Солдат великой войны - Марк Хелприн

Алессандро считал — причина в том, что люди, живущие в горах, знают: истинно великое уже создано. Им не требовалось представлять себе лестницы, ведущие на небеса, или что-то грандиозное, способное покорять сердца, потому они видели все это вокруг себя, да еще в таком объеме, что перебраться из одного селения в другое стоило немалого труда. Высокие горы даже солнцу отказывали в праве светить везде, преграждая путь его золотым лучам сверкающими ледяными пиками и непостижимой белизной снега.

Под ярким полуденным солнцем масштаб окружающего мира потрясал, и все, кроме гор, казалось карликовым. Само небо отдавало треть своего пространства громадам из камня и льда, и хотя до горного массива оставалось еще полдня пути, у Алессандро и Рафи было полное ощущение, что до гор рукой подать.

И не было ни конца, ни края серебристым расщелинам, сверкавшим между бастионов цвета бычьей крови, ледникам, сползавшим по склонам, лугам, таким просторным, что легко могли вместить мегаполис. На головокружительной высоте громоздились сверкающие шпили, башни, замки, от которых эхом отражался гром, в которые били молнии, не нанося им никакого урона.

Привалившись к рюкзакам, Алессандро и Рафи смотрели на горы. Прикрыв ладонью глаза, склонив головы набок. Едва поезд ушел, солнце зашло за вершину, и хотя они скоро очутились в холодной тени, кафедральные соборы над головой продолжали сиять.

* * *

На следующий день они дважды поднимались к своему лагерю у верхнего края широкого луга, где начинался сосновый лес. В первый раз отнесли снаряжение, во второй — продукты на десять дней. Перед вторым марш-броском поели в ресторане отеля. Подъем с полной выкладкой давался нелегко, и к тому времени, когда они добрались до лагеря во второй раз, уже стемнело. Они бросили рюкзаки под деревом и заснули как убитые.

Палатку они взяли достаточно большую, чтобы стоять в ней в полный рост, и развесили альпинистское снаряжение на распорках: веревки, оттяжки, стальные крюки и закладки, чтобы вставлять их в трещины скал, карабины, ледорубы, кошки, солнцезащитные очки. Алессандро поднял мешок болтов с крюком и кольцом и встряхнул. Болты звякнули.

— В мире больше людей, охотящихся на китов или дрессирующих слонов, чем умеющих пользоваться вот этим.

— И что? — спросил Рафи.

— В шоу уродов больше людей, чем есть на свете тех, кто умеет этим пользоваться.

Рафи бесстрастно смотрел на него.

— Больше людей, — продолжил Алессандро, — обедали с королем Англии.

— Но с королем Англии обедают сотни людей.

— Это правда. Однако королем он стал недавно[32].

— К чему ты все это говоришь?

— К тому, что мы практически одни, и во многих местах, где мы собираемся побывать, еще не ступала нога человека… со времен оных. Ты сам почувствуешь, когда мы доберемся. Таких ощущений ты еще не испытывал.

Левая половина палатки отошла Рафи, правая — Алессандро. Провизию они сложили по центру. Кухню соорудили у входа: обложенный камнями очаг, стол, бревна-скамьи. Воду брали из водопада, там, где река текла горизонтально, прежде чем упасть на пятьдесят метров вниз — в каменную лохань, над которой всегда стояло облако брызг. В этом огромном, как поезд, быстром и мощном вздувающемся потоке — сбоку — можно было увидеть свое отражение. Ни одна капля не могла оторваться от этой холодной как лед струи. Чтобы добыть воду, они просто прикасались к ней пальцем, и по нему вода стекала в ведро.

— Это расточительство — не закрывать воду после того, как она тебе больше не нужна, — сообщил Рафи миллионам тонн воды, протекающей мимо.

В первый вечер они сварили суп из сушеной говядины, картошки, грибов и зелени на чистейшей воде, какая только существует в мире. С собой они принесли четыре бутылки пива и выпили его под суп, глядя на огни Барренматта. Если не считать слабого розового отсвета на западном небосклоне, возможно, над далекой деревенькой другого света они не видели. Звезды еще не высыпали, вечер выдался теплым, и они чуть захмелели от пива и высокогорья. В этот день Алессандро десять часов рассказывал о снаряжении и его использовании.

— Я могу говорить и говорить. — Он покачивался в темноте. — Мы можем сидеть день за днем, ты будешь запоминать узлы, технические приемы, способы работы с веревкой, но уже при первом восхождении узнаешь больше, чем я сумею рассказать за месяц: ведь твоя жизнь будет зависеть от того, как ты завяжешь узел. Вобьешь скальный крюк, стравишь веревку.

— Иногда, Алессандро, ты говоришь, как рабби.

