Вселенная против Алекса Вудса - Гевин Экстенс

— Ну спроси, тебе сложно, что ли? — настаивала Элли. — Просто замолви за меня словечко.

— Ладно, — согласился я.

Если честно, мне не слишком нравилась эта идея. Но летом случался наплыв туристов, а от Жюстин с ее парением в иных пластах бытия толку стало мало, вот я и подумал, что мама, возможно, не откажется от помощницы. Причем я почти не сомневался: из Элли получится именно такая помощница, какая нужна маме. Как не сомневался и в том, что если мне придется выдерживать общество Элли дольше десяти минут в день, я точно рехнусь. Впрочем, пока от меня требовалось немного: сказать, что поговорю с мамой. Зато это обещание позволяло мне избавиться от Элли хотя бы на сегодня.

— Улетно потусили, Вудс, — сказала Элли, втаптывая в землю второй окурок. — Надо будет как-нибудь повторить.

Интересно, сарказм это был или ирония? Уточнять я не стал.

— Поговоришь с матерью? — переспросила она, сверля меня взглядом, не подразумевающим возможности отказа.

— Поговорю, — сказал я.

— Ништяк.

Элли достала из сумочки баллончик с распылителем, закрыла глаза и с ног до головы опшикала себя мелкой пахучей пылью, после чего махнула мне рукой, развернулась и двинулась к зданию школы.

Остаток маршрута я прошел безо всякого удовольствия.

Через два дня принесли посылку. Мама загоняла в гараж машину, а это всегда занимало у нее кучу времени — она плохо чувствовала габариты, — и поэтому почтальону открыл я. Но вот чего я никак не ожидал — так это того, что посылка адресована мне. Кроме доктора Уэйр, никто и никогда ничего мне не присылал, а от нее, как я уже упоминал, я получил книгу Мартина Бича про метеоры, а потом еще одну, под названием «Вселенная. Пособие для начинающих». Поэтому я мигом сообразил, что и на этот раз держу в руках книгу: размер посылки совпадал с прошлыми. Только почерк на квитанции был незнакомый. Доктор Уэйр писала характерными для ученых каракулями с завитушками, а тут кто-то вывел мои адрес и имя корявыми печатными буквами. Я сначала покормил Люси, а потом пошел наверх, чтобы открыть посылку у себя.

Это оказался новехонький том «Завтрака для чемпионов» в мягком переплете. Никакой записки не прилагалось, но на обороте верхней обложки было написано:

Тебе наверняка интересно, чем дело кончилось? Как дочитаешь, заходи поделиться впечатлениями.

Подумав пару минут, я взял ручку с бумагой и написал ответ, который отправил на следующий день.

Уважаемый мистер Питерсон!

Большое спасибо за книгу. Это настоящий сюрприз. Я думал, что вы обиделись навсегда, особенно после моей неудачной попытки объясниться. Сейчас я сделаю еще одну попытку и постараюсь, чтобы вышло понятнее. Но, хочу предупредить, что некоторые детали, возможно, покажутся вам странными. Наверняка в ваши дни школы были устроены по-другому и люди там вели себя как люди, а не как гориллы.

(Далее я подробно и в хронологическом порядке изложил события, которые привели к утрате книги мистера Питерсона.)

Простите, что не смог рассказать все это раньше. Я был ужасно подавлен всей этой историей и к тому же боялся, что вы решите будто я не хочу брать на себя ответственность. Я, конечно, виноват, потому что обещал книгу беречь, но не подумал, что брать ее в автобус опасно. Этот случай убедил меня, что все же надо быть пацифистом. Дело не в том, что я плохо дерусь. Просто драка, даже если тебя к ней вынудили, не решает проблему, а усугубляет ее.

Безусловно, я виноват в том, что простая неприятность превратилась в откровенную мерзость. Но теперь, надеюсь, вы понимаете, что вина не только на мне. Я поступил глупо, но из лучших побуждений. Хочется верить, что это немного меня оправдывает.

К сожалению, в ближайшее время я не смогу к вам зайти и рассказать, что я думаю о концовке «Завтрака»: после вышеописанного выступления перед завучем я сижу под домашним арестом. Вы, думаю, уже поняли, за какое именно слово меня наказали, так что не буду зря марать бумагу.

Я к вам зайду, как только мама решит, что я усвоил урок и можно выпускать меня на свободу. Надеюсь, когда-нибудь это все же случиться.

Еще раз огромное спасибо.

Искренне ваш,

Алекс Вудс.

И почему я не сообразил написать мистеру Питерсону раньше? В письме можно все изложить спокойно и не торопясь, можно все как следует обдумать. Это гораздо легче, чем общаться в режиме реального времени.

Жалко, нельзя все общение свести к письмам — жизнь стала бы куда легче.

Как вы понимаете, из-под домашнего ареста меня все-таки выпустили, и в ближайшую же субботу я без всякого приглашения отправился к мистеру Питерсону. Мы столкнулись возле его дома — он собирался на «короткую прогулку» с Куртом, что в его устах означало короткую в смысле расстояния, но не времени. Курт был совсем старый, а у мистера Питерсона болела нога, так что они никогда не уходили далеко, гуляли всегда подолгу. Стояло лето, денек выдался солнечный, а я все равно привык гулять по часу пять раз в неделю, так что охотно к ним присоединился. Насколько долгой окажется короткая прогулка, меня не волновало.

После отправки ответа мистеру Питерсону прошло уже несколько недель, которые я потратил на то, чтобы подготовить покаянную речь. Я извел несколько черновиков, вновь и вновь черкал ее и переписывал, потом заучил наизусть и прорепетировал.

Но мистер Питерсон не дослушал даже первое (особенно тщательно отделанное) предложение. По неизвестной причине он решил, что виноват больше моего, чем привел меня в смущение. Я не меньше трех раз напомнил ему, что редкое первое издание «Завтрака для чемпионов» с дарственной надписью покойной миссис Питерсон погибло из-за моей беспечности и в результате моих действий.

— Знаешь, что сказала бы на это миссис Питерсон? — перебил он.

Я задумался.

— Наверное, сказала бы, что зря вы дали мне книгу и что случилось то, чего и следовало ожидать.

Если честно, я сделал это предположение потому, что именно так рассудила бы мама, а других идей у меня не было.

Мистер Питерсон хмыкнул — это хмыканье часто заменяло у него улыбку.

— Ничего подобного. Она сказала бы, что книга по сути — собрание мыслей, а по форме — просто макулатура. Что относиться к макулатуре как к святыне — нелепо. Понимаешь?

Я снова задумался, на этот раз надолго.

— То есть вы имеете в виду, — наконец произнес я, — что значение имеет не сама книга, а те идеи, которые в ней заложены. Но все-таки это была не просто книга. Это был подарок, который ничем нельзя за…

— Да нет же! Я не говорю, что книга не имеет значения. Я говорю, что есть более важные вещи. Вещи, которые к самой книге не имеют отношения. Они теперь здесь, — он постучал себя по лбу, — и никуда отсюда не денутся. Понимаешь?