Солдат великой войны - Марк Хелприн

— А если ты получишь травму или потеряешь сознание?

— Тогда ты опустишь меня вниз.

— До первого дерева метров сорок…

Алессандро отступил на шаг, прикидывая расстояние. Создавалось впечатление, что в горах голова у него всегда откинута назад и он постоянно щурится.

— Примерно так.

— Длина веревки пятьдесят метров. Как я смогу опустить тебя вниз? Мне понадобится еще сорок, или ты повиснешь в воздухе, а я не смогу до тебя добраться.

— Это одна из причин, почему второй альпинист тащит еще и вторую веревку, не ту, которая связывает его с первым. К тому времени, когда он доберется до страховочного пункта, он тащит и всю веревку, которая привязана к нему. Зачем нагружать первого второй веревкой, если вероятность его падения больше, поскольку его не страхуют сверху, как второго?

— Тогда мне надо их связать?

— Якорным узлом, двойным якорным узлом, если угодно, разумеется, прежде чем отвяжешь первую веревку с себя.

— Замысловатая система, — пробормотал Рафи.

— Прекрасная система, — уточнил Алессандро. — А в тонкостях еще лучше. К примеру, я не завязываю веревку на поясе. Вместо этого использую страховочные петли и подсоединяюсь к веревке узлом-восьмеркой и карабином. Подожди, пока мы начнем спускаться. Просто полетим.

— Я надеюсь, все будет не так, как с кафедральным собором, Алессандро.

— На кафедральном соборе схватиться было практически не за что. Я не мог забивать крюки, и нам пришлось лезть на него в темноте.

— Знаю.

— Здесь не выбегут священники, чтобы прогнать нас криками, потому что эти горы возвел Бог, а не церковь. Я начинаю подъем. Не тяни за веревку, а не то сбросишь меня со скалы. Следи за мной. Если я упаду, ты увидишь это раньше, чем почувствуешь по веревке. И должен быть готов остановить мой полет.

Рафи выглядел предельно сосредоточенным.

— Увидимся у первого дерева. — Алессандро шагнул к стене, перебросив за спину мешок с карабинами и крюками. Широкая трещина шла чуть ли не до первого страховочного пункта. На полпути исчезала, уступая место уступам, которые вполне могли послужить надежными опорами, потом появлялась вновь, обрываясь на метр или около того ниже дерева. Склон там казался идеально гладким, и Рафи не понимал, как Алессандро сумеет одолеть это препятствие.

Алессандро начал подъем плавно и медленно. Сначала дышал тяжело, понимая, что расстояние до земли увеличивается. Но по мере подъема забыл о земле, забыл о дыхании, забыл обо всем, кроме маршрута и стратегии подъема.

Поднявшись метров на десять, остановился, чтобы вбить крюк. Широкая и глубокая трещина позволяла находить точки опоры, и он преодолел эти метры достаточно быстро.

— Вбиваю крюк, — прокричал он, загоняя металл в узкую трещину, которая шла параллельно большой, — потому что держаться все сложнее, и я уже достаточно высоко, чтобы подстраховаться. — Когда удары альпинистского молотка по металлу стали уж очень звонкие, Алессандро повесил его на ремень и зацепил за крюк карабин. — Страховочной петлей я здесь не пользуюсь, — прокричал он вниз. — Трещина относительно прямая, и даже без оттяжки веревка пойдет вертикально. Как раз то, что нужно. При зигзагах веревка будет тереться на перегибах, и придется прилагать больше усилий, вытаскивая ее за собой. Когда точка опоры смещается вправо или влево от прямой линии, ты пользуешься страховочной петлей, чтобы веревка шла как можно прямее. Это понятно?

— Да, — крикнул снизу Рафи.

Алессандро пропустил веревку через карабин.

— Теперь, если я упаду, то пролечу только двойное расстояние между мной и крюком. Поднимаюсь дальше! — крикнул он и полез дальше, но лишь после того, как поднял голову и посмотрел, что его ждет и как он туда доберется. Опоры для рук становились опорами для ног, и он поднимался уверенно и быстро, в каждое мгновение точно зная, что следует делать.

Алессандро лез вдоль трещины, в которую свободно входила половина его тела, от головы до пяток, он мог закрепиться в ней, просто согнув колено и подавшись назад, и спокойно заниматься своими делами: вбивать крюк, отдыхать, оглядывать каменную стену над головой. Но трещина сузилась, в нее теперь влезала только ступня, и пришлось искать опору для левой руки, тогда как правая продвигалась по трещине. Но он все равно еще мог отдыхать, привалившись к стене, вставив в трещину обе ступни. Так он и сделал, когда забивал крюк, и еще потом, пятью метрами выше, вставляя закладку уже в саму трещину. В закладке — металлическом штыре — было просверлено несколько отверстий, чтобы уменьшить его вес без потери прочности. Закладка вставлялась в узкую щель и для блокировки поворачивалась, через нее пропускалась страховочная петля, к ней цеплялся карабин, ушком которого защелкивалась веревка. Когда трещина начала сходить на нет, ближе к уступам, Алессандро поставил закладку и объяснил Рафи, что и зачем делает.

