Мистер Себастиан и черный маг - Дэниел Уоллес

— Ну… что скажешь?

Марианна огляделась вокруг, по ее лицу было не понять, что она чувствует.

— Этим Генри и собирался заниматься. Тем, чего ты от него хотел.

— Но не стал, — сказал Кастенбаум, выдавливая из себя улыбку. — Не стал. Не знаю, действительно ли он когда-нибудь работал с таким внушительным, таким сложным реквизитом. Больше того, мне известно, что он никогда не показывал пепперовского «Призрака». Это делали только единицы.

Не видно было, чтобы Марианну все это особо заинтересовало, — она сейчас казалась такой безжизненной, такой далекой от всего человеческого, — но Кастенбаума это не трогало. Он продолжал говорить:

— Этот номер трудно объяснить. Но в общих чертах фигура призрака проецируется на сцену, где он общается с живыми людьми. Призрак выглядит как настоящий, очень правдоподобно.

Он старался быть обходительным. Не сказал прямо: «Из тебя получился бы превосходный призрак».

Он подошел к маленькому деревянному столику, зацепился ногой за шнур, но сохранил равновесие.

— А здесь, на этом столике, могла бы стоять голова Генри, если б он захотел.

Она посмотрела на столик:

— Одна голова? Как это?..

— Не буквально. Эффект зеркал. Очень просто, но очень впечатляюще.

— Генри не пришел, — сказала она тихо. Казалось, она уже смирилась с тем, что он не придет.

— Потерпи немного, — успокоил ее Кастенбаум. — Хочу показать тебе еще кое-что. Это там, в углу.

Он снова взял ее за руку, но теперь более мягко, и повел к краю светового круга. Там они минуту постояли, молча разглядывая странный предмет.

— Что это? — спросила она.

— Колесо. Колесо смерти. Как раз для тебя, а, Марианна? — Первый раз в голос Кастенбаума закралась язвительно-горькая нотка. Осуждающая. — Я подумал, тебе оно понравится.

Теперь она поняла. Должна была понять. Судя по тому, как посмотрела на него, на колесо. Так мрачно и безнадежно. Чуть было не улыбнулась.

— Колесо смерти.

— Подойди и взгляни, — сказал он. — Пожалуйста! Подойди чуть ближе.

Она подошла. Медленно подплыла над бетонным полом и прикоснулась к колесу — к его темному, потрескавшемуся дереву, его металлическим скобам, ободу. Покачала, а потом с силой, какой он не ожидал от нее, повернула. Колесо сделало один оборот.

— Не понимаю, — сказала она.

— Тогда позволь, я объясню. — Он встал рядом с ней перед колесом. — На нем четыре скобы. Две сверху и две снизу. Ты — я имею в виду, ассистентка мага — просовываешь в них руки и ноги. И вот ты на колесе, руки разведены в стороны, ноги тоже, дюймов на двенадцать. Затем мы поворачиваем его, — Кастенбаум двинул колесо, — и, когда ассистентка начинает крутиться с ним вместе, Генри — или еще какой маг — мечет в тебя ножи. То есть по-настоящему не в тебя, а в колесо. Это кажется очень опасным, но искусному мастеру не составляет труда попадать в пустые места вокруг девушки. Это легко. — Кастенбаум пожал плечами и засмеялся. — Вот и весь фокус.

— Но это не фокус, — сказала она, прикоснувшись к одной из скоб. — Это мастерство. Меткость.

— Ты права.

— Так что может… случиться промах.

— Может. Но…

— Рискованно. Твоя судьба в его руках, и от него зависит, жить тебе или умереть.

— Да, — сказал Кастенбаум. — Думаю, что так. От него.

Марианна не сводила глаз с колеса.

— Хочу посмотреть, каково это.

— Что — каково? — спросил Кастенбаум. Этого он не ожидал. — Ты имеешь в виду…

— Пристегни меня к колесу, — сказала она.

— Конечно, — согласился Кастенбаум, к которому быстро вернулось хладнокровие. — То есть почему не пристегнуть? Становись сюда… Так… Теперь немного подними руки, перпендикулярно телу, ближе к захватам. Хорошо. Ну вот — готово.

И он крепко застегнул скобы. Сначала на запястьях, потом другие, покрупней, на лодыжках.

— Удобно?

— Да, отлично.

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо.

— Теперь покрути колесо.

— Покрутить? — засмеялся он. — Ты уверена?

— Уверена.

— Голова может закружиться.

— Не страшно. Пожалуйста, покрути.

Он сделал, как она просила, и колесо стало описывать круги, сначала медленно, но, когда он подтолкнул его еще раз, закрутилось быстрей, совершив три или четыре оборота. Потом замедлило ход и остановилось. Оно было утяжелено внизу, так что ассистентка оказалась в нормальном положении, а не вниз головой.

Кастенбаум смотрел, как колесо замедляет ход и останавливается, и, когда оно окончательно остановилось, Марианна посмотрела на него с пониманием, которое, знал он, рано или поздно придет к ней.

