За пригоршню баксов - Владимир Гриньков

– Значит, вы с ними заодно?

– С кем? – не понял Китайгородцев.

– Со следствием.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы акценты расставляете так же, как их расставляет следствие. В этой истории Игорь выглядит не в лучшем свете.

А ей хотелось бы представить его невинной жертвой обстоятельств. Слепая материнская любовь, переданная Инне Марецкой по наследству.

– Я рассказал вам эту историю только для того, чтобы уберечь от бесплодных шагов, – сказал Китайгородцев. – Вы будете биться, пытаясь доказать недоказуемое, а противостоять вам будет сильный и бездушный государственный механизм, которому совершенно неинтересно знать, как вы относитесь к собственному брату, но у которого зато есть неопровержимые факты, подтверждающие правдивость моих слов. Я хочу вас удержать от необдуманных поступков. Только и всего.

Марецкая долго молчала, будто забыла о существовании своего собеседника, и когда Китайгородцев уже решил напомнить ей о своем присутствии, женщина, все так же не глядя на него, произнесла негромко:

– Вы так легко и спокойно поведали об этой ужасной истории… То ли вы так бесчувственны… То ли просто не отдаете себе отчета в том, что я могу вас возненавидеть…

– Ненависть – это вряд ли.

– Почему? – очнулась Марецкая.

Она даже удивилась, как показалось Китайгородцеву.

– Потому что вы не сможете возненавидеть человека, который вашего брата защищал. Там, в мотеле, где мы жили, к Игорю пришел убийца. Он хотел отнять жизнь у вашего брата. Я не позволил.

– Каким образом? – заинтересовалась подробностями Марецкая.

– Я его убил.

* * *

Телохранитель Китайгородцев:

Мать всю жизнь говорила ему, что он не такой, как все. И он старался соответствовать. Он якобы был талантливым композитором, и неважно было, знают ли об этом окружающие. Главное, что сам он в это верил. Лично ему этого было достаточно. Жил в придуманном им мире, где он был успешен, благороден и хорош – во всех смыслах. Я однажды подумал, что даже история с фальшивой родословной – это не банальное устройство собственного алиби, а нечто большее. Игра, которая со временем ему очень понравилась, и он почти поверил в то, что можно вот так, как бы между прочим, вдруг стать графом. Как прежде он стал известным композитором. А еще раньше – талантливым мальчиком, не таким, как все. Главное – захотеть этого. Поверить самому. И уже потом убедить окружающих. Он начинал с обеспечения себе алиби, чуть позже это алиби превратилось в верительную грамоту, которую он хотел преподнести родителям славной немецкой девушки Патриции, а закончилось все надгробными памятниками на принадлежащих неизвестно кому могилах и родовой экспозицией в краеведческом музее. Банальная история разрослась и превратилась в часть жизни Марецкого, заменив жизнь реальную. Он хотел, чтобы его любили. И, кажется, ненавидел тех, кто отказывал ему в праве быть любимым. Возможно, он понимал, что бежавший из нефтяных владений Евстахова денежный ручеек в конце концов иссякнет, и согласился на гнусное предложение только для того, чтобы подстраховаться и обеспечить свое будущее. Но дело, как мне кажется, не только в этом. Просто Евстахов его не любил. Как человек практического склада ума, способный анализировать и делать безошибочные выводы, Евстахов видел Игоря Марецкого таким, каким он был на самом деле. А неверие в легенды наказуемо. Марецкий захотел отомстить. И судьба сестры стала всего лишь разменной монетой. Сестра хотела заменить ему мать. Она и любила его как мать. Так же безумно. Бездумно. Он к этому привык и считал, что мир вокруг существует для него одного, а он распоряжался им по своему усмотрению. Крутил этот мир в руках, как кубик Рубика. Только вместо головоломки – судьбы людей. И жизни. Костюков погиб. Кровь пролилась. Игры кончились. И сам Марецкий ушел из этой жизни. Мать его очень любила. Но Костюкова мать, наверное, любила не меньше.

* * *

– Мне следователь сказал, что там погиб один из ваших товарищей.

– Да.

– Он тоже был там… Где был Игорь… Он тоже его защищал?

– Да.

– То есть он за Игоря погиб?

– Да.

– И что… И что теперь? Вы его ненавидите, наверное?

– Кого?

– Игоря. Ведь это из-за него.

– Я не могу его ненавидеть. И любить тоже не могу.

– Почему?

– Мое дело – защищать. Поэтому – никаких эмоций.

– Наверное, вы просто стараетесь быть вежливым со мной.

– Нет.

– Тогда я по-другому спрошу. Если бы вы уже подозревали, что дело нечисто, что Игорь там замешан, а тот человек, о котором вы мне рассказывали, пришел бы, чтобы Игоря убить, – вы бы стали его защищать?

– Да.