Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

могу ответить на твой вопрос, так как никогда не жил с алкоголиком.

Ее пейджер завибрировал, и она покачала головой:

– Увидимся на обходе, дружище. Все в норме.

Эта бестолковая беседа с Эшли оказалась как раз тем, что мне было нужно. Она вела себя со мной так, словно ничего и не произошло. Мне не нужно было стыдиться. Мне не нужно было как-то оправдываться. Возможно, в следующие дни ситуация могла измениться, однако пока Эшли тактично дала мне знать, что я могу сосредоточиться на работе и не переживать о том, что подумают другие.

– Кстати, – добавила она, уходя, – кажется, ты сломал Карлтона. Просто жесть!

Глава 22

Я бросил взгляд на список своих задач, пытаясь расставить приоритеты. Нутром я чувствовал, что единственный способ прожить следующие шесть недель, не рвя на себе волосы от беспокойства, – еще глубже погрузиться в работу, сосредоточиться на пациентах. Это, с другой стороны, представляло серьезную проблему: мне предстояло провести месяц в окружении больных ВИЧ или СПИДом, при этом ожидая узнать, не стал ли я одним из них. Каждый пациент олицетворял мое возможное будущее, которого я так отчаянно надеялся избежать.

ВИЧ может портить жизнь не только побочными эффектами от лекарств или страхом умереть или заразить кого-то. Порой люди сами еще сильнее загоняют себя в рамки дискомфорта и мизантропии.

Основываясь на своем опыте с Дэвидом, я боялся, что в конечном счете перенесу на себя все симптомы моих пациентов – что сыпь у больного СПИДом станет моей сыпью, что хронический кишечный дискомфорт станет моей болью и мизантропия, распространенная на этаже с ВИЧ-больными, каким-то образом мне передастся. Многие здесь чувствовали себя никому не нужными, нелюбимыми, словно жизнь проходила мимо них из-за болезни, ставшей позорным клеймом. Мысль о том, что я могу стать частью этой группы, приводила меня в ужас. Настолько, что я принял решение сделать все возможное для улучшения здоровья своих пациентов, чтобы их состояние каким-то кармическим образом отразилось на моем собственном.

Первой в списке была пациентка с подозрением на некую контрабанду. Я обратил внимание, что пока по ней не было никакой информации. Ее поместили к нам ночью, и во время утреннего обхода нам предстояло зайти и к ней. Я поднялся по лестнице и собрался с духом, подходя к ее палате. Возможно, я был слишком близок к этой болезни, чтобы эффективно ее лечить.

– Можно? – спросил я, медленно открывая дверь.

– Можно, – ответил тихий низкий голос. Передо мной оказалась чернокожая женщина средних лет, весом не больше сорока килограммов. На ней были мешковатые штаны и белая футболка, а щеки и лоб были усыпаны десятками гладких бугорков, напоминавших иллюстрации следов оспы из учебника – болезни, которая была побеждена в 1979 году, еще до моего рождения. Бугорки отличались от нарывов, которые я видел у Дэвида, – не казались наполненными гноем. Они выглядели так, словно уже давно находились у пациентки на лице и в ближайшее время никуда не собирались исчезать. Что это могло быть? Корь? Ветрянка? Угри? Она отвернулась от двери.

– Кто это?

– Доктор Маккарти, – представился я. – Мне сообщили, что тут какая-то шумиха.

– Никакой шумихи, – сказала она, продолжая смотреть в сторону.

– Одна из медсестер написала мне на пейджер, – начал объяснять я, сделав паузу, чтобы подобрать подходящую формулировку, – потому что в вашей блузке было кое-что найдено.

– На мне нет блузки.

Действительно не было.

– В вашем бюстгальтере.

– На мне нет бюстгальтера.

Я начинал злиться и с силой выдохнул:

– Мне написали, потому что медсестра нашла кое-что и хотела, чтобы я взглянул.

– Ну так взгляните, – сказала женщина, повернув ко мне голову. Наши глаза поравнялись, и я безмолвно вздрогнул. Ее глаза были практически полностью белыми, словно неубранный снег на тротуаре. Как это могло случиться? Несколько перекати-поле пролетели по безмятежной равнине, которой стал в тот момент мой разум. Мой дифференциальный диагноз состоял исключительно из глаукомы. Моранис, наверное, мог бы запросто назвать тридцать потенциальных причин того, почему ее глаза могли так выглядеть.

– А куда мне смотреть? – спросил я.

– Сюда, – ответила она, показывая на стопку одежды. – Скорее всего, где-то здесь.

Она кивнула в угол комнаты – возможно, что-то да видела. Я снова посмотрел ей в глаза в надежде найти какую-то зацепку, которая бы все связала воедино, которая бы объяснила ее глаза, бугорки на коже и ВИЧ. Тупик. Я взял в руки рубашку в красно-черную клетку и шорты. В нагрудном кармане рубашки лежал небольшой полиэтиленовый пакетик с чем-то, напоминающим марихуану.

– Это в медицинских целях, – безразлично сказала пациентка.

– Правда? – спросил я с оптимизмом.

– Да.

– А для чего?

Она фыркнула:

– Я слепая. Бездомная. У меня СПИД. Продолжать?

– А для чего… именно?

Я был вполне уверен, что использование марихуаны в медицинских целях в штате Нью-Йорк незаконно. Может, больным СПИДом делали исключение? Я должен был это знать.

– Мне хочется вам верить.

– Тогда верьте мне.

– А у вас есть на нее рецепт?

Она отклонилась назад.

– А если и нет?

Я нахмурился:

– Я в сомнениях. Полагаю, мне придется, я…

Она покачала головой:

– Зачем вы так со мной поступаете?

Я посмотрел на зеленые листья в пакетике и снова вздохнул:

– Вы же понимаете, что мне придется об этом доложить.

Забавно было слышать, как я произношу эти слова. Должен ли я был об этом доложить? Я не был в этом уверен. В медицинской школе я часто имел дело с наркоманами, но никто из них никогда не приносил наркотики в больницу. Как по мне, это была работа охранника, а не интерна.

– Вы не обязаны это делать, – она обнажила свои желто-коричневые зубы. – Пожалуйста, пожалуйста, не надо.

В голосе пациентки слышалась нотка отчаяния, и я действительно не знал точно, как должен поступить. Был ли я очередным человеком, который пытался усложнить ей жизнь? Или же ответственным интерном, должным образом изъявшим запрещенный предмет и доложившим о нем? Как бы то ни было, какой смысл забирать у слепой бездомной, больной СПИДом, марихуану? Это казалось запредельной жестокостью. Как это соотносилось с заповедью «Не навреди»?

Общаясь с пациентом, очень важно уделять ему полное внимание, а не думать сразу о куче вещей. Иначе можно упустить необходимую для лечения информацию.

Я принял быстрое решение спрятаться за белым халатом.

– Мне не хотелось бы использовать эту фразу, но я просто делаю свою работу.

– Подойди, – сказала женщина, жестом подзывая к себе. – Подойди. Ближе.

– У нас обход, – сказал я, планируя было сбежать, но затем