Отвергнутые - Ярославия Кузнецова

пришел в свободной форме одежды, иначе на брюках никто не обратил бы внимания на мокрое пятно. Его бы попросту никто не заметил. Макс ничего не объяснял другу с утра, просто кинул в чат сообщение: «Сегодня будет первый раунд Игр от Инсинуатора. Братан, приходи в светлых джинсах. Всем остальным – удачи!»

Нильс выполнил его короткое распоряжение беспрекословно, и это его человеческое качество подкупало Макса больше всего в их дружбе. Он мог просить Нильса о чем угодно, зная, что тот выполнит любую его просьбу, не задавая лишних вопросов. В этом заключался смысл. Они не лезли друг в другу в душу, не выспрашивали подробности и не топтались по больному. Порой достаточно лишь осознания того, что ты не одинок. Что если твоя жизнь вдруг полетит под плинтус, рядом будет тот, кто молча протянет тебе руку и не прочитает воспитательной лекции.

Нильс приступил к последнему четверостишию, когда Максу вдруг на секунду показалось, что он не сможет этого сделать. Инсинуатор начал с самого сложного задания, с которым их компании справиться будет не под силу. Макс опустил голову вниз и в растерянности почесал лоб в тщетных поисках вариантов разрешения этой ситуации без позора для Нильса, как вдруг позади него раздался смешок. Второй. Третий.

– Нильсон обоссался! – закричали две девчонки с задней парты, никогда не разлучающиеся, будто пара близнецов.

Макс поднял голову и посмотрел на друга. По его штанине растекалась мокрая лужа, окрашивая джинсовую ткань в тёмно-синий цвет. Вокруг грохотал всеобщий смех, заставляя Нильса доиграть свою роль до конца. Он стоял, нахмурившись, и угрюмо смотрел в пол. Его привычная улыбка, которую он никогда не снимал со своего лица, если в окружении был кто-то помимо близких друзей, сползла, открыв ранимую душу, в которую сейчас с удовольствием плевал весь класс, обнажая свой звериный оскал. Белоснежные волосы упали на лицо, полностью закрыв от всех его глаза. Никто не пытался заметить очевидного, что это всего лишь недурно разыгранный спектакль. Все верили в то, что видели, не пытаясь заглянуть глубже. Утопая в гоготе одноклассников, проглатывая их обидные слова и новые прозвища, Нильс не двигался с места, с лихвой отхватывая свою порцию унижения.

– Ну, ты и урод! – едва различил свой собственный возглас во всеобщем гомоне Макс. – Фу, пацаны, у него же недержание!

Время остановилось.

Движения неестественно замедлились, будто на старой, потрёпанной жизнью киноплёнке.

Взмах головой, и Нильс отбрасывает назад свалявшуюся от пота чёлку. Раскрывшимися широко глазами он смотрит сквозь всех и приподнимает подбородок, тщетно пытаясь вернуться на ступень, с которой сам скатился мгновение назад. Но теперь его место там, где оказывались все, чьим унижением он раньше поднимал себе и друзьям настроение.

Макс хорошо знал этот взгляд, которым обычно окидывал его друг «недостойное стадо», выбирая, кто сегодня станет его жертвой. Сейчас в этом взгляде не было и намёка на надменность. Только удивление и бесконечное разочарование. Поверхностно скользнув глазами по головам одноклассников, Нильс остановился на единственном человеке, чье мнение его волновало по-прежнему сильно. И снова волна горечи, ведь Макс сиял язвительной улыбкой. В левой руке он держал свою камеру, объективом направленную на опустившегося на самое дно Нильса.

7 октября. Полночь.

И снова я пишу очередной опус в свой дневник, вместо того, чтобы ложиться спать. Свет в комнате родителей давно погас. Свистящий храп отца разносится по квартире с того момента, как мама выключила телевизор. Я ждал около получаса, давая время уснуть и ей. Я не хочу, чтобы они знали, что их ребёнок здоровому подростковому сну предпочитает ночи при свете настольной лампы.

Они ничего не понимают. Мы так полярны. Так отдалены. Если не знать, что я их сын, то предположить между нами родственную связь будет практически невозможно.

Они не знают, чем я живу, и какие люди заменяют мне кислород. Их не волнуют мои чувства настолько, будто их нет у меня вовсе. Они могли бы хоть сделать вид, что им интересен мир в голове их сына, но я чувствую, что это не так. Для них я всё тот же глупый мальчишка, которому нужно напоминать надеть шапку, когда за окном выпадает первый снег, а по вечерам непременно кормить сбалансированным ужином. Мама, меня тошнит от твоих вонючих запечённых овощей! Если ты когда-нибудь прочтёшь мои записки сумасшедшего, а я надеюсь, что этого не случится никогда, то знай, что я вырос еще в тот момент, когда ты в семь лет переодевала меня в женской раздевалке в бассейне. Уже тогда, глядя на тёток с обвислой грудью, я считал себя взрослым сформированным человеком, в отличие от тебя. Меня бесит, что мои родители до сих пор готовы утирать мне сопли. Только они одни виноваты в том, кем я стал. Чёртов ботаник. Меня не воспринимают в школе. У меня нет друзей. Я никому не нужен и одинок.

Из-за родительской гиперопеки я схожу с ума. Я не могу никуда выбраться и ничем заняться без их ведома. Они отслеживают каждый шаг через часы на моей руке. Иногда у меня возникает ощущение, что эти люди не считают меня за человека. Какое право они имеют так вести себя со мной? То, что они меня родили и научили ходить – не значит, что я их игрушка. Я абсолютно другой! Я не обязан посещать убогое фигурное катание только потому, что это мамина мечта. Так пусть она сама встаёт на свои коньки, почему я должен делать то, что хочет она?

Мне нравятся гуманитарные науки. Я люблю читать книги о приключениях и про человеческую психологию. Мне интересно наблюдать за людьми. Я хотел бы много путешествовать в будущем. Но вместо того, чтобы усесться в кресло с очередной фантастикой или же сесть писать собственные рассказы, я должен снова и снова день за днём вставать на ненавистные мне коньки и реализовывать мамины амбиции. Родители, очнитесь! Ваши дети тоже люди, и они не обязаны быть похожими на вас! Они не должны исполнять ваши несбывшиеся мечты ценой собственных интересов! Я не могу понять, почему мои предки этого не понимают! Душа зовёт меня стучать по клавишам. Моя фантазия уносит в миры, о которых мне хочется рассказать читателю. Я хочу выложить свои произведения в открытый доступ, чтобы с ними ознакомились другие люди. А еще я люблю слушать тяжёлую музыку, но отец постоянно включает мне классику, напоминая о том, что образованный человек должен быть разносторонне развит. Я и так более чем образован на свой