Идолы - Маргарет Штоль

Глава 24

Ват пхра кео

– Нам бы следовало прогуляться пешком, – говорит Фортис.

Даже в слабом утреннем свете я вижу, как он сияет.

– Ты хочешь сказать, нам бы следовало поспать, – зевает Ро на заднем сиденье тук-тука.

– Нам нужно быть осторожнее, не привлекать к себе внимания, – продолжает Фортис.

Водяные буйволы перед ним – один розовато-белый, второй черный – тут же спотыкаются на пустой неровной улице, словно соглашаясь.

– Еще только светает. Какое внимание мы можем привлечь? – возражает Биби.

Лукас и Тима, зажатые по обе стороны необъятного одеяния Биби, выглядят так, словно они уж точно предпочли бы пешую прогулку.

Фортис округляет глаза:

– Меня весьма удивляет, что эти буйволы вообще могли сдвинуть тебя с места, Уильям. Может, тебе отказаться от кокосового молока и карри?

– А тебе, возможно, стоило бы есть побольше сладкого, друг мой. – Тук-тук накреняется, и Биби улыбается. – Приехали.

Перед нами, окруженный могучей стеной, возникает комплекс зданий – самых прекрасных и тщательно выстроенных, какие только мне приходилось видеть. Крыши с затейливой резьбой остроконечны, между ними вздымаются в небо золотые пики.

– Это ступы, – сообщает Биби, показывая на золотые башни, увенчанные шпилями. – Необыкновенно прекрасны. А это значит, что мы в Большом королевском дворце. Где мы находим ват. Ват Пхра Кео.

– Находим – что? – спрашивает Ро.

– Храм Изумрудного Будды.

– Только «изумруд» означает здесь цвет, а не камень, – сообщает Фортис. – Другими словами, просто зеленый. Зеленый, как нефрит или как твоя нефритовая девочка. Это начало. – Он подмигивает мне, и я буквально ощущаю резные нефритовые фигурки в моей нагрудной сумке.

Храм Изумрудного Будды. Найди нефритовую девочку.

Неужели она и в самом деле может быть так близко?

Улицы недолго остаются пустыми, они заполняются людьми еще до того, как встает солнце. Когда мы приближаемся к храму, шум толпы на улицах по другую сторону стен Большого королевского дворца уже невероятен. И даже в такой час все вокруг давит на меня: и жара, и люди, и каждая их мысль, и каждое их чувство. Я переполнена. Отчаяние и страстные желания заполняют воздух, наступают, напирают. Я слышу мысленные мольбы: «Мой сын болен, пожалуйста, исцели его», «Моя мать пропала, пожалуйста, верни ее»… Вся эта толпа явилась сюда, чтобы сделать подношения, попросить у Будды благословения… и они создают в моем сознании бешеный водоворот.

Потом я слышу голос у себя за спиной:

– Дыши, малышка… – Это Биби. – Их боль не твоя боль, – говорит он. – Скажи это. Возведи стену. Их боль не твоя боль. Не сегодня.

Я глубоко дышу и сосредоточиваюсь.

Не сегодня. Не я.

Я запоминаю это – и успокаиваюсь. По крайней мере, отчасти.

Прямо передо мной какая-то малышка держит поставленные друг на друга маленькие клетки, битком набитые крошечными мышами, она протягивает их нам.

– Что это значит? – спрашиваю я, показывая на дитя, и тут слышу, как Тима позади судорожно вздыхает.

– Карма. – Биби пожимает плечами. – Некоторые верят, что, если освободить заключенных в клетку существ, это принесет удачу. И потому другие ловят всякую живность и продают, чтобы дать кому-то возможность отпустить их на волю.

– Но разве это не обман? – Я смотрю на Биби.

– Не для мышей. – Он снова пожимает плечами.

Мне становится интересно. А не видят ли Лорды в нас нечто вроде мышей?

Ро громко фыркает, Лукас не произносит ни слова. Тима расстроена, она даже выворачивает карманы в поисках хоть чего-нибудь ценного.

Прежде чем девочка успевает заговорить, Лукас сует несколько монет в маленькую ручку.

– Покупаю всех, – говорит он.

Проблема решена одним движением.

Зверьки выскакивают из маленьких деревянных коробок и разбегаются по углам храма.

Не знаю, кто сейчас более счастлив – мыши или Тима. Она благодарно берет Лукаса за руку.

Лукас улыбается ей, гладит по голове. Они так долго были вместе, думаю я.

Они нечто давнее. Мы нечто новое. Не все меняется.

Все меняться и не должно.

Какая-то женщина появляется перед нами и тычет в меня связкой ожерелий:

– Ты покупай. Ты покупай. Хорошая удача. Две сотни монет.

