Приказано влюбить (СИ) - Хабарова Леока

 - То есть... - озадаченно прохрипел Женя. - Я путаю прошлое и настоящее?

 - Что-то вроде этого, - согласился Джон Сергеевич. - Такова специфика вашей душевной болезни.

Душевной болезни...

Евгений вздрогнул и понурил голову. Одно дело просто знать, что ты душевнобольной. Совсем другое - слышать от кого-то.

 - Это можно... как-то вылечить?

 - Стараемся в меру наших скромных сил, - сказал психиатр. - Вот уже почти три года стараемся. Но...

 - Что "но"?

 -  Увы, российская научная база слишком слаба для дальнейших исследований в этой области.

 - То есть... - Женя сглотнул подступивший к горлу ком. - Я навсегда останусь... останусь...

Слово "шизофреник" никак не шло с языка. А ведь у него именно шизофрения. Он прочёл диагноз, когда доктор пару дней назад неосмотрительно оставил на столе его дело открытым, а сам вышел ответить на звонок.

 - На самом деле у вас неплохие шансы справиться с недугом. - Джон Сергеевич сцепил пальцы, и блеск часов на запястье снова привлёк внимание. Интересно, это всамделишное золото, или тупо китайская подделка? - Но для этого необходимо кое-что предпринять.

 - Что? - Евгений вскинул голову.

 - Процесс признания вас недееспособным застопорился, - вздохнул врач. - Бюрократическая волокита - настоящий бич современного общества, особенно в наших родных постсоветских реалиях. Однако если вы подпишете определённый документ, я сделаюсь вашим опекуном и смогу вывезти из России.

 - Куда... вывезти?

 - В Бостон, - отозвался Тот, кого никак не вспомнить.

 - Бостон... - Женя нахмурился. - Бостон это...

 - Соединённые Штаты Америки, - подсказал доктор. - Именно там лучшая клиника, которая специализируется на подобных случаях. Великолепные условия, отличный климат. Вам будет там хорошо. Гарантирую.

 - Но... почему вы хотите помочь мне?

 - Я же сказал, - врач подмигнул ему. - Вы - мой самый любимый пациент.

Женя помрачнел. Что за грёбаный бред?

 - Да будет вам, Евгений Александрович. - Тот, кого он считал Джоном, улыбнулся. - Раз уж так обязателен мой шкурный интерес, вот он: если вы поправитесь, я сделаю себе имя в научном мире. Это будет грандиозный прорыв, не знавший прецедентов. Такая мотивация вас устроит?

 - Устроит, - буркнул Женя.

 - Ну и отлично! - Иван Сергеевич просиял, что твоя медаль, и вытащил из ящика стола бумаги с кучей каких-то печатей. - Вот постановление, резолюция и прочая сопроводиловка. Вам надо поставить подписи здесь, - он ткнул пальцем. - Здесь и здесь. Держите ручку, Евгений. Даю слово, вы не пожалеете о своем решении.

Женя взял письменную принадлежность и замер, вчитываясь в мудрёный текст.

Как-то очень уж сложно всё. Непонятно. К тому же резко и неожиданно. Похоже, оставляя свой автограф, он полностью и без остатка добровольно вверял судьбу лечащему врачу - Ивану Сергеевичу Седовкину. Но... Если это поможет навсегда стереть из памяти придуманную Лену, то...

 - Я согласен, - чуть слышно прошептал Евгений и черканул на листе корявое "Тихонов".

=52. Старший сержант Евгений Тихонов

За окном шёл дождь. Капли горохом стучали по подоконнику и оставляли на стекле мокрые дорожки. Женя смотрел на них, прислушиваясь к пустоте в своей голове.

С тех пор, как он оказался в реальности, всё стало неважным. Переживания превратились в прах и пепел, надежды рассеялись, как дым.

Ничего нет.

Никого нет.

Нечего ждать.

Не о ком грустить.

Лечение Ивана Сергеевича помогало: кошмары снились всё реже и реже, душа обрела покой, и Женя растворялся в благодатном безразличии ко всему, что происходит, происходило, или грозит произойти.

Всё суета. Всего лишь один маленький волшебный укольчик, и всё снова будет хорошо. Ровно, спокойно, без забот и хлопот.

Он подошёл сзади, как и всегда. Положил руки на плечи.

