался их у памятников-новоделов. Второй охранник маячил поодаль.

– Ситуация начинает проясняться, – сказал Костюкову Китайгородцев. – Ты знаешь, кто ходит в любовниках Инны Марецкой? – И, не дожидаясь ответа, закончил: – Вице-президент «Сибнефтеальянса».

Костюков присвистнул и посмотрел на Марецкого и его спутницу, стоящих перед памятником.

– Значит, он никому не нужен, этот Марецкий?

– Никому, – подтвердил Китайгородцев. – Кто-то крутится вокруг него, имея целью его сестру.

Они думали, что неприятности угрожают Марецкому, но никак не могли вычислить его врагов. Тех людей, которые старательно плели паутину. А они не вокруг Марецкого ее плели, оказывается, а вокруг его сестры.

– Они все делают для того, чтобы у Марецкого состоялась поездка в Германию, – сказал Китайгородцев. – Он им в Германии не нужен. Им нужна Марецкая.

– Но почему именно Германия?

– Я не знаю. Или там им легче ее похитить, или прятать там ее лучше…

– А скорее всего – они боятся действовать в России, – высказал предположение Костюков. – Все-таки вице-президент нефтяной компании, человек со связями. Он поставит на уши всех. С одной стороны будут органы давить, милиция да фээсбешники, а с другой – паханы криминальные, их тоже подключат к поискам, без сомнения. А Германия – другое дело. На германскую полицию не надавишь. То есть этот ее любовник будет попросту выключен из игры. Ему ничего другого не останется, кроме как терпеливо сидеть и ждать.

– Не ждать, а собирать деньги, – поправил Китайгородцев. – Когда те ребята начнут ему по одному присылать отрубленные пальцы Марецкой, он долго не продержится. Уже после получения первой «посылки» согласится заплатить выкуп.

* * *

Китайгородцев всполошился, когда увидел, как Марецкий вытягивает из кармана трубку сотового телефона.

– Извините, вы не в Москву собрались звонить?

– Да.

– Сестре?

– Допустим.

– Не надо, – сказал Китайгородцев.

– Почему?

– Не надо, – повторил Китайгородцев. – Пока пусть все идет, как идет.

Он так хотел успокоить Марецкого, что даже взял его дружески под локоток, чего никогда прежде в общении с клиентами себе не позволял.

– Если вашей сестре угрожает опасность, то не здесь и не сейчас, а позже, в Германии. Будет лучше, если мы не будем поднимать тревогу. Хотя бы еще день или два. Нам надо определиться, как действовать дальше. Слишком все неожиданно.

Марецкий машинально продолжал попытки набрать телефонный номер, но в этой глухомани мобильная связь отсутствовала, и у него ничего не получалось. В машине у Китайгородцева был спутниковый телефон. Марецкому он об этом даже не сказал. Не надо тому звонить сестре. Лишнее это.

– Пока все должно идти так, как шло, – сказал Китайгородцев. – Никто не должен обнаружить, что мы что-то заподозрили. И уж тем более что мы поняли, против кого направлен удар. Вашу сестру ждут в Германии. Вот пускай она спокойно и готовится к поездке.

– А дальше?

– А дальше я пока не знаю, – признался Китайгородцев. – Предварительный план действий мы выработаем к сегодняшнему вечеру. Детальный – к вечеру завтрашнего. Но одно я могу сказать вам точно. Ни вы, ни ваша сестра в Германию не поедете.

– Ты сошел с ума? – сказал Марецкий.

Свою растерянность он даже не пытался скрыть.

– Точно, ты сошел с ума, – продолжал он. – Да меня там будущие тесть с тещей ждут. Уже пива наварили и тушеной капусты со свиными ножками наготовили. Ты хоть понимаешь, что от этой поездки зависит вся моя дальнейшая жизнь?

– Еще бы. Уж на ближайшие месяцы – это точно.

– Почему же на месяцы?

– Потому что все это время вы, отложив все другие дела, будете заниматься только одним – собирать деньги.

– Какие деньги?

– Которыми вы заплатите выкуп за вашу сестру. Поймите, что там, в Германии, она пробудет рядом с вами совсем короткое время. А потом ее похитят. По крайней мере, так планируется. Но те люди пока не знают, что мы об этом догадываемся. И только это их неведение позволяет нам спокойно обдумать наши дальнейшие действия.

* * *

– Все! – подвело итог прожитому Юшкин. – Хана!

Он лежал на кровати и смотрел в потолок. А лицо безжизненно-серое, прямо хоть сейчас выписывай свидетельство о смерти, все равно ничем иным дело не закончится.

– Прикончат, как пить дать, – произнес Юшкин бесстрастно.

– Кто? – осведомился его тюремщик.

– Твои же и прикончат. У меня еще была надежда. Думал, может, постращают, а я пообещаю деньги вернуть. Ну, хотя бы скажу, где и как их можно взять. Я же вижу, какое обхождение. Кормят, как в ресторане. Водку наливают не жмотясь. В общем, расслабился я. Нет, сначала испугался, конечно. Думал, что тебя как раз и определили в палачи. А потом вижу: нет, ошибочка. Ты и сам, видать, не в курсе. И я расслабился. Думал, ну не могут же они столько со мной возиться, если всего-навсего хотят убить. Давно убили бы. А так – вроде виды на меня имеют. А теперь вижу – хана. Прикончат меня.

– Зря ты так, – попенял ему парень.

Вроде как ручался за своих товарищей. Или начальников.

– Хана! – упрямо повторил Юшкин. – Все дело в том, что я ведь никакой не Марецкий. Юшкин я по паспорту. А они настаивали…

– Кто?

– Друзья твои. Слышал, что сторож сказал? Мы, говорит, постояльцев не фиксируем. А они ему – пиши! Ты понял? Им важно, чтобы записано было. Чтобы значилось: Марецкий. Вот под этой фамилий я умру.