Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

тем, как он использовал печать Врат, чтобы перенести их в Нефритовый лес.

Он снова воспользовался этим типом печати, чтобы отвезти их в школу… на гораздо большее расстояние.

– Дилая шицзе? – Вышедший из кухни Шаньцзюнь обратился к ней с почетным титулом, указывающим на то, что девушка была старшим учеником. Парень держал дымящуюся фарфоровую миску и, помешивая, дул на ее содержимое, чтобы остудить. Оглядев девушек, он прищурился. – Вас уже представили? Если нет, окажите мне подобную честь. Мисс Лань, это Ешин Норо Дилая, ученица Мечей. Дилая шицзе, это…

– Я не нуждаюсь в том, чтобы меня представляли элантийской подстилке с односложным именем, – прорычала Дилая.

– Мне этого тоже не надо, – сообщила Лань. – Только имя этой подстилки состоит из трех слогов.

Вид того, как Шаньцзюнь едва не уронил чашу, которую держал в руках, почти стоил всех неприятностей, что грозили свалиться на ее голову.

Два ярко-красных пятна вспыхнули на щеках ученицы Мечей.

– С дороги, – едва ли не выплюнула она Шаньцзюню. – Разве ты не слышал, о чем говорили весь день? За ней охотятся элантийцы, а этот кретин Цзэнь привел их прямо к нашим воротам!

– Дилая шицзе склонна преувеличивать, – сказал молодой парень, поворачиваясь к Лань. – Уверен, все это одно большое недоразумение. Хоть я и не повар, но не хотите ли миску…

– Что значит «Цзэнь привел их прямо к нашим воротам»? – спросила Лань у Дилаи. – Мы же использовали печать Врат только для того, чтобы они не смогли последовать за нами.

– Они подобрались ближе, чем за все последние двенадцать циклов, – прорычала Дилая. – Девушка с их меткой на руке в пределах нашей Пограничной печати не может быть простым совпадением. Отвратительные элантийские металлические заклинания никогда не должны были сюда проникнуть. Так что я собираюсь уничтожить его, чего бы мне это ни стоило.

– Дилая шицзе, пожалуйста, – поспешно начал Шаньцзюнь. – Сначала нужно, чтобы ее руку осмотрел мастер Медицины. Только он сможет сказать, будут ли какие-либо долгосрочные последствия после удаления металлического заклинания. Насколько я могу видеть, элантийская магия проникла довольно глубоко; ее удаление без предварительного осмотра может оказаться опасным.

Лань схватилась за свою левую руку. Элантийское металлическое заклинание пробило ее печать. Цзэнь сказал, что именно это разблокировало ее ци. Что, если удаление металла повредит печать, оставленную ее матерью… или что похуже?

Она не могла так рисковать. Не раньше, чем выяснит ее значение. Не раньше, чем поймет, почему элантийский маг потратил двенадцать циклов на поиски оставленной на ней метки, послужившей причиной смерти ее матери.

Не раньше, чем доберется до Дозорной горы.

– Оставь в покое меня и мою руку, – сказала Лань Дилае, на что та оскалила зубы. Раздался звон металла, когда ученица Мечей вытащила длинный изогнутый меч, держа его так, будто он был продолжением ее самой. В этот момент Лань поняла, что у девушки была только одна рука. Правый рукав свободно развевался под доспехами.

– Это мы еще посмотрим, – парировала Дилая и бросилась в атаку.

Лань погрузилась в себя, потянулась к воспоминаниям точно так же, как в ту ночь, когда разбудила яо. Она вспомнила голос Цзэня, объясняющий, как открыть свои внешние и внутренние чувства потоку ци; волнение в сердце каждый раз, когда он выполнял печать; и тихое эхо песни, просачивающееся сквозь трещины ее разума и истекающее серебром. Преследующее ее. Подсознательно она знала эту мелодию, взятую из самой ее крови, костей и души, наполняющую ее, как бушующие океанские волны.

Песня полилась рекой, и девушка почувствовала ответный импульс на левом запястье. Шрам или печать начала светиться, и когда Лань посмотрела на нее, яркость стала ослепительной.

Полоса белого света взметнулась перед ней, окрасив комнату. Лань ахнула и закрыла глаза руками. Она слышала хруст разбитого фарфора, чье-то шипение и приближающиеся торопливые шаги…

Черное пламя поднялось и окутало серебряный свет.

13

Само лезвие – не что иное, как кусок холодной стали; кровь проливает его владелец.

Генерал Ешин Норо Сургэнъ из клана Джошеновой Стали, «Классика войны»

Одиннадцать циклов спустя Школа Белых Сосен, неизменная и неподатливая течению времени, выглядела точно так же, как когда Цзэнь впервые вошел в нее. Расположенная среди покрытых пышной зеленью гор и окутанная густыми клубами поднимавшегося с рек тумана, школа будто бы была частью другого мира – того, на который не влияли приходы и уходы императоров, взлеты и падения династий и вечное вращение солнца и звезд над головой.

Цзэнь проснулся на кровати с подогревом[12] в задней комнате Зала Водопада Мыслей, главной комнаты Школы Белых Сосен и излюбленного места для медитации наставника. Под карнизом крыши проходила резьба, а помещение было открыто любой непогоде, если бы не бамбуковые жалюзи, мягко колышущиеся на ветру между колоннами из розового дерева. Снаружи доносился звук льющейся воды и пение птиц. Стоял полдень, и солнечный свет золотыми каплями освещал пейзаж.

Кто-то стабилизировал его ци; голова была ясной, а ужасающее воздействие энергии инь, как и эхом отдающийся в его голове голос, казались далеким сном. Цзэнь все еще был слаб – чтобы восстановиться, ему потребовался бы по меньшей мере день отдыха и медитаций, но он хотя бы чувствовал себя живым. Цзэнь принял ванну и, переодевшись в струящийся халат и чистые ботинки, которые кто-то поставил у кровати, отправился на поиски наставника.

Он нашел его прогуливающимся по школьным дорожкам. Белая мантия колыхалась в такт шагам, а лицо отражало безмятежность окружающей обстановки. За одиннадцать циклов Дэцзы, казалось, удалось избежать разъедающей силы времени. Цзэнь не знал, сколько ему было лет, но предполагал, что где-то за сорок – достаточно, чтобы стать отцом. Некогда черные как смоль волосы наставника тронула седина, в лице его присутствовала умиротворяющая приятность, благодаря которой этого мужчину можно было назвать красивым.

Если Цзэнь думал о себе как об огне, то Дэцзы был водой: плавной и спокойной, но способной бушевать в шторм, прозрачной на поверхности, но с неизведанными глубинами. Даже после одиннадцати циклов Цзэнь все еще не разгадал своего учителя.

Теперь же наставник рассекал воздух с плавностью клинка и типичной загадочной полуулыбкой на лице. На поясе у него виднелась эмблема школы – белая зазубренная сосна на фоне черного круга, свидетельствующая о статусе великого мастера.

– Ах, – сказал он. – Цзэнь.

Практик прижал кулак к ладони и склонил голову в приветствии.

– Мастер. – Ему так много нужно было рассказать – о девушке, о Хаак Гуне, маге и элантийцах на Центральных равнинах, но Цзэнь, как обычно, хранил молчание, ожидая,