Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

— Теперь я знаю, что значит умереть, — сказала она ей, когда находилась в сознании. — Я слышала об этом от доктора. Он признался Герману, что больше ничего не в силах для меня сделать, положение безнадежно. Когда я это услышала, я ничего не почувствовала и ничего не могла сделать, ничего не могла сказать, даже не могла открыть глаз. А потом неожиданно увидела перед собой дверь, высокую и чудесную дверь, излучающую яркий свет, моя душа освободилась, и я почувствовала свою земную жизнь позади и ощутила новый, восхитительный и совершенно не выразимый словами мир. Я знала, что если пройду через эту дверь, то уже не смогу вернуться. Тут я почувствовала присутствие Германа — и поняла, что не могу позволить себе покинуть его сейчас.

К концу июня Карин окрепла настолько, что Геринг смог отвезти ее в санаторий в Бад-Альтхайде, в Силезии, и она написала маме, что ей «становится лучше, так что, когда лето закончится, я уже надеюсь заняться делами». Мама Карин тоже болела, и обе женщины проводили время за письмами друг другу с выражением утешения и поддержки.

Этим летом Гитлер предложил Герингу поехать в Рим с миссией, которая должна была явиться частью «витрины» партии, выставляемой ее стратегами, с тем чтобы продемонстрировать избирателям-католикам в Южной Германии, что нацисты, хотя они и не пользуются расположением папского престола, все же не преданы анафеме Ватиканом. Вместе с борьбой за новых избирателей нацисты занялись поиском политических союзников для выхода из изоляции и организации коалиционного парламентского большинства. При этом помимо значительного числа голосов своих депутатов в рейхстаге для совместной политической борьбы нацисты могли предъявить своим союзникам и внушительную боевую силу. Эрнст Рем, утвердившись в качестве неоспоримого предводителя штурмовиков, сумел в короткий срок заставить их подчиниться жесткой военно-политической дисциплине и превратил СА в монолитную военную организацию НСДАП, доведя ее численность до ста тысяч человек.

Президенту теперь шел восемьдесят четвертый год, он был недоволен канцлером Брюнингом и был одержим идеей вернуть кайзера Вильгельма обратно на трон Германии, перед тем как сам умрет. При этом генерал Курт фон Шлейхер из министерства рейхсвера, имевший влияние на Гинденбурга, пытался убедить старого упрямого монархиста, что это возможно лишь при условии взаимодействия с национал-социалистами Адольфа Гитлера и немецкой национальной народной партией Альфреда Гутенберга. Коалиция между этими силами, утверждал он, будет достаточно сильной, чтобы сделать возможной реставрацию. На самом деле совершенно невероятно, чтобы Гитлер допустил в Германии восстановление монархии, однако для достижения своих целей и завоевания благосклонности Гинденбурга он давал основания так о себе думать и поручил Эрнсту Рему вести с генералом Шлейхером переговоры, с тем чтобы найти повод для встречи со старым президентом.

Весь этот политический зондаж, переговоры и подготовки сделок велись без участия Геринга, который находился в Риме, и когда он вернулся и узнал о них, то был сильно обескуражен и обижен. Он решил, что стал жертвой интриг окружения Гитлера в ходе борьбы за влияние в меняющемся мире, и от него просто решили избавиться на это кипучее, исключительно важное для будущего партии время. Чтобы успокоить его, Гитлер сделал рассчитанный и эффектный жест. Он знал, что Геринг имеет слабость к автомобилям и что он все еще переживает из-за машины, которой ему пришлось лишиться после провала Мюнхенского путча. Теперь партия постоянно богатела с увеличивающимися субсидиями от Тиссена, Бехштейна, Круппа фон Болена и других рурских магнатов, и в партийной кассе было достаточно денег, чтобы купить партийному уполномоченному новый автомобиль. Гитлер одарил его последней открытой моделью «мерседеса» за «ту исключительную пользу, которую он принес партии», и Геринг, немедленно забыв об обидах и «упущенных возможностях», сел за баранку и на предельной скорости помчался в санаторий в Силезии показывать машину Карин.

Увидев его, сияющего от удовольствия от своего приобретения, Карин ощутила такой прилив сил, что настояла, чтобы он взял ее в поездку к одному полюбившемуся ей дивному уголку природы, до которого было не очень далеко. Присутствие рядом Геринга всегда очень тонизировало Карин, и, к изумлению врачей, ей стало значительно лучше, когда он сообщил, что ему дали двухнедельный отпуск от политических дел, и она сразу же воскликнула:

— Мы поедем в отпуск на автомобиле!

Так они и сделали. И вот в изящной автомобильной шапочке, кокетливо сидящей на каштановых волосах, серовато-коричневом плаще на плечах и с блестящими от радости глазами Карин — рядом с мужем, Фанни и Пилли Кёрнером на заднем сиденье — уже мчалась вперед, для начала в Дрезден. Геринг не сказал ей, пока они туда почти не приехали, что Гитлер тоже согласился взять несколько дней отдыха, и они договорились встретиться в Дрездене в Палас-отеле.

«Когда по городу распространилась весть, что здесь находится Гитлер, — написала позднее Фанни, — перед Палас-отелем стали собираться люди, чтобы поприветствовать его. В результате образовалась такая толпа, что приехали полицейские грузовики, которые стали прокладывать сквозь нее путь, чтобы мы могли проехать. Карин была просто счастлива. „Когда вся Германия осознает, кого мы имеем в лице Гитлера, — сказала она сестре, — в Германии наступит новая эра“».

Четырнадцать дней они разъезжали по маленьким городкам Баварии, а потом переехали через границу в Австрию, и Геринг повез Карин в Маутерндорф, чтобы повидаться со своим старым детским наставником и крестным, риттером фон Эпенштейном. Надменному старику исполнилось уже восемьдесят два года, он был слабым и больным, сохранив лишь оболочку того властного хозяина замка, который некогда правил этими горами. Но он велел баронессе Лилли накрыть торжественный обед и собрался с силами, чтобы выйти к столу, поднять тост и послушать менестрелей, как и прежде играющих на галерее. Когда они собрались уезжать, баронесса Лилли погладила Карин по руке и сказала, указав на горы:

— Красиво, правда? Вам Герман говорил? Придет день, когда все это будет вашим.

Они вернулись в Мюнхен, чтобы присутствовать при крещении девочки, родившейся у сестры Геринга, Паулы Хубер. Другая его сестра, Ольга Ригеле, любимица Геринга, тоже была там, так же как и большинство других членов семейства, и они все испытывали легкое волнение, потому что специально по этому поводу прибыла герцогиня Кобургская, принадлежавшая к кругу близких друзей Германа. Но гость, которого они все надеялись увидеть, сам Адольф Гитлер, не появился. Он в это время удалился в уединение в дом на озере Тегернзее, в Баварии, пребывая в шоке от известия о смерти своей двоюродной племянницы Гели Раубаль. «Мы все знали, насколько близка была фюреру его племянница, — написала позднее Ольга Ригеле, — и новость, что она застрелилась, накладывала мрачный отпечаток на всю церемонию крещения. Герман был сильно встревожен и несколько раз уходил, чтобы позвонить в Бад-Висзее, где находился фюрер. Я думаю, он хотел поехать в Вену на похороны Гели, но ему было сказано вернуться в Берлин». (Гели Раубаль застрелилась в Мюнхене, но ее тело отправили для погребения в Вену. Гитлера, который туда не поехал, на похоронах представляли Гиммлер и Рем.)

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});