Отвергнутые - Ярославия Кузнецова

возраст и если мне хочется, чтобы в моих наушниках гремели барабаны, то почему я должен слушать Вивальди?

Эти люди… Они только родили меня. Во всём остальном они мне абсолютно чужие. Если бы мать только попробовала поинтересоваться моей жизнью по-настоящему, не требуя от меня ничего и не пытаясь сломать меня, она бы узнала, как несладко мне живётся. Я всей душой ненавижу свою школу с техническим уклоном! Я чистейший гуманитарий, и если бы она только могла представить, каких сил мне стоит учеба на отметки «отлично», в классе, где большую часть уроков преподают физику, которая не укладывается в моей голове. Мои родители – монстры. Они ломают мне жизнь. И если бы у меня появилась малейшая возможность уйти от них и жить так, как хочется мне, я бы, не раздумывая ни секунды, ушел в гимназию, где основной упор идёт на литературу и языки. А потом я бы стал клиническим психологом. Или практикующим психиатром, чтобы виртуозно разбираться в человеческих мозгах.

Что происходит, например, в голове Нильса? Мне никогда не понять этого без соответствующего образования. Почему он издевается надо мной? Что плохого я ему сделал? Я никогда не забуду тот самый раз, когда он впервые унизил меня прилюдно. Я сидел в кресле у библиотеки и читал книгу о сокровищницах и саркофагах, когда прямо передо мной вдруг возник он. До сих пор я так и не смог понять, чем же я ему навредил. Но я никогда не смогу забыть тот унизительный момент, когда он выхватил у меня из рук книгу и надавал мне ею пощечин. Я боялся пошевелиться, наивно полагая, что если не отвечать злом на зло, то он от меня отстанет. Но он продолжал хлопать меня по лицу. И сейчас, вспоминая об этом, мне кажется, если бы я тогда не убежал, это уничтожение человеческого достоинства продолжалось бы до конца перемены. В его глазах не было жалости или раскаяния. Он смотрел на меня с улыбкой. Ему было весело в тот момент, когда мне было больно. Боль физическую я ощутил гораздо позднее, когда выбежал на улицу. Мои щеки горели, но это длилось недолго. Физическая боль проходит очень быстро. А моральная, что сидит внутри меня, не пройдет никогда. Будто что-то надломилось во мне в тот момент. Нильс жестокий. И я отомщу ему за всё то, что он сделал со мной. Но еще жёстче мои родители, которые либо слепцы, не замечающие очевидной травли их ребенка. Либо идиоты, которые всё видят, но ничего не желают делать.

Я развалю компанию Максимуса. Я докажу всем, что я лучше. Я настоящая звезда, а не Макс со своей бестолковой свитой. Скоро вся школа будет жалеть, что они мечтали дружить с Максом, а надо мной только смеялись. Я не обойду вниманием ни единого прихвостня из богемной компашки этого урода. Клянусь, они ответят мне за все годы унижений. За каждый свой проступок. За мои слёзы. За ту боль, что они причинили мне и моим друзьям.

8 октября. Полдень.

– Макс! – окликнул Нильс друга и тот болезненно сморщился, в очередной раз услышав его голос.

– Братан, ты не хочешь объясниться? – закричал он.

С широко разведенными руками удивлённый Нильс стоял за спиной Макса. Вся его внушительная фигура сейчас выглядела как один большой вопросительный знак. Нильс никак не мог взять в толк, что между ними произошло и это его беспокоило куда больше, чем отторжение со стороны одноклассников.

В коридоре они были одни. Ни души вокруг.

Макс обернулся.

Во взгляде Нильса читалось беспокойство. В понедельник на последнем уроке он пал со своего пьедестала с запредельной скоростью, и вся жизнь пролетела прямо перед его глазами, отозвавшись неприятным свистом в ушах. Мокрое пятно ещё не успело окрасить джинсовую ткань в тёмный оттенок, а весь класс уже застыл в гримасе отвращения. Среди них и Макс, который знал правду, но перешагнул за черту вместе с коллективом. В тот момент Нильс видел только его широкую белозубую улыбку и чёрный объектив, направленный прямо на него.

Просмотры. Лайки. Комментарии. Подписчики. Для себя он решил, что всё это Максу куда важнее, чем их дружба с детского сада. Наблюдая его реакцию, Нильс ощущал, как земля медленно уходит из-под ног, а стены начинают вращаться по кругу. Мир предпринял попытку свести его с ума. И только мокрые джинсы напоминали о реальности происходящего.

Если бы друг принял его сторону, он бы автоматически опустился на ту же ступень отвергнутых, и вся его популярность накрылась бы тотчас. Нильс понимал это головой. Но сердцем принять не смог. Юта и Мари, которые стыдливо отвели от него взгляд, когда он поздоровался и, конечно, трусливый Данис, шарахающийся по углам – завершили картину всеобщего отторжения. Их реакция предсказуема. Все трое боятся коснуться дна. Но Макс. Его Макс, за которого он сам убил бы обидчика, не задумавшись ни на секунду. Его предательство стало неожиданным и оттого самым болезненным для Нильса.

– Не братан ты мне, – ответил он, зажмурившись от колючего холода собственных слов.

Никогда он не думал прежде, что однажды скажет эти слова Нильсу.

Его голос прозвучал железобетонно в полумраке школьного коридора.

Не осознавая, что происходит, Нильс нецензурно выругался и отшвырнул рюкзак с плеча в сторону.

– Ты же знаешь, урод! Ты знаешь правду! – закричал он, делая бешеный рывок в сторону Макса.

Его глаза метали молнии, а тело инстинктивно приняло боксёрскую стойку с крепко сжатыми кулаками на уровне груди.

– Какого хрена ты спускаешь в унитаз десять лет нашей дружбы? Трижды обосранные подписчики тебе важнее меня?

Он кричал так яростно, что, казалось, его брызжущая слюна может прожечь одежду Макса насквозь. Перекошенное лицо налилось краской. В покрасневших глазах стояли слёзы горечи и обиды на друга. Задохнувшись от собственных эмоций, он смахнул с висков крупные капли пота, чтобы отвлечься на какое-то движение извне.

– Зассал? Отвечай!

Макс упорно молчал. Мало того, он даже не пытался сделать ответный выпад. Придерживая лямку рюкзака на плече, он стоял на том же самом месте, опустив голову вниз. Расслабленный и беззащитный, он морально приготовился получить удар под дых от друга. Он осознавал «за что» и чувствовал, что это необходимо сделать, несмотря ни на что. Ему не хотелось ничего говорить и объяснять, тем более, защищаться. Вина перед Нильсом пожирала его изнутри, и он готов ответить в полной мере за свое предательство. Однажды Макс расскажет ему, что не был виноват. Что его и остальных принудил к грязному