Серж Панин - Жорж Онэ

Оркестр гремел, пол трясся; танцевали шестую фигуру. Госпожа Деварен, прислонившись к косяку деревянной двери, следила глазами за своей дочерью, которой легкая походка составляла контраст с тяжелой поступью окружавших ее женщин. Мэр, заискивающий и почтительный, следовал за ней, стараясь всеми силами держаться около нее так, чтобы не наступить на длинный шлейф платья. Слышны были его слова: «Извините меня, княгиня»… «Если, княгиня, соблаговолите дать мне руку, то нам проходить».

Серж неожиданно увидал тещу. Его лицо приняло радостное выражение и у него вырвалось восклицание. Мишелина, следя глазами за мужем, также заметила мать. Для нее радость теперь стала полнее. Серж насмешливыми глазами показал госпоже Деварен на усиленные старания мэра, галопирующего с Мишелиной в то время, как некоторые крестьяне, не твердо стоявшие на ногах, приняли смешные позы, чтобы исполнить фигуру.

Мишелина все время улыбалась, веселясь от души. Такое откровенное, простое веселье, причиной которого была она, доставляло ей большое внутреннее удовольствие. Она наслаждалась радостью всех окружающих. Ее глаза с нежной признательностью смотрели издали на мать, постаравшуюся устроить такой праздник в честь ее. Наконец кадриль была кончена, музыка стихла. Всякий провожал на место свою даму: мэр с особенными почестями, а Серж с таким вниманием, как будто бы он был на балу в посольстве и имел дело с молодой знатной девушкой.

Все окружили госпожу Деварен; раздались радостные восклицания, а музыка заиграла с воодушевлением «Марсельезу».

— Нужно спасаться! — сказал Серж. — Эти славные люди способны торжественно нас вынести на руках.

Увлекая за собой тещу и жену, он вышел из зала, преследуемый радостными криками присутствующих.

Они все трое шли молча. Воздух ночи показался им восхитительным, особенно после удушливой жары в палатке. Радостные крики прекратились, а оркестр уже заиграл польку. Мишелина взяла под руку мужа. Они шли тихо, прижавшись один к другому и не обменивались ни одним словом. Казалось, каждый углубился в самого себя. Подойдя к замку, они поднялись по лестнице и прошли в оранжерею, служившую гостиной госпоже Деварен.

Атмосфера после бала все еще оставалась теплой и ароматичной. Люстры светились, хотя гости все уже разъехались. Мишелина медленно посмотрела вокруг себя. Воспоминание об этом торжественном вечере по случаю ее свадьбы заставило ее сердце сильно биться. С лицом, сиявшим радостью, она бросилась в объятия матери, воскликнув:

— Мама, мама, как я счастлива!

При этом восклицании Серж вздрогнул. Из его глаз упали две слезы, и он, немного бледный, протянул госпоже Деварен свои руки, которые, как она чувствовала, дрожали.

— Благодарю! — сказал он с особенным чувством. Госпожа Деварен внимательно посмотрела на него.

Она не могла заметить и тени дурной мысли на его лице. Он казался чистосердечно взволнованным и искренно признательным. У нее мелькнула мысль, не обманула ли ее Жанна или не ошибалась ли она сама, думая, что князь ее любит. Она почувствовала громадное облегчение, но сомнение закралось навсегда в ее сердце. Она оттолкнула от себя заманчивую надежду. Бросив на своего зятя взгляд, который он понял бы, если бы был менее взволнован, она прошептала:

— Увидим!

XIII

Первые два месяца после свадьбы были проведены действительно очаровательно. Серж и Мишелина совсем не разлучались. Через неделю они вернулись с госпожой Деварен в Париж, и громадный отель на улице Св. Доминика, такой мрачный и молчаливый, сделался веселым и шумным. Во дворе слышны были движение лошадей, грумов и конюхов и шум карет, уезжающих и въезжающих. Великолепные конюшни, прежде слишком просторные для трех лошадей хозяйки, сделались малы для князя. Там стояло теперь восемь породистых лошадей для карет, два очаровательных пони, купленных нарочно для Мишелины, но править которыми молодая женщина никогда не решалась, четыре верховых лошади, на которых каждое утро около восьми часов, когда свежесть ночи наполняла благовонием Булонский лес, супруги объезжали озеро.

Яркое солнце заставляло блестеть широкую водную поверхность, края которой были темны от тени елей. Свежий ветерок играл вуалью Мишелины. Слышался скрип кожи седел. Лошади, закусив удила, с пеною у рта, дергали их с силою. Большая русская борзая собака весело бегала вокруг двух всадников. Это были счастливые утра для Мишелины, наслаждавшейся вполне, так как с ней был Серж, предупреждающий всякое ее желание, следивший за ней взглядом, чтобы применить к ее робкой неискусной езде быстрые движения своей чистокровной английской лошади. По временам лошадь ее мужа начинала скакать, и она следила глазами, любуясь изящным наездником, сдерживающим без особых усилий горячую лошадь только давлением на ее крепкие бедра. Затем молодая женщина уже сама желала ехать быстро. Ударив лошадь хлыстиком, она пускала ее галопом, причем прохладный ветерок ласкал ее личико. Она чувствовала себя очень счастливой, видя подле себя любимого ею человека улыбающимся и ободряющим ее. Это были безумные поездки. Лошади возбуждались, борзая так скоро бежала, что, вытягивая свое стройное тело, почти задевала животом песок и встречала их на повороте аллеи, темной и прохладной, по которой они следовали, заставляя испуганных кроликов, быстрых, как мячики, перебегать дорогу. Запыхавшись от такой неистовой верховой езды, Мишелина останавливалась и проводила по своему розовому лицу перчаткой, на которую с веток, задетых по дороге, упало несколько капель росы, и потом трепала округленную шею с выступающими жилами своей прекрасной рыжей лошади. И затем медленно, шагом оба супруга возвращались домой на улицу Св. Доминика. Когда они приезжали во двор отеля, то топот их лошадей привлекал всех служащих в конторах посмотреть на них через занавески окон. Утомленная немного Мишелина входила с улыбкой в кабинет матери, где та серьезно работала за большим письменным столом, и говорила ей: «Вот и мы, мама!». Мать быстро вставала и обнимала свою дочь, восхищаясь свежим приятным запахом, привезенным из леса. Затем все садились завтракать.

Подозрения госпожи Деварен немного утихли. Она видела, что дочь ее была счастлива, а ее зять был во всех отношениях к ней совершенно чистосердечен и очаровательно мил. Кейроль и его жена со времени их брака мало бывали в Париже, приезжая только на короткое время и тотчас опять уезжая. Банкир, вступив в компанию с Герцогом по устройству кредитного общества, путешествовал по всей Европе, основывая конторы и обеспечивая их средства. Жанна его сопровождала. Теперь они были в Греции. Письма молодой женщины к приемной матери дышали спокойствием и удовольствием. Она была очень довольна своим мужем, доброта которого к ней была безгранична. У нее не было никакого намека на то, что произошло в тот брачный вечер, когда она, убегая от рассерженного Кейроля, бросилась в объятия госпожи Деварен и позволила ей узнать ее тайну. Ее приемная мать могла думать, что эта мысль, смущавшая еще по временам ее ум, была плохо изглаженным воспоминанием о дурном сне. Удаление Жанны особенно способствовало успокоению госпожи Деварен. Если бы молодая женщина находилась около Сержа, то она все волновалась бы. Но прекрасная и соблазнительная соперница Мишелины была далеко, а Серж казался сильно влюбленным в свою жену.