Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО - Андрей Владимирович Лисьев

уходит подремать.

* * *

Блиндаж забит офицерами. Помимо кэпа и дежурного «Шале», присутствуют сразу два полковника танкиста.

Комбриг-танкист непрерывно разговаривает по обоим телефонам «Аляски». Иногда они звонят одновременно, и комбриг держит вторую трубку снятой, пока отвечает первой. Его заместитель сидит рядом с «Прозой», спиной к столу операторов БПЛА. Самих операторов нет, их ноутбуки закрыты.

Командир хватает рацию:

— «Балхаш», я — «Аляска», прием.

— «Аляска», я — «Балхаш», прием.

— Ну, «Балхаш», этот твой танк не считается. Уничтоженный танк — это когда «бах» и «бух». А «бах» без «бух» не считается. Я его тебе засчитаю как полтанка. Хорошо? «Балхаш», я — «Аляска», прием.

— «Аляска», я — «Балхаш», да!

Радиостанция не позволяет понять — улыбается ли собеседник комполка?

Кэп оборачивается к «Прозе»:

— Докладывают сейчас: танк прорвался, по левому флангу.

— У «Гризли»? — перебивает «Проза».

— Нет, разведроту и «раизовцев» мы отвели в резерв. На левом фланге теперь «Балхаш». Так вот, до самого Громовского танк дошел. Сквозь роту «Балхаша». Я ему ввалил, «Балхаш» говорит, танк «заптурен». А тем временем танк идет и не стреляет. Пока в стену не уперся. Смотрят, и правда, «заптурен». Маленький прожиг спереди. Экипаж струсил, из танка выскочил. А танк не загорелся, остался на ходу, так к нашим и приехал.

Офицеры спорят, насколько это возможно?

— У меня был такой случай, — вспоминает полковник-танкист. — Я гранату из танка вытаскивал, выстрел РПГ пробил экран, ЗИП и застрял в резинке.

— Или пушка заклинила, и на кой танк тогда нужен? — спрашивает комбриг. — Раненых только эвакуировать!

Спор прерывают близкие выстрелы. Полковники переглядываются, звук хлесткий, не воющий, как у пушки, и не свистящий, как у мины. Танк!

Все вслушиваются в интервал между выстрелом и прилетом. Если звуки разнесены, значит, танк далеко. Если звуки следуют подряд, значит, танк близко. Сейчас танк явно приближается к ППУ.

Кэп вызывает по рации «Балхаша» и ругается.

Танков оказалось два. Офицеры изучают карту, выходит, что танки прорвались по минному полю. То ли мины кто-то снял, то ли мины кто-то не поставил. А кэп в ту сторону только что послал саперов.

«Аляска» связывается с мотострелками на левом фланге. Командир роты спит и на связь не выходит. Морпехи подтверждают, что сидят в лесопосадке, где прошли украинские танки.

— Честность нужна. В первую очередь честность. Сидишь — скажи, не сидишь — скажи. Врать зачем?

Кэп связывается с «Гризли» и требует отправить группу разведчиков на левый фланг отыскать соседей:

— Надо пошуршать!

Потом «Аляска» еще раз связывается и с пехотой, и с морской пехотой и предупреждает о нашей разведгруппе.

Звуки выстрелов танка и прилетов почти сливаются. Танк уже практически пришел на ППУ.

Полковники спорят, что у танка быстрее закончится: топливо или боекомплект? «Проза» понимает, что «Синица» за ним не приедет.

Звуки выстрелов и прилетов снова раздвигаются во времени, наконец, прекращаются. Значит, танк благополучно уехал восвояси. Так его в темноте никто и не поразил.

«Прозе» импонирует, с какой четкостью полковник-танкист отвечает на звонки. Строго по уставу: «так точно», «товарищ генерал-лейтенант», «разрешите доложить», «есть». На его фоне десантники кажутся интеллигентами.

Здесь нет зоны покрытия, полковники не в курсе, что происходит на фронте в целом и на Херсонском направлении в частности.

Они недоумевают: почему их левый фланг — «гнилой»?

«Проза» по-школьному поднимает руку:

— Разрешите небольшую политинформацию?

— Да, конечно, — соглашается «Аляска».