Потом полез по уступам, как по лестнице, к началу следующей трещины. Достаточно рано вбил крюк и скоро оказался под последним уступом, в каком-нибудь метре ниже дерева.

Вид у него был самый дружелюбный. Как часто случается с деревцами, растущими на отвесных склонах, оно изогнулось вниз буквой «U», прежде чем начать расти вверх. Словно тянулось ему навстречу. Да и находился он на расстоянии вытянутой руки.

Но Алессандро отделяла от дерева совершенно гладкая скала. С земли ему казалось, что он сумеет найти какую-нибудь зацепку для руки, незаметную издалека. Ничего особенно прочного ему и не требовалось. Минимальная опора, чтобы потом одним движением рвануть вверх и ухватиться за ствол.

Но стена была без единого изъяна.

— Я в метре от дерева, — крикнул он вниз, — но камень гладкий, как стекло. Я придумал одну штуку, другого выбора нет. Я не собирался сегодня показывать тебе нестандартные способы подъема. Но теперь придется.

Он всунул обе ступни в трещину, держась левой рукой, в тридцати пяти метрах над землей и вытащил из мешка крюк.

— Постараюсь забить его как можно выше.

Левая рука дотянулась до конца трещины. Правой он приставил крюк к скале, надавил, чтобы острие угнездилось в гладкой поверхности, поддержал его вытянутым указательным пальцем левой руки.

Осторожно достал молоток и стал бить по крюку, потом убрал от него левую руку, чтобы и ею держаться за скалу. После чего принялся бить по крюку со всего размаха, загоняя его все глубже, пока не раздался характерный звон.

— Сидит крепко, — заключил он, проверив крюк еще несколькими боковыми ударами. Убрал молоток, достал из мешка карабин, зацепил за отверстие в крюке, пропустил веревку в ушко карабина. — Теперь безопасность обеспечена, но у меня по-прежнему остается задача подняться, поэтому я возьму еще один карабин и подсоединю его. — Он достал две страховочные петли, переплел их так, чтобы получилась, как это называют французы, etrier[33], и зацепил один конец карабином.

Поднялся по двухступенчатой лестнице согнувшись, поскольку продолжал держаться за крюк, который теперь находился чуть выше его левой ноги. Оказался в столь неустойчивом положении, что боялся посмотреть вверх. Рафи затаил дыхание.

Медленно-медленно насколько можно выше вытянул правую руку, но та на целых две ладони не доставала до изгиба ствола. Все так же медленно он задрал голову кверху, замер, закатив глаза, чтобы видеть ствол.

А потом просто выпрямился, словно стоял где-нибудь в кафе в Трастевере, и ухватился за ствол, точно воздушный гимнаст за трапецию. И через две секунды уже сидел на уступе, занимаясь снаряжением.

Привязавшись к дереву, натянув веревку, для страховки обернув ее вокруг талии, крикнул Рафи:

— Поднимайся.

В тот самый миг, когда его руки коснулись скалы, Рафи понял, что все изменилось. Из-за вершины выглянуло солнце, воздух сразу стал теплым, даже горячим. Он почувствовал запах сосновой смолы, который вместе с шумом водопада приносил ветерок. Мир и синее небо остались у него за спиной, а он лез по трещине, словно та превратилась в лестницу. Его тело била взволнованная дрожь, и он боялся поверить тому, что испытывал в те мгновения. Похоже, он родился не для того, чтобы быть мясником или адвокатом, а чтобы делать именно то, что делал сейчас. Сила рук и ног, сила кистей и пальцев, экстраординарное и только что открытое чувство равновесия помогали Рафи пройти первую веревку. Вдавливаясь в расщелину, чтобы вытащить отлично расположенные крюки Алессандро, он не дрожал, как часто случается с альпинистами-новичками. Подъем вызывал у него ощущение счастья. Он не спрашивал совета, его не волновало натяжение веревки, он поднимался вдвое быстрее, чем ожидал Алессандро, а на последнем отрезке у дерева совершенно поразил своего учителя.

Вместо того чтобы воспользоваться etrier и оставить на крюке, он сдернул ее с крюка, сунул в мешок и посмотрел вверх.