Ип - Уильям Котцвинкл

Но нельзя, если ему суждено уйти, допустить, чтобы вместе с ним ушел и мальчик. Однако именно это сейчас и происходило: черная дыра разверзлась, и избежать ее было невозможно. Тот, кто подлетит слишком близко, бывает проглочен — таков закон космоса.

— Скажи… по буквам… «уходите»…

Он хотел, чтобы они оставили его, ушли. Но они к нему льнули, и он чувствовал, как в него втекает их любовь. Глупые дети не понимают, что дорогами, которыми пойдет он, им не пройти. Он древний путешественник по путям бездны, а они всего-навсего несмышленыши…

В чулан прошмыгнул Харви, вид у него был озабоченный, голова опущена вниз: Мэри вернулась, она близко.

Харви посмотрел на существо из космоса, и в его собачьем воображении появилась темная яма; сотканные из света сахарные кости падали в эту яму одна за другой. Что-то прикоснулось к собственным его костям, и он отпрыгнул назад.

— Оставьте меня… — сказал Ип.

Нужно, чтобы он умер один. Но и тогда темная сила окажется, возможно, такой могучей, что начнет всасывать другие оказавшиеся рядом силы. Не вызовет ли он, одинокий пришелец, имплозию всей Земли? Не вывернет ли Землю его смерть наизнанку?

— Скажи по буквам… «опасность»…

Он сфокусировал сознание по очереди на всех космических уровнях, но так и не смог найти формулу, которая позволила бы нейтрализовать темную могучую силу. Он завяз, ему не вырваться, а до корабля много световых лет пути.

Спотыкаясь, мальчики поволокли Ипа через комнату.

— Какой он… тяжелый! — проговорил, тяжело дыша, Лэнс.

Собрав все свои силы, они подняли Ипа и опустили на кровать Эллиота, и тут послышались шаги Мэри на лестнице. Через несколько секунд Мэри открыла дверь в комнату.

— Привет, мальчики!..

Перед ней встал, служа, на задние лапы Харви. Наэлектризованная до невероятности шерсть на нем поднялась, и Мэри, глядя на него, не увидела, как Эллиот набросил одеяло на Ипа.

— Что вы делаете с Харви? — спросила Мэри; пес стоял перед ней, тяжело дыша, на задних лапах.

— Харви, — сказал Эллиот псу, — спокойнее.

А Ип падал глубже и глубже. Он ощущал присутствие тонкого и гибкого существа, хозяйки дома, и знал, что действующая в нем сила затянет и ее, и к общению с ней больше не стремился, ибо пути у них разные. Ей никогда не понять, где она оказалась, если она упадет в открывшуюся в нем бездну. Ее сознание, как и сознание детей, распадется… если он не встанет… встанет… скажи по буквам «встанет»…

Но он не мог пошевельнуться; он мог только слушать, что говорят на своем языке земляне.

— Как дела в школе?

— Хорошо.

— Есть хотите?

— Мы через минуту придем, — сказал Эллиот.

— Есть у вас… сыр? — спросил Лэнс.

Ему срочно нужно было подкрепиться. В голове у него творилось что-то очень странное. Ему казалось, будто он падает, падает в бездну, какой он до этого и представить себе не мог. Как той ночью на велике, но только наоборот: тогда у него было чувство, что еще немного, и он взлетит, а сейчас что-то темное, вязкое тянуло его вниз, и помочь ему мог только швейцарский сыр — так ему, во всяком случае, казалось.

— Кто-то уже съел весь сыр, — сказала, подозрительно глядя на маленького всезнайку, Мэри.

Она чувствовала: что-то происходит с ее мальчишками, материнская интуиция подсказывала ей это, но время для того, чтобы доискиваться истины, было сейчас неподходящее. И… у нее вдруг страшно заболела голова.

Она вышла из комнаты. Эллиот сразу повернулся к Ипу. Гримаса ужаса исказила лицо Эллиота, когда он увидел, какого цвета теперь Ип: почти серый.