— Если верить Рыбарю, новое усилие прорваться к Бериславу украинцы предпримут у нас на левом фланге, через Снегиревку, — говорит «Проза».

Полковники молча разворачивают карту до Снегиревки.

Похоже, комбрига-танкиста «Проза» раздражает.

Кэп уходит спать под звонки танкистам. Комбриг перебирается в кресло «Аляски», вытягивает ноги. Разговор смещается на тему нехватки людей.

— А поможет ли мобилизация? — спрашивает «Проза».

Танковый полковник мгновенно добреет к нему:

— Конечно, проблема «пятисотых» решится мгновенно. С передка теперь так просто не уйдешь. Трибунал и все, что положено…

В два ночи зам комбрига в тетрадку кэпа записывает приказ, который диктует комбриг, принимая ЦУ командующего по телефону. Приказано встретить представителя штаба армии на окраине деревни Громовское и вывести пять танков, которые прикрывают этот населенный пункт, туда, куда укажет представитель.

Левый фланг 704-го полка десантников продолжает оголяться.

— Помни, у меня больше нет помощников, — встает комбриг, задерживает руку заместителя в своей ладони, смотрит на него пристально.

«Проза» восхищается, насколько танкисты легки на подъем, с какой скоростью приступили к выполнению приказа.

В четыре утра раздается звонок.

— Товарищ полковник, я уже полтора часа ищу в Громовском представителя армии, его нигде нет. Из пяти танков исправны два, — жалуется замкомбрига.

— Нам приказано отправить пять танков. Они все на ходу?

— Так точно!

— Значит, готовь к отправке.

Комбриг начинает искать представителя штаба армии по телефону. Когда нужная встреча состоялась, на ППУ обрушивается шквал звонков — все танкистам.

— У них голоса одинаковые, не понимаю, с кем говорю, — объясняет комбриг, когда обращается ко всем собеседникам «товарищ командующий».

Похоже, командующих у него два. Танкист отводит трубку в сторону, и все слышат, как командующие ругаются между собой.

* * *

«Неон» обходит позицию, где он с одним бойцом и водителем прикрывает запасной ППУ полка. Замкомандира полка «Аргон» с радиостанцией с двумя помощниками заняли погреб на окраине Громовского.

КамАЗ-двухосник надежно укрыт в огромном окопе, выкопанном танком. Сверху он накрыт масксетью и ветками. В любой момент грузовик готов выскочить на дорогу.

«Неон» ежится, ночью в сентябре становится прохладно. Прислушивается. Что-то беспокоит его, но что — он понять не может. Из деревни то и дело слышится лязг гусениц. Несмотря на ночь, танки куда-то выдвигаются.

«Неон» на слух определяет, что пять танков куда-то ушли. Но деревня не опустела. На восточной окраине Громовского укрыта бронетехника мотострелков: БМП-3 и БТР-82. Между домами спрятаны грузовики, БТР-МДМ и БРЭМ, у которых нет вооружения. Левее в лесопосадке ночуют два танка, приданные полку.

Выстрела из польского миномета LMP-2017 не слышно, поэтому, когда по танкам прилетают мины, «Неон» слышит только разрывы.

— За мной! — кричит он высунувшемуся на звук Сереге.

Вдвоем они бегут к лесопосадке, «Неон» на бегу достает рацию.

— «Аргон», я — «Неон», прием!

Зам комполка на запасном ППУ отвечает немедленно:

— «Аргон», наших танкистов обстреляли, шлите «медичку».

«Неон» подсвечивает себе смартфоном, он видит темные силуэты Т-72, но ориентируется на стоны раненых. Тщательная маскировка не помогла. Экипажи спали снаружи, их разметало взрывами. Два «двухсотых», четыре «трехсотых». Уцелели только механики-водители, ночевавшие внутри. Танки посекло осколками, но 60-миллиметровой мины из ручного миномета недостаточно, чтобы поразить Т-72.

Мехводы перевязывают своих товарищей, но зам начальника штаба полка «Неон» догадывается:

— Это — ДРГ!

— «Аргон», я — «Неон». Это — ДРГ. Движутся в вашу сторону, прием.

— «Неон»,