Чистые струи - Виктор Пожидаев

— Сдурел, старик?!

— Обиделся, значит? — пристально посмотрел на меня он.

— За что? — искренне удивился я, не прекращая мелкие хлопоты по столу.

— Да брось! За что! Будто не знаешь… — Он крутил в руках пустую посуду и смотрел на нее отсутствующим взглядом. — Работа есть работа, старик. Если бы я на всех обижался, у меня бы был не один инфаркт.

Я честно пытался вспомнить, за что я мог обидеться на шефа, но так и не вспомнил. Тут снова затиликал звонок. В прихожую ввалился Крокодил Гена — тоже товарищ по работе, но ничей не шеф, просто товарищ.

— Ты… Это… Привет! — сказал он в обычной своей манере. — Я к тебе с новостью. Твой дурацкий шеф…

Я дернулся и прикрыл ему рот кулаком. Шеф кашлянул в глубине комнаты.

Крокодил Гена покраснел и стал раздеваться. Он смотрел на меня так, словно знал, что живет последнюю минуту и не сможет вернуть мне крупную сумму денег, занятую, может быть, на «Жигули» или другую шикарную вещь.

Наконец мы вошли в комнату. Шеф смотрел на нас и улыбался. И я бы не сказал, что он улыбался через силу.

— Извини, — вдруг сказал ему Крокодил Гена. — Я не думал, что ты здесь.

— Только что, — шеф кивнул на меня, — я сказал ему, что если бы на всех обижался, нажил бы кучу инфарктов.

— Точно не обижаешься? — простодушно спросил Крокодил Гена. — Молодец, старик! — И он уселся у столика. Прямо на пол. С его ростом ему было так удобнее.

— А ты уже и собрался! — непонятным тоном произнес Крокодил. — На завтра собирался?

Я как-то не обратил внимания на это «собирался».

— Конечно! Чего тянуть. Вот еще мотоцикл… Да ладно, утром займусь.

Крокодил Гена посмотрел на меня, потом на моего шефа. Шеф курил и щурился — видимо, дым ел ему глаза. Я принес еще одну вилку, положил перед Крокодилом Геной и присел рядом с ним — на упакованную палатку.

Через минуту мы весело разговорились, а потом, дальше-больше, говорили все веселее, как это случается в такой вот непринужденной обстановке. Я подумал, что у меня очень хорошие товарищи по работе, даже шеф, несмотря на его занудливую натуру, что действительно другой бы на его месте нажил с нами кучу инфарктов, а он не только не нажил, но еще и находит время для простых человеческих контактов. Эта мысль переполнила меня благодарностью к моему шефу, мне стало неловко за мысленные маневры, которые я выполнял по кухне. Коля? А почему бы и не взять! Во-первых, он не девчонка, мальчик. Почти мужчина. Подумаешь, промочит ноги! У костра обсушится. Раньше ребятишки босиком по снегу бегали, не умирали.

Пусть спит в мешке, пару ночей я и у костра скоротаю — свитер, костюм, плащ. Доедем! Спешить некуда, потихоньку… Зато парень хлебнет свободы, поймет то, что никогда не понять его круглому папаше. А то, не дай бог, вырастет еще один руководящий коллекционер, любитель аквариумной природы. А школа… Значит, какие-то обстоятельства, и не мне ломать об этом голову.

— Что же это я! — вскочил Гена. И никакой он не крокодил! Конечно, большой, медлительный, добрый, но зачем же сразу приклеивать всякие клички! Не по-товарищески…

— Гена, ты куда? — отбросив полклички, заботливо спросил я.

— Да… Это… Забыл совсем. Я ведь тоже кое-что купил.

И он принес свой сверток, который покоился до сих пор в огромном кармане его огромного пальто.

Мы засиделись допоздна. Поговорили хорошо, без задних мыслей. Мне было еще лучше, чем им, потому что завтра, с раннего утра…

— Ну, мы пошли, старик! — Гена поднялся. Он и не подумал, что первым должен подняться мой шеф. — Ложись, а то завтра на работу, не выспишься.

Я посмотрел на шефа. Он тоже поднялся и уже направился в прихожую.

— Да, старик! — сказал он уже оттуда. — Тебя отозвали. Сам понимаешь — на селе сейчас горячо. А тут… заболела.

Я не мог подняться с палатки. На меня давили сто трудных дней ожидания этого дня. Меня распирала обида, жгло отчаяние.

Они не уходили, топтались в прихожей. Наконец я вышел проводить их. Было совсем темно. Кричали первые весенние лягушки, а где — не поймешь: везде асфальт да бетон. Ночь теплая, сейчас на дальнем заливе…

— Послушай, — сказал я шефу в кудрявый затылок. Он остановился. — Что же ты мне молол про Колю?

— Я имею в виду июнь. Когда он будет на каникулах.

