Чистые струи - Виктор Пожидаев

— Понял, но боялся, что ошибаюсь… А мой папа зануда?

— Почему ты так думаешь?

— Я просто спрашиваю.

— Я не хочу отвечать на этот вопрос.

— Вы боитесь обидеть меня?.

— Нет. Просто это ненормально, когда ребенок осуждает своего отца. У него очень сложная и ответственная работа.

— Да. Я знаю. Он часто говорит об этом…

Милый шеф!

— Может быть, только… он чересчур серьезен. Но работать с ним легко. Он никогда не попадает впросак. И нам не приходится краснеть.

— Значит, мама попадает впросак?.. Она часто краснеет.

Вот наказание!

— Ей, наверное, бывает стыдно за тебя.

— Нет, она не тогда краснеет.;

— По-твоему — и я сейчас попал впросак?

Он пристально посмотрел на меня.

— У вас лицо, наверно, от огня покраснело.

— Да. Наверно. У тебя тоже красное лицо. Пойдем умоемся!

И пора уже было умываться: наступал рассвет. Далеко, на той стороне залива, рокотал легкий колесный трактор. Вот и сенокос!

Коля уже без стеснения разделся до плавок и зашел в ясную воду. И опять я подумал, что он чересчур уж худенький. У беззаботных детей такой худобы не бывает.

— Мы будем печь картошку? — Он слегка дрожал и натягивал на себя грязные штаны. Лицо у него светилось, как у новорожденного.

— А как же! — Я чуть было не подхватил его на руки, но вовремя сдержался. — Первым делом будем печь картошку.

— Я тоже научусь печь картошку в костре? — Он натягивал свитерок, и я не видел его лица.

— Обязательно! Ты многому научишься.

— Да. Я знаю! — просунул он светлую голову в вязаную шейку. — Мама тоже так сказала:

— Мне кажется, ты уже кое-чему научился.

Я думал, он спросит: чему? Но он засмеялся. И нагнулся — стал зашнуровывать кеды.

— Вести себя? — спросил он, согнутый в дугу.

Меня так и подмывало слегка шлепнуть его по острому заду.

— Этому сразу не научишься.

— Я и сейчас плохо веду себя? — насторожился он.

— Если бы ты сразу начал так себя вести, мы давно бы уже были друзьями.

— Значит, мы еще не друзья?

— Я сказал — давно.

— Тогда мы друзья?

Он завязал кеды и выпрямился, стараясь сразу же схватить мой взгляд.

— Об этом не спрашивают. Это и так видно.

Он зверьком взлетел на крутой берег. Когда я взобрался следом, он тормошил мой рюкзак.

— Сколько нужно картошки?

— Побольше! Я страшно голоден.

— Я тоже! — воскликнул он. — У меня есть сайра, откроем?

— Ни в коем случае!

— Почему?

— На рыбалку рыбу не берут.

Мы засыпали картошку жаром. Я собрал новый спиннинг и протянул Коле:

— Дарю.

— Вы лучше мне тот подарите.

— Подарки не выбирают.

Я взял отремонтированный спиннинг, и мы пошли вдоль берега. Туда, где не нужно было слишком далеко забрасывать.

— А почему вы не женитесь? — спросил он, обернувшись.

Я споткнулся о свою же ногу.

— Пока не считаю нужным.

— И не пробовали?

— Нет.

— Я пробовал…

— Ну и что из этого получилось?

— Ничего из этого не получилось. Сначала ее старики согласились. Я целый день у них провел. А вечером меня выставили. Сказали — завтра придешь.

— Ну и ты пришел?

— Нет, конечно. Что это за жизнь: днем приходи, вечером уходи…

— А она?

— Маме пожаловалась, что я книжку не отдаю.

— Какую книжку?

— Сберегательную. Мы с ней сделали такую книжку, как кошелек. Складывали туда копейки. Я хотел много накопить, чтобы потом у нас были деньги. На первое время. А она не стала ждать. Прибежала жаловаться.

— Ты отдал?

— А что я, крохобор, что ли! Отдал.

— А свои деньги забрал?

— Нет. Нужно было забрать? — он смотрел на меня изучающе.

— Ни в коем случае! Это не по-мужски!

— Вот видите. Мама тоже так сказала.

— А папа?

— Папа об этом не знает. Вы не скажете ему?

— Ты опять?!

— Извините…

— Давай, Коля, не будем больше извиняться. Это как-то не по-дружески. И давай на ты. Идет?

— Нет. Я не смогу. Может, потом… Ладно?

— Ладно. Пойдем, сейчас самый клев.

Мы расположились возле небольшой бухточки. Залив в заливе. Солнце начало припекать. Я разделся. Коля посмотрел на меня и сделал то же самое.

— Почему вы не забрасываете?

