Шоссе Петля - Олег Новгородов

представлял себе отчетливо, как будет возвращаться – он только знал, что это надо сделать в обход.

Егор пробрел почти километр пустырем, и долго потом удивлялся, как остался жив. Это было опасное предприятие. Коварный гладкий лед, отовсюду торчит арматура – раз или два он чудом не напоролся на стальной штырь. Сзади слышался приглушенный ветром вой: то ли дворовые опольцевские собаки развылись хором, то ли голосили потревоженные призраки в квартире Коваленко. Егор перебрался через насыпь железной дороги-одноколейки, поскользнулся и едва не полетел вверх тормашками.

Остановился по наитию, в кромешном мраке – ровно за шаг от падения: овраг. Он не отважился заглянуть в него, чтобы не увидеть вскарабкивающееся по откосу чудовище. Принял правее и стал пробираться к шоссе Петля. Зубами стянул перчатку и посмотрел на часы: без четверти одиннадцать. Навряд ли в такое время здесь можно встретить людей… Но, не успел Егор определиться, плохо это или хорошо, как вдалеке показалось несколько движущихся фигур.

И двигались они в его направлении.

Сперва у него отлегло от сердца: призраки не ходят толпой и не похожи на гопников. Но в следующий миг он спохватился: гопники! Это может быть и похуже привидений. Разве его не предостерегали? Егор прищурился. Процессия шла цепью, затылок в затылок, бесшумно и уверенно. Расстояние стремительно сокращалось, и через минуту Егор пересчитал противников – шестеро. Ножом не отмашешься… Он расстегнул куртку, нащупал рукоять. Умирать было не страшно, но обидно. В кармане завибрировал мобильный – блин, ну кто там еще?!

Шестерка рассредоточилась полукругом, отрезая ему пути к бегству, оставив единственную альтернативу: прыгать в овраг. Вспыхнул фонарь.

- Егор! – воскликнул мужик с фонарем. – Нестеров!

- Я за него, - отозвался Егор. – А ты кто?

- Не трогай нож, - луч фонаря уперся в землю у его ног. – Бойцы, отставить.

Парни сделали по полшага назад. Егор украдкой обшарил их взглядом: пацаны в очень свободной одежде, удобной для драки, и у каждого – обрезок газовой трубы.

Командир «группы» посветил фонарем себе в лицо.

- Узнаешь? – спросил он и встал к Егору вплотную. Руку не протянул, но хлопнул по плечу. – Здравствуй, земляк. Постарел… Ты чего здесь?

- А ты? – огрызнулся Егор.

- Молодых натаскиваю, - ответил командир. – Тропа разведчика, как бы. От нас только в спецуру служить уходят. Сам как? Кости срослись?

Егор кивнул.

Когда-то его самого военкомат запихал в ВДВ (хотя он просился во флот). Комроты – зверь в человечьем обличье – учил «духов» чистить полы зубочисткой и набил рядовому Нестерову морду, когда тот высказал ему, кто он и что он. Каждые полчаса после отбоя новобранцев будил сатанинский ор: «Рота, подъем!!! Упор лежа принять!!! Пятьдесят отжиманий!». Перед первым прыжком с парашютом Егор впал в ступор, и комроты вышвырнул его в люк. Зря он это сделал: ступор углубился, и десантник слишком поздно дернул за кольцо.

Дознание замяли, Егор, лежа в госпитале, взял вину на себя – растерялся, запутался в стропах, плохо сгруппировался при падении. В люк его никто не вышвыривал – сам, сам. Комроты навещал его, приносил сигареты и пожрать, и говорил: живи, ты встанешь, ты сильный. Егор орал от боли, и комроты сам колол ему обезболивающее. И, уже комиссованного, проводил до автобуса, неся его рюкзак, помог забраться в салон и повторил: живи, боец, не сдавайся.

С тех пор Егор не видел лейтенанта Кузнеца.

- Дальше – без меня, Руслан за старшего! – рявкнул Кузнец. «Бойцы» вновь вытянулись в цепь и заскользили над оврагом. – Егор, - повторил он. – Что ты тут делаешь?

Жесткий тон на корню зарезал всю, и без того небогатую, сентиментальность момента. В нем прозвучало: я уже не злой лейтенант, я уже не добрый лейтенант, я уполномочен спрашивать, а тебе придется отвечать.

Ежась от ветра, который закаленному Кузнецу был нипочем, Егор честно рассказал, что помогает родственникам сдать квартиру. Кузнец усмехнулся.

- Ух ты, - поддакнул он. – Допустим. Но квартиру ты сдаешь в четыре «А», а какого лешего ты в 19 корпус 3 ловил?

Интуиция не ошиблась: действительно, за Егором следили.

- В девятнадцатом жила раньше моя жена, - пробурчал он, догадываясь, что лейтенант Кузнец делает ему одолжение, ведя полевой допрос в мягкой форме. – В 2006 году у нее случился нервный срыв: соседку зарезали. И та, раненая, напрашивалась к Женьке «пересидеть», а потом пряталась в палисаднике. Я хочу разобраться, как всё было. Потому что Женька боится сюда возвращаться.

Лейтенант пристально взглянул на Егора.

- Женька – это, надо думать, Соколова, - пробормотал он. – Меня когда в войска призвали, она в выпускном доучивалась. Батя писал, что ее в психушку приняли, но почему… Соседка… Коваленко, что ли? Она… Ну вроде было что-то такое… Для чего ты теперь в этом копаешься? Коваленко дуба врезала, Соколова – жива, и, по ходу, здорова, коль ты с ней семью завел. – Он помолчал и вдруг, как бы небрежно, спросил:

- Ничего там не видел? В девятнадцатом?

- К примеру?