Банка для пауков - Виктор Галданов

— Теперь вы, может быть, позволите мне пройти! — твердо сказала она, завернув краны, и, не глядя на Мирзу и стоявших поодаль его парней, направилась в раздевалку.

— Клянусь честным словом, — воскликнул Мирза, обращаясь к своей свите, — когда она пила мой «монбазильяк», ела моего «петуха в вине» и играла на мои бабки в моем казино, она была более покладистой.

— Ну, и сейчас еще не поздно сделать ее покладистой, — предложил Тофик.

В это время в раздевалку влетел встревоженный Мося.

— Послушай, Мирза, — взволнованно сказал он. — Девушка находится здесь по моему приглашению, и обижать ее я не позволю.

— Никто и не думает ее обижать. Сексом, как и деньгами, женщину обидеть невозможно, — ответил Мирза.

— Так вот, если ты немедленно не оставишь ее в покое…

— Нет, это если ты немедленно не исчезнешь, — заявил Мирза, — то на всех моих рынках немедленно закроются все твои обменки! И ларьки с кассетами и сидюками. Забыл, соловей, сколько ты мне за одну аренду должен!

Моисей Лазаревич лишь всплеснул руками. На такие доводы у него контраргументов не было. Это был, конечно, скандал, но что делать, если взглянуть философски, вся жизнь наша состоит из череды скук и скандалов. Он поспешил удалиться и из окна второго этажа наблюдать за тем, как трое громил сжав девушку плечами с трех сторон провожают ее к подрулившему к заднему крыльцу «линкольну».

* * *

В это время Грант Меновазян находился в большой спальне мотеля «Солнечный», восхищаясь беспредельными талантами собственной жены.

Наружный красный неоновый слет загорелся ярче, когда на улице стало темнее. Машины подъезжали к стоянке мотеля чаще всего в ночное время. За рулем, как правило, сидели богатые мужчины. Их машины оставались на стоянке разное время, но редко на всю ночь.

Не надо было быть слишком умным ментом, чтобы понять, что мотель «Солнечный» является публичным домом, самым крупным и дорогим во всем городе.

Но мотель располагался в пригороде, где менты получали зарплату меньше, чем в столице. И везунчиком считался тот, кого назначали дежурить возле мотеля. Каждый вечер местные блюстители получали дополнительную плату в мотеле.

Мотель состоял из трех современных зданий, соединенных галереями. Каменное здание было конторой. Большое здание содержало двадцать комнат, где жили и работали девушки. Жена Булгахтера знала, как их набирать. Ее посланники и посланницы обшаривали вокзалы, в основном Киевский, куда приезжали отчаявшиеся во всех и всем, а главное в своих отечествах девчонки с Украины и Молдавии. Старательно обшаривались дискотеки и общаги где селились лимитчики. Для молодых женщин, которые на стройке таскали раствор и махали кистями и мастерками за тридцать долларов в месяц, получить те же самые деньги за полчаса орального секса казалось сказочным заработком. Ведь у каждой из них дома оставались дети и старые родители, а еще оставались мечты когда-нибудь бросить все это к черту и начать новую красивую и достойную жизнь, пусть и на «насосанные» (как они это называли) деньги. Но откладывать чаще всего не получалось, а получалось как раз на дозу сладенького белого порошка, одна понюшка которого наполняла тело легкостью и чувством парения в воздухе, среди легких облачков… Когда девушка начинала приходить на работу с отсутствующим взглядом, терять нить разговора и через полминуты забывать о чем ее спросили, ее выбрасывали на улицу, и она пополняла собой армию придорожных либо привокзальных проституток, держалась еще месяца три, а потом тихо исчезала, либо попав под нож маньяка, либо получив передозировку наркотика, либо просто прыгнув в петлю. Таков был обычный круговорот их жизни. Участвуя в этом бизнесе, нельзя было расслабляться. Ежедневная реклама в центральных газетах, клубных журналах и фотографии голых девчонок в Интернете собирали в мотель сотни клиентов ежедневно. Калейдоскоп голых, возбужденных мужчин сливался в сознании девиц в одну бесчисленную оргазмирующую армию. Для того, чтобы ежедневно созерцать по полсотни половых членов, извергающих сперму тебе в глаза и не сойти с ума без понюшки кокаина или инъекции чего-нибудь покрепче было не обойтись. Эсмира и Рантик предпринимали героические усилия, чтобы не допустить проникновения наркотиков в мотель. Но это было все равно, что разгонять непогоду самолетами.