Бессонная ночь притупила мой рыбацкий азарт. Да и в рыбе ли дело! Шуршала спешившая вырасти трава, в воздухе носились запахи прелого сена, донной мути, птичьих гнезд. Сердце замирало. Хотелось раствориться во всем этом и тоже стать каким-нибудь запахом. Приятным запахом. А буду ли я приятным запахом, если действительно стану запахом? С такой мыслью, оказывается, я и уснул. И спал долго-долго. Пока не ощутил боль. Лицо пощипывало. Солнце было совсем рядом, светило в упор… Коля возился с леской.

— Бороду так почти невозможно распутать. Нужно снять ее с катушки. Вот так. Намочить в воде. Вот так. Видишь, кольца сами распускаются? Теперь начинай со стороны грузила.

Он справился с этой задачей и повеселел.

— Когда учишься бросать, лучше всего слегка затянуть тормоз. Там, на катушке. Нет, это кнопка трещотки. Да, вот это. Прикрути. Так, чтобы катушка вращалась с небольшой натугой.

Он сделал заброс. Слабенький, но бороды уже не было. Он присел у воды и стал ждать.

— Клюет!.. — прошептал он, посмотрев на меня. Он растерялся. Это было так неожиданно, что я засмеялся.

— Подсекай!

Он рванул кверху удилище и стал пятиться. Он забыл про катушку. Если бы он забросил далеко, ему бы пришлось пятиться до самой редки.

Карась выполз на песок. Коля бросил спиннинг и подбежал к нему.

— Есть!

— Ты сделал две ошибки. Не нужно пятиться, нужно выводить рыбу катушкой. И ни в коем случае нельзя бросать спиннинг на песок. Испортишь катушку.

— Ну и что! — вдруг сказал он. — Это же мой спиннинг!

— Ты не любишь, когда тебе советуют?

— А что вы злитесь, если это мой спиннинг?!

— Я не злюсь, а хочу, чтобы ты стал настоящим рыбаком.

— И без вас стану!

Он отшвырнул в сторону карася и поднял спиннинг. Катушку заело. Он коротко и с ненавистью взглянул «а меня.

— Промой ее в воде.

Он бросил спиннинг мне под ноги.

— Можете забрать!

— Коля!

Он убежал в дальний конец залива, а я вернулся к стану. Картошка сгорела. Жар еще был. Я полез в рюкзак. Под руку попала банка сайры. Мне стало тяжело. Тяжелее, чем было вечером, чем было ночью. Я налил стакан водки. Странно… Ну что же еще?! Что?

Я нашел его на прежнем месте. Коля сидел со спиннингом в руках. Он вскочил и чуть не уронил спиннинг. Он бросился ко мне.

— Простите!

Он был очень худой. Я не чувствовал его веса. Он обхватил меня за шею и замер.

— Ну… Ну что ты, чудак!

Коля не выпускал из рук спиннинга.

Мы ели печеную картошку и поглядывали друг на друга.

— Коля!

Он осторожно поднял голову. «Ну не надо, а?! Ну, пожалуйста, не надо!» — сквозило в его взгляде.

— Ты побудешь один?

Лицо его потемнело. Но он смотрел на меня не отрываясь.

— Мне надо привезти кое-какие вещи. Мы ведь проживем тут долго, а без этих вещей ну просто никак нельзя.

— А… бензин?

— Тут тоже есть маленькие секреты! Только об этом я тебе пока не расскажу.

Он смущенно улыбнулся. Я перевел рычажок краника на «Р». Резерва хватит ненадолго. До сенокосного стана хватит. А там заправлюсь. Я часто заправлялся на стане.

— Мне… рыбачить?

— Пожалуйста! Ты теперь свободен. Делай что хочешь!

— Я буду рыбачить, можно?

— Ну что ты на самом деле!

— Я возьму ваш садок?

— Мой? Мой не бери. Возьми у меня в рюкзаке свой.

— Мой?!

— Да. Капроновый. В него много входит.

Он шел за урчащим мотоциклом. Он держался за белую кожу седла.

— Вы скоро вернетесь?..

— Я буду спешить.

— Нет! Не спешите… Я подожду…

— Ты хочешь подольше побыть один?

— Нет! Дорога плохая…

— Ты же знаешь, что этот мотоцикл никогда не падает.

— Вы же выпили…

— Нет.

— Но…

— Я хотел выпить, потом раздумал. Я вылил ее в костер.

— Правда?! Но… все равно… ты… осторожнее, ладно?

— Хорошо.

Я полетел по черной пересохшей тропинке. Я старался не оглядываться.

Я хотел ехать как можно осторожнее. Это было невозможно. Мне казалось, что с ним что-то случится.

В квартиру я вошел совершенно обессиленный. Тело гудело, в ушах не смолкал гул мотора.

Спальник, палатка, плащ… Может, и одеяло?

Крокодил Гена вошел не позвонив.

— Увидел, старик, что ты проскочил! Привет!

Возьму и одеяло! Где-то был у меня еще один брезентовый костюм…

— Ну что, всучил тебе шеф паразитика?

— Что?

— Всучил, говорю…

— Заткнись!

Крокодил Гена долго стоял молча. Я собирал вещи. Он так и ушел, не сказав больше ни слова и не попрощавшись. Мне было плевать на это. Зря я друзей не обижал.