Значит, отпуск мне перенесли на июнь…

Надо сказать, что потом я был очень и очень благодарен шефу: весь май шли дожди. Ни о какой рыбалке не могло быть и речи. Даже выходные заставляли выть от скуки. Единственное, что я успел сделать за месяц, — это тщательно подготовить к отпуску мотоцикл…

И вот она пришла, добрая погода. Пришла моя свобода!

— Я загляну к тебе, старик, сегодня! — сказал мой шеф, когда я обходил товарищей, расставаясь с ними на месяц.

Я вздрогнул. Это было как наваждение.

— Извини! — ответил я уже в коридоре, чтобы не обидеть шефа при всех: обида, нанесенная при свидетелях, держится в душе очень долго. — Извини, старик, но вечером я уже буду на заливе!

Шеф думал меньше секунды.

— Тогда я ему сейчас позвоню! — решительно сказал он.

— Кому?

— Коле. Ты же обещал.

Вот как! Значит, я обещал… И хотя это было не совсем так, я почувствовал, что попал в западню.

Шеф позвонил домой. Он долго держал трубку около уха, потом робко взглянул на меня.

— Может, утром поедете?

— Нет. Мне каждый день дорог…

— Я понимаю… Поверь, Коля тебя не обременит. Тихий мальчик. Я даже не знаю, что из него получится. Уж такой робкий…

«Коллекционер из него получится! — чуть не сорвалось у меня с языка. — Предмет для кушетки».

Я выходил из кабинета под обиженным взглядом шефа.

Плевать! Солнце палило вовсю, трава, наверстывая упущенное за холодный май, рвалась в небо, у магазинов появились бочки с квасом, девушки вырядились в невесомые ситцевые платья. Плевать! Уезжаю. Коля? Ха-ха!

И хотя ехать по всем соображениям нужно было утром, я тут же, не теряя ни минуты, зашел в гараж и вывел на площадку новенький «Восход-2». К дому я подъехал на мотоцикле.

Минут двадцать, ну, полчаса провел я в квартире, доедая вчерашний суп, допивая оставшийся в холодильнике кефир, собирая в одну кучу — к дверям — весь мой путевой скарб. А когда, с рюкзаком на плече, спиннингами в руке и палаткой под мышкой, вышел на улицу, возле моего мотоцикла стоял Коля.

Первое, что мне пришло в голову, — сказать ему, что я еду не сегодня, а завтра или даже — послезавтра. Второе, что я дубина: надо было это сказать моему шефу, его отцу. Сказать так, а уехать сегодня!

Коля смотрел на меня ясным немигающим взглядом. Одет он был ладненько: в плотные джинсики, защитную курточку. Под курточкой — черный свитерок. Конечно, стоять под солнцем ему было сейчас несладко, но для езды на мотоцикле лучше одежды не придумаешь.

А он собирался ехать на мотоцикле: в руках у него был новенький шлем. И это предусмотрено!

— Здравствуйте! — чуть слышно сказал Коля и потупился.

— Привет! — сказал я таким тоном, чтобы он сразу же все понял и слинял. Если он сразу все поймет и слиняет, мне не придется оправдываться перед шефом: не прогонял же!

Коля не линял. Он стоял и смотрел на мою возню. Я прилаживал к верхнему багажнику большой рюкзак. Я прилаживал рюкзак и думал, что если возьму этого робкого Колю с собой, то не возьму ни палатки, ни спальника. Лодку возьму, лодка создана не для проявления заботы о папенькиных сыночках. Она у меня вся в заплатах. Я его отошью от лодки, скажу, что не хочу, чтобы он утонул.

Я занес палатку в квартиру, швырнул на антресоль, туда же — спальный мешок, туда же — прорезиненный плащ: обойдусь. Я тебя, робкий друг Коля, научу свободу любить!

Я замкнул квартиру на два ключа и вышел на улицу. Коля стоял возле мотоцикла в той же позе, в какой стоял десять минут назад. Я только сейчас заметил за спиной у него рюкзак. Рюкзачок. Если бы у меня был трехлетний сынишка, я бы купил ему точно такой же, чтобы ходил в походы — под стол.

Что за черт! Спиннингов на месте не было. Кажется, я их положил на рюкзак…

— Я ваши спиннинги привязал! — шевельнулся Коля.

Привязал! Я раздраженно сорвал какие-то тесемочки и сунул удилища под капроновую дугу сиденья…

Коля ждал. Он внимательно смотрел, как я открываю краник подачи бензина, нажимаю на поплавок карбюратора, вставляю в замок ключ, ищу нейтральную передачу, с одного толчка завожу мотоцикл и сажусь на белое сиденье.

Я начал надевать шлем.

— Ну… что! Поехали!

Я не почувствовал его веса. Мотоцикл даже не шевельнулся.

За городом я дал гари. Мотор работал с наслаждением, дорога была почти пуста. Я клал мотоцикл на поворотах, как это делал, когда ездил один. Коля, подражая мне, заваливался в нужную сторону. На прямой я разворачивал грудь, чуть откидывался назад и при этом не задевал пассажира: у него, оказывается, была неплохая реакция.