Смерть – плохая примета - Оксана Обухова

…Обалдевшие тетушки прослушали рассказ Романа в полном смысле разинув рот. Надежда Прохоровна даже очки (которые терпеть не может) надела, дабы лучше видеть мимику рассказчика, дополняющую повествование получше всяких литературных изысков. И в результате, после всего услышанного, задала самый близорукий из бессмысленных вопросов, произнесенный традиционным ворчливым тоном:

– И почему ты сразу Машу к своему адвокату Иванову не отвел?

Роман растерянно взглянул на дядю.

Двоим мужчинам не надо было объяснять друг другу очевидного – почему?

Четыре дня назад Мария Лютая была для Ромы досадным недоразумением, рыжеволосой прилипалой, подкидышем, сбежавшей из мусорного бачка подзаборной кошкой… Да кем угодно! Только не женщиной, которой хочется уделять время и силы.

Вадим Арнольдович крякнул, поменял позу, высвобождая ногу из-под стола и закидывая ее на колено, пришел на выручку племяннику:

– Что говорит Василий Тимофеевич?

– Он займется нашим делом, мы под его защитой.

– Суд примет результаты независимой экспертизы?

– Должен. Лаборатория, куда он отвел Машу, хоть и хитро навороченная, но государственная.

– Когда будут готовы результаты?

– Через несколько дней. Надо выделить ДНК из крови, получить ДНК Сергея… В общем, забот хватает. Главное здесь то, что адвокат имеет право самостоятельно добывать вещественные доказательства невиновности своего клиента.

– С этим ясно. А как быть с первым обвинением в адрес Марии?

– Я говорила, надо было сразу Машу к этому Тимофеевичу вести, – вредоносно пробурчала Надежда Прохоровна, славная защитница всех кошек, воробьев, щенков и просто сирых и убогих. – Сейчас бы одной головной болью меньше было, твой Тимофеевич уже четыре дня бы этим делом занимался.

И подарила Роме испепеляющий взгляд. Удар приняла на себя цельная натура Марии Анатольевны.

– Мне надо встретиться с другом, – произнесла, меняя тему.

– С Луизой? – предостерегающе прищурился Роман.

– Хотелось бы и с ней, – не отводя глаз, твердо выговорила Марья.

– Не пущу.

«Ну и дела», – подумал Вадим Арнольдович. Парочка разговаривала уже больше глазами, отрывистыми фразами, полностью понятными только им обоим.

– Не пущу, – повторил Роман.

– Хорошо, – покорно согласилась девушка.

«Ай да Машка! Ай да хитрюга! Развела Ромку как младенца. Встречаться явно собиралась не с Луизой, с кем-то другим, но теперь этого другого Ромка воспримет с облегчением…»

– Пожалуй, – продолжила Мария, – не лишним будет встретиться с человеком с моей старой работы.

– Зачем? – Савельев задвигал желваками на скулах.

– Рома, – терпеливо и вразумительно приступила Маша, – мы одного за другим отсеяли всех подозреваемых…

– Я твою Луизу не отсеял. Только одна она с твоей работы была в те дни в гостях и могла…

– Рома! Мне кажется, мы уже договорились – Луиза ни при чем. Давай не будем вновь тратить время на пустые препирательства. Так вот. Я хочу начать все заново.

– С работы?

– Да. У меня слишком мало знакомых, почти все они концентрируются по месту старой службы. Я хочу встретиться с Михаилом – он системный администратор нашего офиса, и узнать, что нового или необычного случилось в офисе за последнее время.

Просто – узнать. Только на прежней работе у меня были хоть какие-то мало-мальские злопыхатели и конкуренты.

– Да это вообще мог быть какой-то наркоман из окружения Покрышкина!

– Да как ты не понимаешь! – в ответ разгорячилась Марья. – Наркоман не оставил бы наркотики! Не стал бы прятать под белье пистолет! Все произошедшее направлено конкретно – на МЕНЯ! А все друзья Покрышкина обо мне забыли полгода назад!

– А если – ждали?!

– Полгода? Чушь! Роман запыхтел разозленно, нахмурился:

– Опять – чутье?

– Опять! – Мария вскочила со стула, подошла к окну и встала, очень огорченная, спиной к обществу.

– О каком чутье вы тут толкуете? – налегая на стол грудью, шепнула Надежда Прохоровна.

– Да вот, – махнул рукой Савельев, – чутье у нее, понимаете ли, какое-то необыкновенное, звериное. Не эта чуйка, так кукарекала бы сейчас на нарах, слезные жалобы во все инстанции строчила и передачки от подружек получала…

– А в этом есть определенная справедливость, – глядя, как медленно отворачивается от окна Марья, сказал Вадим Арнольдович, – чутье у Маши действительно есть… Что с тобой, Машенька?