— Никогда ни одного не слышал. Они поют?

— Поют другие.

— Тебе не страшно? В ночь перед первым восхождением многих охватывает ужас, хотя они называют свой страх тревогой. Я тяжело дышу, когда иду по пастбищу к отвесной скале, но едва начинаю думать исключительно о самой скале и маршруте, по которому буду подниматься, страх уходит.

— Нет, не боюсь, — заверил Рафи.

— Почему?

— Если предстоит умереть завтра, какой смысл бояться этого сегодня?

К десяти вечера у них слипались глаза. Отмыв дочиста котелки и посуду, они забрались в палатку и упали на одеяла.

Алессандро попытался поднять голову, чтобы увидеть лунный свет, льющийся на горы, луга, разреженный воздух, но не мог пошевелиться. Когда его глаза закрылись, он усилием воли открыл их, но через два вдоха они закрылись вновь. Еще один — и он уже спал.

* * *

На следующий день они забрались на стометровую стену. Находилась она неподалеку от водопада, и они слышали рев воды внизу и шум ветра, посвистывающего в скалах высоко над головой. Рафи спросил, зачем они взяли дождевики. Подъем по отвесной скале и без того казался непростым, учитывая вес веревок и металлического снаряжения, который приходилось нести на себе.

— А если дождь? — вопросом на вопрос ответил Алессандро. — Если температура упадет и поднимется ветер? В этот момент ты уже можешь преодолеть семьдесят пять метров и до цели будет оставаться двадцать пять. Нельзя замерзнуть или промокнуть.

— Но взгляни на небо!

Алессандро взглянул. Несколько облачков чинно плыли в бездонном океане синевы.

— Огромное грозовое облако может прятаться за хребтом. — Он по-прежнему не отрывал глаз от неба. — Десять секунд, и дождь будет лить, как из ведра, а молнии будут такие, каких ты никогда не видел. Первое наше восхождение относительно простое. — Алессандро уже разматывал одну из альпинистских веревок. — Я начинаю подъем первым, а ты страхуешь меня снизу. Поднимаясь наверх, я вставляю в щели колышки или вбиваю крюки. Потом закрепляю на них страховочную петлю и цепляю к ней карабин. Веревку я пропущу сквозь ушко карабина. В этом месте она будет закреплена на скале, и если я упаду, то пролечу мимо карабина, веревка натянется, и ты почувствуешь, как ее дернет вверх. Позволь ей скользить вдоль тела и по рукам, останавливай ее движение постепенно, чтобы прервать мой полет. Видишь эти уступы и деревья? Первый на высоте сорока метров, второй — на тридцать выше?

Он указал на два островка растительности на нависающей над ними чуть ли не отвесной стене. На лице Рафи читалось сомнение.

— Деревья?

— Карликовые сосны. Ствол раза в три толще твоей руки, но может выдержать вес пятидесяти человек. Корни достаточно крепкие, чтобы крошить гранит, и проникают глубоко в скалу. Сама сосна гибкая и прочная. Сегодня это будут наши страховочные пункты. Ими воспользоваться проще, чем долбить скалу. Добравшись до первого уступа, я привяжусь там и подниму тебя. По мере подъема ты будешь вытаскивать крюки и вынимать колышки, снимать карабины и оттяжки. Упасть не упадешь. Я буду держать тебя на веревке весь подъем. На первом страховочном уступе ты привяжешься к дереву, передашь мне все, что собрал по пути, и я полезу выше. Мы повторим то же самое. Расстояние между страховочными точками называется веревка. Здесь у нас три веревки. — Алессандро посмотрел вверх, прикрыв ладонью глаза. — И мы наверху.

— А если ты упадешь?

— Я мог упасть на расстояние, вдвое превышающее отрезок между последней точкой крепления и местом, откуда я начну падать. Точки крепления будут частыми, поэтому если я и упаду, то ненамного. Потом соберусь с духом и начну подниматься вновь, как паук.

— А если ты получишь травму или потеряешь сознание?

— Тогда ты опустишь меня вниз.

— До первого дерева метров сорок…

Алессандро отступил на шаг, прикидывая расстояние. Создавалось впечатление, что в горах голова у него всегда откинута назад и он постоянно щурится.

— Примерно так.

— Длина веревки пятьдесят метров. Как я смогу опустить тебя вниз? Мне понадобится еще сорок, или ты повиснешь в воздухе, а я не смогу до тебя добраться.

— Это одна из причин, почему второй альпинист тащит еще и вторую веревку, не ту, которая связывает его с первым. К тому времени, когда он доберется до страховочного пункта, он тащит и всю веревку, которая привязана к нему. Зачем нагружать первого второй веревкой, если вероятность его падения больше, поскольку его не страхуют сверху, как второго?