Бракованные (СИ) - Манило Лина

– Для меня ты самая красивая, – говорит и трется носом о мою шею. – Не бросай меня, хорошо? Я исправлюсь. Постараюсь.

Я не знаю, сколько бы мы так целовались и куда бы это привело, если бы входная дверь не хлопнула. В квартире появляется Юра. Я плохо его знаю, но он мне всегда казался слегка неадекватным. Но сейчас он само спокойствие, только в глазах тревога.

– Юра, потом! – рявкает Мирослав, а я глажу его по плечу.

Преодоление гнева начинается с мелочей. Таким людям нужна поддержка – это я точно знаю. Мне неловко, что смыла макияж, и теперь Юра может увидеть меня такой, но отступать некуда, а прятаться глупо. Но я все равно отворачиваюсь, скрываюсь в тени, потому что Юра – точно не тот, ради кого я пошла на такие жертвы. Юра скрывается в своей комнате, а Мирослав с облегчением выдыхает.

– Ты торопишься? – спрашивает, когда снова остаемся наедине.

Качаю головой, а Мирослав усмехается и вдруг подхватывает меня на руки, словно мы в кино романтическом оказались и буквально через пару кадров нас ждет счастливый финал и титры. Обвиваю руками его шею, утыкаюсь в нее носом, прячусь в единственном убежище, в котором мне хорошо. Только у двери в ту самую запертую комнату он спускает меня на пол и орудует ключом в замке. В комнате сумрачно и пахнет чистотой и мятой. Такой разительный контраст относительно того, что ощущалось в квартире, будто разрушенной после вечеринки. Мирослав включает свет, а я замечаю на его руках свежие бинты. Значит, пока я наводила марафет, он тоже не скучал. Переступаю порог комнаты. Аскетичная обстановка, несколько плакатов на стенах ярким пятном среди почти стерильной чистоты. Даже одеяло лежит на кровати без единой складки!

– Я педант, – усмехается Мирослав, словно прочтя мои мысли.

– Я заметила, – говорю, делая еще один шаг внутрь. – Как ты с Юрой уживаешься? У него же второе имя – Хаос.

– Отлично, когда он не водит сюда кого попало, – Мирослав закрывает дверь, проворачивает замок и становится за моей спиной. – Он отличный парень, мы с ним с самого детства дружим.

Я прохожу дальше. Освобождаюсь от дьявольского влияния Мирослава. Присаживаюсь на край кровати, прохожусь рукой по гладкому шелковистому покрывалу.

– Я никогда не была с парнем наедине, – признаюсь, отводя взгляд. Фокусирую взгляд на столе, стоящем у окна, а на нем царит идеальный порядок и ни единой пылинки. – А еще я носки бывает в угол бросаю.

– Носки – это жуть, конечно.

– Ужасный ужас, – подтверждаю, а Мир садится рядом. – Можно я тут до утра останусь?

Вопрос вырывается сам собой. Я смотрю на Мирослава, тру щеки, но Мир ловит мои руки и отводит их от лица.

– Не прячься, – просит и, толкнувшись вперед, пригвождает мои руки к покрывалу. – Конечно, останешься. Думала, я тебя отпущу?

– Я ничего не думала. Просто спросила.

Ерзаю, пытаюсь вырваться, но Мирослав сильнее. Напористее.

– Не дергайся, – просит, переходя на интимный шепот. Опаляет дыханием щеку, носом по коже проводит. – Никуда тебя не отпущу.

– Совсем не отпустишь? – острый приступ счастья уколом в сердце. Оно клокочет в каждой клетке, от радости хочется до потолка прыгать.

Ну, если бы я не была придавлена к кровати сильным телом. Внутри все искрится, бурлит и бьет в голову пузырьками шампанского. Я пьяная без вина, тянусь губами к Мирославу, раз руки в его хватке. Запястья трутся о прохладное покрывало, мне хочется всего и сразу, и от желаний этих стыдно и радостно одновременно. Но я и так слишком открылась сегодня. Наваждение нашло, я смыла косметику, но готова ли к большему? И если Мир «надавит» сильнее, смогу ли устоять? И выдержу ли сегодня, если кто-то снова захочет на меня надавить?

– Расслабься, – как всегда Мир очень чутко считывает мои мысли, ощущения.

Отпускает меня, переворачивается на спину и укладывает меня себе на грудь. На все уходит не дольше нескольких секунд, и вот я уже лежу, обвитая длинными татуированными руками с хорошо развитыми мышцами и дышу Мирославу в ключицу.

– Не бойся, – просит. – Я не буду торопить. Тем более сегодня. Спи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Не приказывай мне, – шутливо злюсь.

