Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

намека на то, что кто-то еще разбирался с последствиями случайного укола иглой. Кроме усталости на лицах, однако, я почти ничего не увидел. Когда с жирной пиццей было покончено, я заметил, как некоторые интерны украдкой хватаются за пояс, проверяя свои пейджеры, которых на этот единственный час на месте не было.

Кто-то взял меня за руку. Это была Ариэль. Клубок ее кудрявых рыжих волос был теперь разделен на два хвостика, как у Пеппи Длинныйчулок.

– Пойдем, – прошептала она, направляя меня к выходу, – в «Вендис».

Мы молча шли по коридору, доедая пиццу. Это была первая нормальная еда, побывавшая у меня во рту после фалафеля из палатки. Ариэль улыбнулась и нежно похлопала меня по спине, словно я был ребенком, а она хвалила меня за то, что я ем.

Из-за расписания наших дежурств я общался с Ариэль больше во время обходов, чем наедине. Она почти ничего не знала про меня, равно как и я про нее, но внезапно я почувствовал, будто мы старые друзья. Мы многое вместе пережили в интернатуре: ей этого было достаточно, чтобы прийти мне на выручку, когда собрание интернов обещало принести больше тревоги, чем успокоения.

– Как по мне, – сказала Ариэль, когда мы зашли в пустой лифт, – ты мог бы сам учить этот класс.

– Спасибо, что спасла меня.

Я ничего не знал о том, был ли кто-то из моих коллег в той же ситуации – укалывался ли зараженной ВИЧ иглой.

Лифт нырнул вниз, и я почувствовал, как внутри меня закипает злость. Может, в этом году и было шесть инцидентов со случайным уколом иглой, однако сколько из них было связано с зараженной ВИЧ кровью? Скольким еще интернам вручили пакет с таблетками, которые они будут прятать в своих шкафчиках? Сколько еще переживали, что не смогут завести детей, не заразив их вирусом? Волна обрушилась на выходе из больницы.

– Черт! – выпалил я, пока мы шли вместе по улице. – Я чувствую себя долбаным дерьмом! Срань!

Вместо того чтобы пропустить мои слова мимо ушей, Ариэль нагнулась и специально стукнулась со мной плечами:

– Долбать дерьмо? – спросила она. – Я слышала, так лучше не делать.

Я засмеялся.

Мы шли по Бродвею, большей частью молча, и несколько минут спустя уже были в «Вендис».

– Два двойных чизбургера и два молочных коктейля, – сказал я, понадеявшись, что моя спутница не вегетарианка. Я представил себе, какой была Ариэль в прежней жизни, когда работала консультантом, – как устраивала в обед встречи с клиентами за стейком, обсуждая рентабельность.

– Смотрю, аппетит у тебя никуда не делся.

– Типа того.

– Даже представить не могу, – сказала она, – каково тебе пришлось вчера.

– Я не особо хочу об этом говорить.

– Я тоже, – сказала она, пока мы несли еду в небольшой закуток. Мы чокнулись коктейлями и оба инстинктивно потянулись к поясу, где обычно висели пейджеры.

– А ты когда-нибудь смотрела сериал «Спасительный звонок»? – спросил я, все еще думая про марихуану, которую забрал у Дре, и свое решение доложить о ней.

– Пару раз видела.

– Там была сцена, – сказал я, готовясь процитировать, пожалуй, самую известную фразу из сериала, – когда одна из девочек, Джесси Спано, подсаживается на таблетки с кофеином и у нее происходит срыв. Она начинает плакать и кричать: «Я так рада, я так рада, я так напугана».

Ариэль опустила мизинец в свой молочный коктейль[70] и улыбнулась:

– Мэтт, ты что, чувствуешь себя на месте Джесси Спано?

Ариэль была доброй душой. Она могла трепать языком с кем угодно. Шли недели, и я начал понимать, что существует два типа интернов: те, кто после колледжа пошел прямиком в медицинскую школу, и те, кто успел попробовать себя в чем-то еще. Интернам из второй группы общение с пациентами явно давалось проще. Я вспомнил о том, как Ариэль сообщила молодой женщине об обнаруженном ВИЧ. Это была непростая ситуация, но она прекрасно с ней справилась. Уж точно лучше, чем это сделал бы я. Она вела себя спокойно и непринужденно. Возможно, причиной был попросту возраст и сопутствующая зрелость, хотя дело могло быть и в чем-то другом.

Пока мы ели, я раздумывал, рассказать ли Ариэль про свой укол иглой – словно мне будет проще поставить в случившемся точку, проговорив все до мельчайших подробностей. Мне никак не удавалось подобрать подходящие слова, чтобы не казалось, будто я хочу, чтобы меня пожалели, или же пытаюсь раздуть из мухи слона. Ариэль не была моим психотерапевтом, равно как и не была моим врачом.

– Знаешь, – сказал я, выглядывая в большое окно, – все то, что мы делаем изо дня в день… это все так странно, – она кивнула. – Как если бы это был какой-то фильм. Или сериал. Или книга.

Она усмехнулась.

– И временами, – продолжал я, – на самом деле очень часто у меня такое чувство, будто что-то не сходится.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Она была одним из лучших выпускников. Порой мне казалось, что она мне подыгрывает.

– Правда?

– Ага.

– Иногда я переживаю, что представляю опасность – для себя, для своих пациентов, – наверное, мне все-таки хотелось об этом поговорить. Этот укол еще больше подорвал мою уверенность в себе, и мысли о случившемся съедали меня изнутри. Нужно было с кем-то поговорить, чтобы не справляться со всем в одиночку. – Эти переживания со мной не постоянно, но иногда подобные чувства возникают.

– Мы могли бы выбросить тебя в бак для опасных отходов.

– Думаешь, я влезу? – спросил я, приподняв брови.

– Мэтт, – сказала Ариэль, отложив бургер, – это был несчастный случай. Ты же сам слышал: уже семь случайных уколов в этом году.

– И, – продолжил я, – я невольно задаюсь вопросом, подходит ли эта работа мне по характеру…

– Погоди, – сказала Ариэль, вставая. – Давай закажем еще.

Мы снова встали в очередь и принялись изучать меню. В том, чтобы закрыть глаза на рекомендации врачей и вдоволь объедаться двойными чизбургерами с молочными коктейлями, было некое упадничество и ребячество. Я представил, как тысячи крошечных картошек фри закупоривают мои артерии.

Самый страшный кошмар начинающего врача – ответственность за жизнь пациента, больного редкой, не знакомой ему болезнью.

– Такое чувство, будто… – я пытался подобрать подходящие слова, чтобы описать свое смутное беспокойство. – Это прозвучит глупо, но… У меня такое чувство, словно я стена, которую нужно покрасить. И день за днем меня поливают краской, – Ариэль ухмыльнулась. – И каждый раз, когда я вижу нового пациента, на меня выплескивают немного краски.

– А какого цвета эта краска? – спросила она, запихивая в