Я отрицательно качаю головой, но когда присматриваюсь, то вижу кусочек прозрачного стекла, имеющего форму капли, с крошечной зеленой фигуркой внутри.

Это он. Тот самый, такой же. Нефритовый Будда. Шахматная фигурка, принадлежащая нефритовой девочке, та, которую я видела на шахматной доске во сне. Такая же, как та, что дал мне Епископ.

Это что, Изумрудный Будда?

Не он ли это и был все время?

Если так, тогда я и вправду пришла туда, куда надо. Это должно быть то самое место.

Здесь ли ты, нефритовая девочка?

Я оглядываюсь по сторонам, но все, что я вижу, слышу и ощущаю, – это шумная толпа.

Если девочка и здесь, я ее не улавливаю.

Когда толпа увлекает нас в арочный вход в стене дворца, я слышу отдаленный ритмичный напев, которого не понимаю.

Биби отдает несколько монет какой-то женщине, сидящей за столом. Взамен же берет горсть бледных зеленых цветов, круглых, как луковица или кулак. К их стеблям привязаны палочки благовоний и ярко-желтые тонкие свечи, и всего этого – по одному для каждого из нас.

– Лотосы, – поясняет Биби. – Мы сделаем подношение Богу Будде. Идемте, – говорит он, хватая мою руку и кладя ее себе на рукав. – Ты держись за меня.

Мы проталкиваемся сквозь толпу, пока не добираемся до больших чаш с водой, окруженных людьми, стремящимися подойти к ним. Чем ближе мы к чашам, тем труднее держаться рядом друг с другом. Толпа напирает со всех сторон, и мы наконец словно расплываемся в разные стороны, как маленькие лодки на океанских волнах.

Со всех сторон тянутся руки, чтобы бросить цветы к воде, в воду. Женщина рядом со мной прижимает свой цветок ко лбу. Какая-то старуха набирает воды в пустую бутылку.

Я вижу, как Биби машет мне рукой через толпу между нами.

– Святая вода! Считается, что она приносит удачу. Попробуй ее.

Я делаю, что мне сказано, опускаю цветок в воду, а потом прижимаю мокрые лепестки к горячему лбу.

Я закрываю глаза, пытаясь разобраться в том, что чувствую, но шум толпы и того, что люди несут в своих головах, все еще слишком меня оглушает.

И я просто следую за Биби, продвигаясь к ближайшему алтарю, зажигаю свою палочку благовоний и втыкаю ее в чашу, наполненную песком.

А девочки все нет.

Здесь ли ты, нефритовая малышка?

Я тебя не ощущаю, даже если ты рядом.

Потом толпа увлекает меня вперед, несет вверх по ступеням, к небольшому прямоугольному зданию, полностью покрытому золотой резьбой.

Мы все встречаемся у горы обуви перед входом. Проявляя уважение, следуем примеру Биби и добавляем свою потрепанную обувку к общей куче.

– Преклоните колени. Ваши ступни не должны быть направлены к Будде. Делайте как я.

Я наблюдаю за Биби. Он складывает руки вместе, прижимая ладони одну к другой. Склоняет голову. Я повторяю его движения.

А потом смотрю вверх.

Высоко надо мной, с золотого алтаря, лицо моего Будды смотрит прямо на меня.

Я жду.

Она покажется. Она идет. Она где-то здесь. Должна быть здесь.

Я знаю, что это так.

Но это неправда. Я жду несколько часов, но нефритовая девочка так и не появляется.

Однако я все равно отказываюсь покинуть храм.

Мы сидим, пока солнце не опускается к горизонту, а у нас не начинают болеть колени.

Волны почитателей продолжают бушевать вокруг нашей четверки, а мы как будто превратились в некий островок тишины, мы ждем, стоя на коленях.

Биби и Фортис ожидают нас возле входа. Я напрасно трачу время. Им не терпится уйти. Я вижу это по их лицам.

Во мне нарастает чувство беспомощности, и я могу потерять власть над собой.

Ничего. Совсем ничего.

Ее здесь нет.

А чего я хотела?

В разочаровании нащупываю свою нагрудную сумку. Снимаю ее и вываливаю содержимое перед собой на пол святилища.

Вот…

Нефритовые животные рассыпаются по каменному полу перед алтарем.

Будда катится, пока не оказывается возле ноги ближайшего и самого старого монаха.

Прими это, думаю я, мое подношение. Прими все это.

Потом я кланяюсь Богу Будде в последний раз – складываю вместе ладони в прощальном приветствии.

И тут тот самый монах – с бритой головой, очень худой – подбирает моего Будду и вдруг оказывается передо мной; он поднимает меня с колен, стремительно говоря что-то на языке, которого я не понимаю.

– Помедленнее, – прошу я.