Проститутки ненавидели своих хозяев и их верную охрану. И не понимали, что по большому счету их следовало бы пожалеть, поскольку оба супруга уже давно были лишены той остроты восприятия друг друга, которая сводила с ума молодых девчонок. Они могли не разговаривать друг с другом целыми днями, могли обменяться вечером лишь двумя односложными словами, да им это и не требовалось. За годы, проведенные вместе они настолько свыклись с присутствием друг друга, что обращали друг на друга не больше внимания, чем человек обращает на собственную руку. Но иногда собственная рука становилась очень соблазнительной и превращалась в источник немыслимого наслаждения.

* * *

— Эти? — негромко спросил Рантик. Официант кивнул.

— Водилы-дальнобойщики из Сибири. Приехали сюда на какой-то завод на «Камазе»

Рантик окинул двух молодых мужчин, сидевших за дальним столиком, оценивающим взглядом. Да, крепкие бычки лет под тридцать…Когда-то и он был таким… Острое чувство сожаления о пролетевших годах лишь на секунду закралось в его сердце, но он тут же прогнал его. В конце концов, годы его прошли недаром. И ослабленный его организм теперь получил возможность распоряжаться жизнями других людей.

— Ребята, извините пожалуйста, — взмолился официант, — но вот этому мужчине был заказан ваш столик, он опоздал, и я посадил вас. А теперь в кабаке нет ни единого свободного места… Если я сейчас его не посажу, меня уволят.

Игорь и Володя переглянулись, потом искоса поглядели на пришибленного лысеватого мужичонку кавказского типа с грушевидным носом, одетого в вечерний костюм.

— Ладно, пусть садится? — сквозь зубы процедил Игорь. — Пить будешь, братан?

— Спасибо, ребята! — заулыбался Булгахтер, присаживаясь. — Вы меня извините, так извините! Мы с женой хотели пообедать, поздно уже сейчас в город ехать. С вечера позвонили, стол заказали, а они…

— Да ладно, не переживай, в лом не будешь! — успокоил его Володя. — Да и мы уже собираемся идти.

— Нет, нет, не надо, не торопитесь! — захлопотал Рантик, и замахал официанту. Тот мигом принес бутылку марочного коньяка и шампанского. — Это что вы кушаете? Гуляш-муляш? Эй, дарагой, неси шашлык.

В это время к столику подошла женщина с огненно-рыжими, почти красными волосами. Ее платье было сильно декольтировано, но тощие груди вряд ли могли вдохновить мужчину на любовные игры. Ее лицо было сильно набелено, искусственный румянец играл на щеках, как два чахоточных пятна. Веки были ярко синего цвета с золотистыми блестками. Она улыбнулась сидящим и сказала Рантику:

— Вай, матах, ты что не мог свободного столика найти?

— Ты представляешь, Эма, они наш столик отдали другим. И места нигде нет. Но вот двое ребят любезно согласились нас принять.

— Правда? — обрадовалась Эсмира. — А вы ребята сами здешние? Москвичи? Нет? А откуда? С Нижневартовска? Ой, и у меня подружка есть в Вартовске, зовут ее Женя. Мы ее звали Жекой. МЫ с ней начинали в одном детском садике: я была воспитательницей, а она играла на пианино. Но потом она однажды привела в садик мужчину… Представляете? День. Тихий час. Дети все спят. А кто-то не спит. А она с ним в музыкальной комнате. И вдруг я слышу скрип-скрип… скрип-скрип… Это ее крутящееся кресло скрипит…

Мужчины хохотали и слушали скабрезные истории с горящими глазами. Поистине, чего Эсмира не могла набрать красотой, то она набирала обаянием и компанейством. Соленых историй и анекдотов было в ее арсенале великое множество. Но вечер только начинался, потом она пошла танцевать с одним мужчиной, и так терлась об него, что его эрекцию можно было подглядеть даже со стороны. Потом она пошла с другим, и тот едва не утащил ее с собой из зала.

Затем, прихватив с собой еще бутылку коньяка и две бутылки шампанского, все вчетвером отправились в номер супругов. Шофера, делившие комнатушку с двумя койками и представить себе не могли, что в этом мотеле мог быть столь роскошный двух- а может и трехкомнатный номер с шикарной обстановкой. Усердно шатаясь, Рантик пересек комнату и, заявив, что больше не может, что он почти сутки просидел за рулем и должен поспать, отправился в спальню.

Эсмира осталась в своей стихии. Она сидела на диване, между двоих мужчин, разрез на платье высоко обнажал ее худую жилистую ногу.

— Он мой бедненький, — рассказывала она, отпивая из бокала шампанское, — Последние два-три года с ним что-то творится. Он, понимаете, со мной как мужчина… ну, не может, понимаете? И из-за этого очень страдает. Поэтому он так много пьет, и пытается забыться. Я его как человек, как жена, понимаю и не осуждаю. Но как женщина я, поймите меня правильно, тоже страдаю.