Схватив его старческую руку, Эллиот опустился на пол около кровати.

— Вылечи себя, Ип!..

Стемнело. За это время Эллиот перетащил к себе в комнату все лекарства, какие были в их домашней аптечке, но они казались ненастоящими, игрушечными — бессильными против болезни космического существа.

А Ипа втягивал водоворот гравитации. Его мечте о том, чтобы пожить жизнью землянина, и мечте о звездном свете пришел конец. Черное солнце теперь светило ему.

И все из-за того, что он не удержался и стал заглядывать в окна.

Он должен, обязательно должен найти способ сделать так, чтобы его несчастье не стало также несчастьем землян или самой Земли; ведь, возможно — для этой планеты уравнение сформулировано не было, — если не станет его, не станет и ее вместе с ним, ибо тело его скрывает в себе некую великую атомную тайну. Все растения в доме были мертвы. Казалось, что стены комнаты надвигаются на него все ближе и ближе с каждым его вдохом.

— Вылечи себя, — снова попросил Эллиот, ибо у него было чувство, что этот престарелый гений может все. Но и старым богам не все под силу.

Ип медленно покачал головой.

— Тогда пусть эта болезнь перейдет ко мне, — сказал Эллиот.

Он и не подозревал, что она у него уже есть, притом в избытке, и что он располагает теперь силой, нужной, чтобы исчезнуть в совсем чужом для него мире. Но сила эта так стара и непреоборима, что установить над ней контроль Эллиоту не удалось бы никогда, и стремительный переход в другое измерение, как ножницами, разрезал бы его сознание пополам.

— Унеси меня далеко… — прошептал Ип, — и оставь…

— Я никогда тебя не оставлю, Ип, — сказал Эллиот.

Обязательно нужно уговорить, упросить его; и брошенный на Земле путешественник страшным усилием воли заставил себя подняться из бездны.

— Я большая опасность для тебя… — он поднял свой длинный палец, — …и для твоей планеты..

Блестя в лунном свете глазами-звездами, он приподнял голову.

— Но наш передатчик, — сказал Эллиот, — ведь он работает.

— Хлам, — сказал Ип.

Глаза его в темноте сверкали. Их взгляд проникал в глубину стремительно рушащейся внутрь самой себя силы, и Эллиот увидел в этих глазах невероятно сложное движение снующих световых нитей. Потолок над головой у него стонал, в углу скулил Харви, а инопланетные глаза все так же созерцали потоки тех тайн вещества, которые простому ботанику со звезд, увы, неподвластны.

— Ты даже не пытаешься, — напуганный этими глазами и притягиваемый ими, сказал Эллиот. — Ну, пожалуйста, Ип!

Ночь продолжалась. Тело Ипа твердело и становилось теперь уже совсем серым. Его губы шевелились, но слов не было слышно, только из глубины тела доносился похожий на рокот водопада звук предельного сжатия звездного вещества. Тело Ила стало невероятно плотным. И ядро тела всасывало сейчас в себя всю сосредоточенную в этом теле огромную энергию. Звездную сердцевину Ипа сжимало все сильнее и сильнее.

У Эллиота было чувство, будто собственное его тело состоит из цепей и эти чугунные цепи тянут его своим весом вниз. Казалось, что этот вес увеличивается; голова раскалывалась от боли, тяжестью в сто тысяч тонн навалилась беспросветная тоска. Когда проглянул наконец серый свет утра, Эллиот невероятным усилием заставил себя подняться и посмотреть на Ипа. В страшилище будто не осталось никаких живых соков, и оно уже было не серое, а белое — белый карлик. Эллиот выбрался кое-как в коридор и спустился, пошатываясь, к Мэри. Когда он толкнул ее дверь, давящая чугунной плитой тоска и чувство космического одиночества были уже в нем неразделимо смешаны. Он чувствовал себя инопланетянином, кем-то чужим самому себе, и от этого ему было страшно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});