– Т-ш-ш. Спи.

Закрываю глаза, но расслабиться не получается. Будто тревожит что-то, какая-то мысль зудит на подкорке и не дает заснуть. Ворочаюсь, Мирослав крепче прижимает к себе, но я все равно не могу найти себе места.

– Прекрати мельтешить, а то выпорю. Тебе отдохнуть нужно, мозги перегрузить.

– Да не могу я, не выходит. Спать не хочется.

За дверью слышатся приглушенные голоса и звук шагов. Напрягаюсь, вслушиваюсь

– Оля, – выдыхаю шепотом, а Мир тихонько ругается сквозь зубы, но отпускать меня не спешит.

Черт, я совсем забыла, что подруга целовалась с тем парнем в подъезде. Я не помню, чтобы она уходила. У Оли есть одно нерушимое правило женской дружбы, которое сейчас портит мне все: если подружки пришли вместе на вечеринку, вместе они должны оттуда уйти.

– Арин, ты там? – скребется в дверь, пытается достучаться.

Что-то темное, чего я никогда не чувствовала раньше, поднимается со дна души.

– Пусти, Мир, – прошу, и он слушается, только вздыхает тяжело.

Иду к двери. Возле нее на мгновение замираю, делаю глубокий вдох и резкий выдох – так учил психолог, и эта техника, повторенная многократно, всегда работает. Когда ощущаю себя достаточно сильной, распахиваю дверь, а Оля, пусть никто ее внутрь и не приглашал, врывается в комнату. Она смотрит мне за спину, потом переводит взгляд на мое лицо, хмурится. Она не понимает, что тут происходит – ну, либо не хочет понимать. В ее глазах мелькает сомнение, Оля встряхивает головой, светлые волосы с лица убирает и вдруг кидается ко мне с объятиями. Зажимает крепко до хрипов, кружится на месте, а я пытаюсь ее оттолкнуть, скинуть с себя чужую навязчивость.

– Крошка, прости меня, прости, пожалуйста, – огорошивает своим возбуждением и печалью в голосе. – Я слышала, что было тут… я знаю. Прости меня, Арина!

Оля бормочет о своей вине, по сотому кругу просит прощения – опять! – а мне душно и жарко становится.

– Оля, ты ведь знала? – я задаю вопрос совершенно спокойным голосом, но воспоминания о том, что именно Ольга подстроила ту нашу встречу с Соловьевым, очень настойчиво лезут на поверхность. И обещания ее недавние, клятвы – Что Паша будет здесь? Знала?

Хочется верить, что нет, но по реакции подруги – ее тихому стону, более настойчивым объятиям и странному неразборчивому бормотанию – становится все ясно.

– Ты специально меня сюда заманила, что ли? Обманула? Я ведь спрашивала!

– Нет, нет, ты что! – восклицает и, отпрянув, умоляюще смотрит на меня. – Нет, не думай так обо мне. Я же твоя лучшая подруга!

За спиной шорох и скрип – это Мирослав поднимается с кровати. Еще немного, и он будет рядом, но я взмахиваю рукой, останавливая его.

– Я просто не думала, что он к тебе полезет. Ты что?! Я бы никогда так не поступила. Это подло.

– Но он полез.

– Он просто идиот!

– Но тем ни менее…

– Арин, это просто вечеринка. Тут так много людей было, ты была в безопасности. Я просто не думала, что Паша не успокоился, что ему нужно что-то от тебя… Прости, я ведь просто хотела увидеться с Сашей, я не думала, что так получится. Так не должно было получиться!

Она говорит еще о чем-то, но голос срывается, а речь становится сбивчивой. И мне больше не хочется ее слушать.

Я признаю: сегодня официально самый паршивый день за долгие месяцы.

– Ладно, Оля, езжай домой.

– Но я не хочу тебя одну оставлять… Арина, прости меня, прости, пожалуйста.

Если она еще раз скажет «прости», я за себя не ручаюсь.

– Она не одна, – подает голос Мирослав. Кладет руки на плечи, такой высокий и большой, сильный и надежный. – Прошу на выход.

– А вы это… вы вместе, что ли? Ладно-ладно, поеду.

Оля идет к двери, но останавливается и смотрит на меня грустно. Я отворачиваюсь, взмахиваю рукой, мол, вали уже отсюда, она уходит, и мне вдруг легче становится. Я люблю ее, она классная, но мне не нравится, что ведет свою игру. Делает вид, что ничего не происходит, а на деле лично для меня фигня выходит. Дружба – это о доверии и взаимовыручке, а не о подставах.