Любовь с первого клика - Дарья Владиславовна Сойфер

потряс им у Лены перед носом. – Мы убедим Томского, что у вас с ним все было.

– В смысле… он и я… – Лена ошарашенно попятилась. – Здесь?..

– Именно! – Кобзев улыбнулся так довольно, словно только что изобрел электричество. – Слушай, это беспроигрышный вариант.

Оказалось, что беспроигрышным Никита считал следующий сценарий: первым, кого увидит Томский, проснувшись, будет обнаженная и удовлетворенная Лена. Фамильярно царапая его грудь коготками, так ведь все любовницы делают, она поведает Яну, как накануне он перебрал с шампанским на митапе, задремал, а потом вдруг проявил недюжинный джентльменский напор по отношению к бывшей сотруднице. Сыпал комплиментами, клялся вернуть работу ей и несправедливо уволенному Никите, на этой части легенды Кобзев особенно настаивал, и вызвался проводить Лену до дома на такси.

– Но меня подвез Вайц! И если вдруг Ян у него уточнит… – начала было возражать Лена, но Кобзев замахал на нее руками.

По его словам, обидеть гениального стратега мог каждый, а вот придумать эдакий лихой план эвакуации – нет. При этом Никита допускал некоторые коррективы. Например, что Томский Лену не провожал, а вдруг начал ломиться к ней домой, когда она уже вернулась и приняла душ. От вида мокрых женских прелестей, прикрытых скудным полотенчиком, Томский, конечно, потерял голову.

– Но ты-то не потерял, когда вышиб мне дверь в ванную! – не удержалась от скепсиса Фетисова, правда, в ответ получила такую порцию обвинений в неблагодарности и отсутствии мало-мальского чувства такта, что быстро забрала слова обратно.

Утешившись горячим кофе и последним Лениным йогуртом с ананасами, Кобзев продолжил. По его легенде, Фетисова отдалась Томскому не сразу. Как девушка во всех отношениях приличная, она сначала предложила бывшему шефу перекусить, потому как взгляд у него был дюже голодный. На что Ян немедленно потребовал еще и выпить. А кто же отказывает генеральным директорам? Высосав в одно директорское лицо две бутылки, кои Никита заботливо приготовил в качестве неопровержимого доказательства, Ян, впрочем, не успокоился, а явил Лене всю мощь своего харассмента. Она отбивалась, как могла, но Томский был сильнее и, разумеется, принялся бесстыже совокупляться с ней на всех пригодных и непригодных для этого поверхностях.

Изложив примерный перечень поз и локаций, Кобзев довольно откинулся на спинку стула с таким видом, словно это он только что сыграл роль жеребца-осеменителя и теперь бы не отказался от сигаретки и аплодисментов.

– То есть ты хочешь, чтобы я убедила Томского, – медленно произнесла Лена, стараясь разглядеть описанное Кобзевым непотребство, – что он меня изнасиловал?!

– Ну, не прям уж так изнасиловал… – Никита пожал плечами. – Но да. Тогда ему точно станет стыдно. И он, во-первых, никому ничего не скажет, потому что репутация, а во-вторых, вернет нам работу!

Лена сделала паузу. Мама всегда учила ее: не руби сплеча. Сперва подумай, как бы человека не обидеть, как бы сказать помягче, а там, глядишь, и сама успокоишься.

– Подыши, – говорила мама. – Подыши, а еще возведи какое-нибудь двузначное число в квадрат. – Последний прием она придумала специально для Лены: девочка всегда любила математику.

За годы дружбы с Никитой Фетисова продвинулась в устном счете до невиданных высот. Иногда она перемножала трехзначные числа, причем едва ли не быстрее калькулятора, иногда вспоминала, что там у «пи» после запятой. Сейчас не помогло ни то, ни другое.

– Уйди, – тихо сказала Лена, вцепившись в коленки: в ней уже просыпался внутренний Халк, и пальцы сжались сами собой, а левое веко задергалось.

– Да ну ты что, это же шикарная идея! Говорю тебе, все сработает!

– Уйди, или я за себя не ручаюсь.

Да, с виду Фетисова была хрупкой. У родни она неизменно вызывала желание ее накормить, бабушка в деревне всегда охала и причитала: «Твоей ключицей глаз выколоть можно!» Но сейчас в голосе Лены прозвучало что-то новое. Накопившаяся ярость не желала слышать о гуманизме и человеколюбии и жаждала лишь одного: крови. Крови Кобзева.

Он это сразу понял и не стал спорить или устраивать презентацию в защиту своего плана. Никита обладал феноменально развитым инстинктом самосохранения и мог дать фору многим особо живучим ветвям эволюции вроде тараканов, бороздящих просторы Земли с самого палеозоя. Иными словами, Кобзев чувствовал приближение реальной опасности и уносил ноги с такой скоростью, будто у него их было не две, а все шесть.

Вот и теперь, смерив Лену обиженным, но коротким взглядом, Кобзев буркнул нечто нечленораздельное и исчез в коридоре. Фетисова успела разобрать лишь два слова: «сама» и «Томский». Видимо, Никита сложил свои полномочия главного военного тактика и препоручил пленного Лене.

С уходом Кобзева ей стало чуточку спокойнее, но грустнее. Врать насчет изнасилования… Нет, для такого стоило бы придумать восьмой круг ада, самый жаркий. Где-то между блогерами, которые ретушируют свои фотографии, и ставщиками на спорт. Но ничего нового Лена изобрести не смогла, а потому, проведя час за бесцельным созерцанием спящего красавца, она склонилась к единственному варианту, который не угробил бы ей карму напрочь. К правде.

Глава 12

Снотворное было сильным, тут фармацевт Кобзева не обманул. А потому у Лены образовалась масса свободного времени, чтобы отрепетировать исповедь. Спать хотелось неимоверно, лечь было некуда, и Фетисова надумала почистить Томскому костюм. Так ей, по крайней мере, удалось бы избежать объяснений, почему шедевр итальянских портных похож на спецовку ассенизатора.

Сначала Лена попыталась пройтись влажной мыльной губкой прямо по Яну, но очень быстро поняла: легче вымыть подъезд ватной палочкой. К тому же вертеть храпящего половозрелого мужика с боку на бок было занятием для тяжелоатлетов, к числу коих Фетисова определенно не принадлежала. Умаявшись, она поняла, что стиральная машинка – в сущности, не такое уж плохое изобретение, и принялась Томского раздевать.

Такой насыщенной ночи у Лены не бывало со времен… Ладно, чего уж греха таить. Вообще не бывало. Получить объект безответной любви в свое полное распоряжение – так широко удача улыбается не каждому.

Приличная девушка на месте Лены отвела бы взгляд, но о каких приличиях можно говорить, когда у тебя на диване накачанный во всех смыслах мужчина, которого ты собственноручно туда затащила, как первобытный человек – мамонта? К тому же завтра Лену ожидал неприятный разговор, и она сочла,