Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

Герман Геринг был теперь набатом партии, гремевшим по всей Германии, и новые члены вливались в нее и из растущей армии безработных рабочих, и из обанкротившегося и разочарованного среднего класса, и, большей частью благодаря Герингу, из аристократии. Он теперь сильно располнел, уже совсем не походил на вагнеровского героя, но еще никогда со времени войны не был так дееспособен, обретая себя в своей нынешней напряженной деятельности.

Карин изо всех сил держалась, пытаясь не отставать. К примеру, холодным полуднем особенно сурового февраля она отправилась с Герингом в Магдебург на назначенный на восемь часов митинг, в полночь они поехали обратно и вернулись домой только полседьмого утра. Правда, Геринг немедленно занялся работой, а она осталась в постели отдыхать, однако даже любовь и энтузиазм не могли долго поддерживать ее жизнь в таком темпе.

Газеты, особенно орган национал-социалистов «Фелькишер беобахтер», были полны историй о смерти некоего Хорста Весселя, командира отряда СА в Берлине, погибшего в одной из кровавых стычек с коммунистами, которые теперь стали непременным явлением ночной жизни в крупных городах Германии. Главный представитель Гитлера в Берлине, доктор Йозеф Геббельс, облагообразил своими речами и статьями малосимпатичную, маргинальную личность Весселя и представил его нацистским мучеником, жертвой жестоких хулиганов-коммунистов. Это определенно возымело свой эффект на благородных друзей Карин.

«Вчера на завтраке у нас были цу Виды вместе с доктором Геббельсом, лидером Движения в Берлине, — написала она маме 22 марта 1930 года. — Княгиня сделала чудесный рисунок Гитлера и его соратников, марширующих с высоко поднятыми знаменами со свастиками, а среди них можно увидеть сияющие образы тех, кто был убит коммунистами. Эффект от рисунка удивительный, такой вдохновляющий. Я обязательно захвачу его с собой, когда приеду повидаться с тобой».

Но прием так утомил ее, что следующим утром она оказалась слишком слабой, чтобы поехать с Герингом в новый тур с выступлениями по Восточной Пруссии и Рейнланду, на этот раз в компании с принцем Августом Вильгельмом, который уже стал «истинным и верным гитлеровцем… таким скромным, трудолюбивым и всегда готовым помочь».

Она осталась лежать с высокой температурой и признавалась маме:

«Так пусто, когда Германа нет, и я постоянно тоскую о нем. Мне здесь так одиноко, и в отличие от других женщин я не могу рассказывать о состоянии моего здоровья друзьям и знакомым. Только когда я думаю о том, как бы я могла содействовать ему или Движению Гитлера тем или иным способом, силы как будто приходят ко мне свыше».

Летом она смогла набраться достаточно сил, чтобы поехать на съезд партии в Нюрнберге и послушать обращение Гитлера к самому большому сборищу национал-социалистов, которое до сих пор видела Германия. Но она оказалась слишком слабой, чтобы присоединиться к торжествам, и из-за проблем с сердцем была спешно доставлена в санаторий в Кройте, в Баварии.

В результате правительственного кризиса приближались новые выборы, и Геринг уехал выступать. Карин часто писала домой из санатория, и по ее тону чувствовалось, что она отчаянно пытается не падать духом.

«Здесь все так добры ко мне, и мне очень нравится тут лежать, — утверждает она. — Я прогуливаюсь тут или раскладываю пасьянсы — а больше ничем не занимаюсь. Если солнце яркое, я лежу на балконе. Смотрю на горы, на небо, на облака — они абсолютно неподвижны — о, это несет такую тишину и успокоение, и я благодарю бога, что оказалась здесь».

Встревоженный ее состоянием, но не в силах нарушить свою программу в этот критический период предвыборной кампании, Геринг писал ей каждый день. Но он смог сделать больше. Подавив самолюбие, он написал Нильсу фон Кантцову в Стокгольм, объяснив, как больна Карин, и попросив его отпустить к ней Томаса. Томас приехал в июле 1930 года и оставался с матерью десять дней. Он катал ее по аллеям в кресле на колесиках или ездил с ней на автомобиле в горы. Ему было уже восемнадцать лет, но его привязанность к ней от разлуки стала еще сильнее, и они, словно воссоединившиеся любовники, почти не отходили друг от друга.

— Я был очень сильно взволнован, когда спустя десять дней расставался с ней, — сказал позднее Томас фон Кантцов. — Я любил мою мать очень сильно. Но как же она запутала мою жизнь!

К началу сентября Карин сообщала, что уже может читать газеты и журналы, но книги для нее еще трудноваты.

«Какая она все-таки странная — жизнь, — писала она маме. — Она оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла. Чем более глубокой жизнью ты живешь, тем сильнее муки, которые выпадают на твою долю. Почти ничего не осталось от меня — той, какая я была раньше, мечтательной, замкнутой, сверхчувствительной… Я стала такой жесткой, моя кожа огрубела, иначе я не думаю, что смогла бы все вынести… Я так довольна сыном, он такой добрый, такой великодушный и рассудительный. Потому что сам столько страдал и многое понимает. Мама, я так тоскую по тебе. Ты не чувствуешь щемящую волну, приходящую к тебе из моей милой, любимой Германии?»

Это письмо было написано 9 сентября 1930 года, в канун выборов в рейхстаг. На следующий день миллионы немцев отправились на избирательные участки и показали, что их настроение изменилось, а вместе с ним наступила перемена в их политических пристрастиях. Когда результаты подсчитали, оказались выбранными 107 национал-социалистов. Из маленькой группки приверженцы Адольфа Гитлера за одну ночь стали второй по величине партией в рейхстаге, поддержанные шестью с половиной миллионами избирателей.

Палата Карин в санатории наполнилась цветами и поздравительными телеграммами, приходившими весь день. Наконец прибыл Герман Геринг. Он весь сиял — и не только из-за оглушительного успеха партии, но и от того, что получил личное продвижение, о котором хотел ей сообщить. Гитлер, сказал он, назначил его главным политическим руководителем и спикером партии.

Для Гитлера и его ближайших сподвижников 1930 год был трудным: возникали ситуации, когда его лидерство оказывалось под угрозой, а партии угрожал внутренний переворот. Борьбу против него вели два брата, Отто и Грегор Штрассеры, которые проповедовали приход к власти революционными методами и программу воинствующего социализма, гораздо более левацкую, чем даже та, которую провозглашала официальная немецкая социалистическая партия. Штрассеры обрели значительную поддержку среди рядовых нацистов и среди командиров подразделений СА и становились опасными в своей критике «респектабельных нацистов». Вскоре Геринг пожаловался Гитлеру, что уже который раз, едва он подводит очередного банкира или князька к вступлению в лоно партии, Отто Штрассер отпугивает их, выступив с тенденциозной речью или осуществив акцию саботажа на какой-нибудь фабрике или крупном складе. Его поддержал Геббельс, также пожаловавшись, что его система пропаганды постоянно расстраивается действиями Отто Штрассера, имеющими эффект «красной тряпки».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});