Шоссе Петля - Олег Новгородов

- Старпом повел глазами в сторону участкового, - получил приказ сверху: обеспечить жильем и работой. Полагаю, Крыма ставили на якорь, чтобы не колесил по стране и был под надзором. Но у Георгия Иваныча дел навалом, а Крым поначалу вёл себя тихо-мирно. И лишь год назад взялся за нож… Повскрывал кое-кому животы, а когда допетрил, что его вот-вот возьмут, сиганул с крыши. Всмятку. Следствие остановилось на том, что Крым имитировал Люберецкого людоеда. Я вас, Егор Алексеевич, вот о чем хочу спросить: кто вам наплёл, что людоед похоронен у нас в овраге?

Егору наплёл об этом Бобров, а Боброву – Людмила. Ее, маленькую, ссылали летом на Опольцево к родне, а сказка о Мясорубщике, похороненном в овраге, била рейтинги прочих детских страшилок. С Боброва бралось честное благородное, что он никому не проболтается, поэтому Людка и разозлилась, когда он проболтался Егору. Но сейчас Егор мысленно пересчитал хронологию, и по новым подсчетам Раскроев никак не мог быть т е м Люберецким людоедом: он тогда сам пешком ходил под стол.

- Карлыч, хватит тянуть резину, суть давай, - проворчал Савияк из кресла.

- А суть такая, - отрезал Старпом, - что никого в нашем овраге не хоронили. Мы что же, по-вашему, племя дикарей? А сами вы не из топовых блоггеров?

Егор развел руками. Вот продвинутый пенсионер! «Из топовых блоггеров», угу. Понаберутся модных словечек…

- Он Женьки Соколовой муж, - пробубнил участковый себе в нос.

- Как там Женечка? – участливо осведомился Старпом. – Подлечили ее?

- Подлечили, - кивнул Егор. – Чувствует себя хорошо. В отличие от своей соседки Коваленко…

- Стоп машина! – гаркнул Старпом, выставив перед собой ладонь. – Коваленко. Так! Насчет нее. Приехала сюда из Раменского. Торговала собой. Успешно торговала, но с местными не связывалась: только с московскими, у кого денег куры не клюют. Деньги спускала на дорогие шмотки. Одних туфель тысяч на сто, духи, косметика импортная, кофты-платья… Наши бабы славно поживились на поминках.

- Проститутки, работающие в одиночку, обычно соблюдают меры предосторожности, - веско поддержал Старпома участковый. – Но Коваленко дружила с бутылкой, и бдительность ее постепенно притуплялась. И в тот раз она привела в дом не того клиента. Они поссорились из-за оплаты услуг. Заметьте, это был не Крымцев – он предпочитал мужчин…

Савияк улыбнулся, но улыбочка так себе, не искренняя. Все зубы с левой стороны были у него железными.

- Да, так вот, - улыбка исчезла, Савияк нахмурился. – Коваленко поссорилась с клиентом. Он стал ей угрожать. Она позвонила Соколовой – хотела побыть у нее, пока тот не уйдет по добру. Но Соколова психанула, у нее начался бред, и Коваленко пришлось ныкаться в палисаднике. Клиент нашел ее там и попытался принудить к… хмм… сношениям, а когда она стала отбиваться, нанес несколько ударов ножом. Всё остальное – чушь и ересь.

- А кровь в подъезде? – спросил Егор.

- Соколова выдумала, - процедил участковый.

- А то, что Коваленко ходила утром по палисаднику, мертвая и с выскобленным животом?

- Алкашня набрехала, - Савияк хлопнул рукой по своей кожаной папке. – В понятые подтянули Гаврошеву, а та с бодуна и сама смахивала на покойницу. Она с Афгана не просыхает – медсестрой в госпитале была. Привалилась к стене и так и стояла. Один из наряда, приехавшего по вызову, принял ее за труп и свалился в обморок. Скажите об этом Соколовой – пусть успокоится.

- Егор, вы кофе будете? – гостеприимно предложил Старпом. Это прозвучало как «Всё сказано, можете выметаться».

Егор чинно откланялся, поблагодарив обоих старейшин за помощь и не придираясь к мелочам. Например, он был точно уверен, что никому не говорил про похороненного в овраге Мясорубщика.

***

Вечер выдался свободным.

Егор потрепался по мобильному с Женькой, потом с Мишкой. Мишка обнадежил его, что девяносто процентов из ста, на днях он сможет вернуться в Москву. Егор не очень понял, что у них с Натальей изменилось, но вдаваться не стал. Ему хотелось заново всё обдумать.

Он перечитал свои записи (жаль, так и не удалось вытащить бабушкин дневник! Тот звонок… как нарочно). Разговор со Старпомом – вернее, характеристика, данная Ксении Коваленко – направили его логику в другую колею. Коваленко «дружила с бутылкой, у нее притупилась бдительность».

А что, если не она сбежала от Трибуна, а он ее выгнал?!

Пьющая артистка была ему не нужна. Она могла убиться насмерть, выполняя сальто, могла перепутать слова речитатива, могла выдать что-то секретное случайному собутыльнику. К тому же, у Трибуна и так начались проблемы, гастрольную программу пришлось сворачивать, а таскать повсюду Коваленко было неудобно и чревато.

И он ее уволил.

Но у циркачки обновились приоритеты. Она уверовала в бессмертие и возжелала его. Ведомая непотопляемым «лоцманом», она доплывала до таких омутов бытия, где «до» и «после», как и «было-стало» спотыкаются друг о друга, меняясь местами, где ветер говорит с людьми и вдыхает жизнь в неживое, где торятся новые тропы для тех, кто прошел свой путь