Еще недавно к окну отворачивалась разгоряченная розовощекая Марья…

Сейчас на общество смотрела чудовищно побледневшая девушка с остановившимися глазами, губами, перебирающими какие-то звуки; Марья смотрела на Романа и недоуменно двигала бровями.

– Маш, ты что?

– Рома… – пролепетали посеревшие губы, – что ты только что сказал? Повтори…

– Ну… Чутье у тебя железное. Иначе сидела бы сейчас на нарах, кукарекала, жалобные письма… – зачастил боксер.

– Да, да, – оборвала его подруга. – Все правильно, все так…

– Что – так?! – вновь вспыхнул Савельев.

– Мне надо позвонить, – пробормотала Марья и быстро, кивнув всем сидящим за столом, направилась из комнаты.

– Ты куда?!

– Звонить из этого дома нельзя, – кажется, не видя перед собой ничего, кроме уличных башмачков, бубнила Марья, – мне нужен таксофон…

– Я с тобой, – категорично заявил Роман Владимирович и, морщась от боли в стертых пятках, вбил ноги в высушенные тетушками ботинки.

Вся компания большого совета смотрела на него с сочувствием, на Марию Анатольевну с недоумением и где-то даже с осуждением.

Мария это осуждение уловила.

– Мне лучше одной побыть, простите, – пролепетала.

– Одна ты никуда не пойдешь, – сказал Роман и взялся за дверную ручку.

– Куртку надень! – воскликнула добрейшая Софья Тихоновна и хлопотливо прихватила с вешалки две ветровки. – Дождь обещали!

Казалось, Марья не услышала и даже не заметила, как Роман потопал вслед за ней по лестнице. От какого-то внутреннего сосредоточения она очнулась лишь на улице, когда Савельев набросил ей на плечи курточку Анастасии.

– Поймаем мотор и отъедем от дома, – сказал. —

Нас ищут, нельзя, чтобы твой звонок проходил с соседней улицы от дома моих родственников.

– Хорошо, Рома, – кивнула Маша.

Это мелодичное покорное «хорошо» всякий раз сбивало пыл с боксера почище оплеухи. Орать и терзать вопросами девушку, так безропотно произносившую «хорошо, Рома», было совершенно глупо, беспощадно, гадко.

Хмурый Савельев поймал такси, усадил Марию на заднее сиденье и сел рядом.

В полном молчании, Маша только назвала шоферу улицу, находящуюся на приличном удалении от дома, они ехали минут двадцать.

Роман обиделся. Марья совсем не замечала его напряженного, показательно устремленного вперед взгляда, ушла куда-то невообразимо далеко – одна.

– Кому ты собираешься звонить? – стоя уже на тротуаре перед таксофоном, держа телефонную карту в руках, спросил Савельев.

– Я же говорила, – голосом, звучащим из невообразимого далека, произнесла Марья, – Михаилу.

– Ничего не изменилось?

– Нет.

Любую другую девчонку Савельев без всякого сомнения поставил бы прямо перед собой, тряхнул за плечи – что за тайны?! Что происходит, расскажи!

Но эту девушку, ушедшую так далеко, – не получалось.Эта девушка не скажет ничего. Если сама не захочет.

Роман молча вставил карту в прорезь автомата, отошел на шаг и отвернулся.

Но едва Марье ответил какой-то Михаил, вернулся. Встал рядом и приложил ухо с другой стороны трубки.

В конце концов, Мария сама так делала…

– Алло, Миш, это Марья. Привет. Не разбудила?

– Машка?!.. Подожди, я сейчас в другую комнату перейду, Танюха Антона спать укладывает…

В глазах Марья появилось неуловимо виноватое выражение, Роман сурово сдвинул брови и ясно дал понять, что уха от трубки убирать не собирается. Он из своих телефонных разговоров тайн не делал…

И вообще – если тонут, то не до этикетов. Один спасательный круг на двоих искать надо.

– Маш!! Алло! Ты где? Ты как?

– Я у друзей.

– К нам милиция чуть ли не каждый день ходит! О тебе расспрашивают, сегодня вообще весь офис перетрясли!

– Миш…

– Ты что там натворила?!

– Миш, ты можешь со мной встретиться?

– Могу.

– Сейчас.

– Черт… А ты где?

– Буду ждать тебя в сквере с фонтаном возле твоего дома.

– О’кей. Танька все равно хлеба на завтрак купить просила.

– Тогда выходи. Я буду через пятнадцать минут.

– О’кей. Лечу.

Маша повесила трубку, еще более виновато посмотрела на Савельева:

– Рома, прости… но к Мише я пойду одна.