 - Скоро я увезу тебя отсюда, - прошептал Иван Сергеевич, опаляя ухо горячим дыханием. - И ты никогда не увидишь больше этой серой дыры. Ты веришь мне?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

 - Да доктор, - бесцветным голосом ответил Женя, продолжая пялиться на бегущие по стеклу капли. Казалось, будто окно плачет. А может, это плачет ночь?

Он протянул руку, но не смог коснуться слёз: пальцы врезались в стекло.

 - Ступай, отдохни, - сказал психиатр. - Тебе надо набраться сил.

Евгений кивнул и послушно потопал в палату. Обитал он там один, соседей не имелось, хотя рядом с его койкой стояла ещё одна. Но она пустовала, если не считать полосатого матраса, покрытого подозрительными жёлто-коричневыми пятнами.

Кто спал на этой койке? Куда теперь девался? Женя не знал. Да и не хотел знать. Зачем?

Он обнял хлипкую подушку и свернулся калачиком. Смежил отяжелевшие после лекарств веки и мгновенно провалился в сон, наполненный раскатами грома.

 - Тра-та-та-та-та... Тра-та-та-та-та...

 - Рация! - прорычал прапор. - Суки злое@#чие! Бл*дь!

Тра-та-та-та-та...

Женя перевернулся на другой бок и с головой укрылся пододеяльником.

 - Смэлый, да? - сальный блеск в глазах Хазмата. Золотые коронки на зубах. Смрадное дыхание. - Гордый?

Евгений дёрнулся, замычал, а мир содрогнулся от оглушительного грохота.

 - Расслабься, - шептал Иван Сергеевич, растягивая пальцами тесную плоть. - Я научу тебя получать удовольствие.

 - Нет!

Даже сквозь веки Женя ощутил вспышку молнии. Хотя... это не молния вовсе. И не гром. Это взрывы. Естественно, взрывы, ведь он бежит по минному полю. Ну... как бежит - ковыляет, припадая на одну ногу. Окровавленное бедро нестерпимо жжёт, левое ухо не слышит, а глаза вместо пота заливает липкая горячая кровь. Земля под ногами ходит ходуном и фонтанами взмывается в багряное небо. На небе не осталось звёзд. Они погасли...

Крикнуть бы, позвать на помощь, да голоса нет.

Очередной взрыв оглушает, земля набивается в рот, нос, лёгкие, мешает дышать, хоронит. Боль ослепляет, а смерть услужливо протягивает костистую лапу - "пойдём со мной"...

 - Ты должен жить, Женя, - хриплое контральто, знакомое до боли, до мурашек, до желания выть и зажать уши, чтобы не слышать его, не верить, не ждать, не любить... - Ты должен жить.

 - Тебя нет! - крикнул он, да толку: кто-то добрый заштопал губы толстой грубой нитью - рта не раскрыть.

Лена наклонилась к нему. Он ощутил запах её волос. Тот самый - сладкий, но не приторный.

 - Ты нужен мне, - сказала она, и эхом отозвался голос рыжего соседа вперемешку с дождём: "Ты ей нужен!". - Ты нужен мне, Женя.

Её поцелуй обжёг кожу, а ладони казались холодными, как лёд. Лена села сверху, как в самый первый раз, и принялась ритмично двигать бёдрами, распаляя его всё сильнее и сильнее. Блестящие каштановые локоны рассыпались по обнажённым плечам. Женщина его грёз закрыла глаза, запрокинула голову и сладко застонала. Он протянул руки к упругой груди, но в этот миг грянул гром:

 - ТЫ НУЖЕН МНЕ!!!

Евгений проснулся. Вскочил. Мокрый от пота, ошалевший, но... с относительно ясной головой, которая трещала, точно спелый арбуз. Во рту было сухо и мерзко, будто он всю ночь жевал обоссанный кошками щебень, а под носом коркой запеклась кровь.

Сколько он спал? Неизвестно. Но дождь давным-давно кончился, и в окно лился солнечный свет. Яркий, ласковый и тёплый. В золотистых лучах танцевали пылинки.

Чёрт!

Евгений сел и коснулся губ дрожащими, словно с похмелья, пальцами. Никаких стежков...

Вот ведь чёрт!

Он спрятал лицо в ладонях, стараясь унять дрожь и прогнать отголоски кошмара.

Сон. Это сон. Всего лишь страшный сон, и ничего больше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ты мне нужен, Женя...

 - Очухался? - В палату ввалился санитар. Тот самый.

Женя не ответил. Он внимательно смотрел на здоровяка, и мысли в голове скрипели, точно несмазанные петли. Этот тип приходил к нему каждый день, и всякий раз казалось, будто...