— Генри не придет, я права?

Кастенбаум кивнул:

— Нет. Не придет.

— Почему? — Таким тихим голосом она еще не говорила.

— Я просто хотел поговорить с тобой, Марианна, наедине. Просто хотел поговорить. Генри никогда не позволил бы. А мне хотелось, чтобы ты увидела все эти вещи, которыми мы с Генри могли бы воспользоваться. Это все в его распоряжении.

— Понимаю, — сказала она, поворачивая запястья в скобах. — И что теперь будет, после того как ты…

— Он прогонит меня. Не то чтобы это имело значение, особенно теперь, когда мы в таком положении. Вот об этом положении я и хотел поговорить.

— Говори.

Она закрыла глаза.

— Я хочу, чтобы ты оставила нас. Чтобы ты ушла.

Похоже, она не поняла, что он имеет в виду.

— Ушла? Куда ушла?

— Не важно. Просто… ушла. Я дам тебе денег, достаточно, чтобы уехать куда угодно. Куда тебе захочется. Хоть в Европу.

Марианна часто задышала.

— Пожалуйста, помоги мне спуститься. Помоги спуститься, быстрей.

— Конечно.

Но, подойдя к колесу и протянув руку к скобе, сжимавшей ее левое запястье, замер. Он смотрел на Марианну; никогда он не видел ее так близко и теперь разглядел, что есть в ней что-то действительно прекрасное. Она была похожа на маленькую девочку. Кожа прозрачная, так что просвечивали темно-синие жилки на шее и щеках. В зелени зрачков — крохотные темные крапинки.

— Эдгар, отстегни меня. Пожалуйста!

Но он не двигался. Сначала она должна услышать, что он ей скажет.

— Это очень важно для меня, Марианна. И не только для меня. Для всех нас. Генри тяжело болен и не поправится, пока ты не уйдешь. Он все потеряет из-за тебя, а я знаю, ты этого не хочешь.

— Освободи меня.

— Ты уйдешь?

— Эдгар!..

— Ты должна уйти! — крикнул он на весь огромный пустой склад. Когда эхо его голоса вернулось к нему, он понял, сколько в нем скопилось злости и отчаяния. И сейчас они прорвались. — Почему ты хочешь все разрушить? Генри стремится спасти тебя. Но спасти тебя никто не может. Никто не может никого спасти; мы должны спасаться сами. Хотя не думаю, что ты хочешь даже этого. И не думаю, что ты хочешь, чтобы он жил собственной жизнью. Нет, тебе надо, чтобы он пытался спасать тебя вечно, снова и снова, пока вы оба не умрете. Разве не так?

— Нет, — сказала она тихо, но твердо. Она даже кричала шепотом. Но в следующее же мгновение она как будто передумала. — Ты прав, Эдгар. Я уйду. Оставлю вас. Ты сможешь вернуть его. А теперь сними меня с колеса.

Но Кастенбаум покачал головой: он знал, что она лжет.

— Почему ты сделала такое с нами? — Он приблизился к ней и, когда поднес руку к ее лицу, увидел, что дрожит. Он боялся ее, всегда боялся и только сейчас, когда ее руки и ноги были зажаты на колесе, отважился на такой интимный жест. — Генри говорил мне вчера о зле. О мировом зле. И хотя он не сказал этого так явно, но думаю, что он имел в виду тебя. Думаю, ты и есть зло. В чистом виде. Просто, по моему мнению, Генри не может понять этого.

— Генри выбрал меня. Из всех девушек выбрал меня.

— Он сделал неверный выбор. Все это, — широким жестом он обвел чудесные магические вещи вокруг них, — все это мы могли бы использовать, чтобы доставлять удовольствие людям, если бы он только выбрал другую, любую из тех очаровательных, роскошных, полных жизни молодых женщин. Даже не знаю, каким образом ты оказалась среди них. А ты?

Вопрос, кажется, вернул ее назад к тем дням, словно ей действительно нужно было самой это понять. Она посмотрела на Кастенбаума, но потом, будто не узнавая его, отвернулась.

— Нет, — проговорила она.

— Но должна же была быть какая-то причина.

Он был от нее на расстоянии поцелуя. Но ее губы не двигались, она не отвечала, будто и не слышала его. Хотя Кастенбаум пристально смотрел на нее, она сейчас была почти невидима: его взгляд как бы проходил сквозь нее, ни на чем не задерживаясь. Она была пуста внутри, бесплотна. Безнадежна. Она смотрела мимо Кастенбаума во тьму склада за его спиной, словно что-то разглядела там. Но там ничего не было, ничего.

— Ты убиваешь его, — сказал он. — Убиваешь.

И с этими словами повернул колесо. Она медленно сделала один оборот. Он снова толкнул колесо, сильнее. На сей раз она повернулась немного быстрей. Он толкал колесо снова и снова и при каждом обороте говорил: «Уходи, Марианна. Оставь нас!» И наконец: «Дай нам жить своей жизнью!» Он все больше приходил в отчаяние, но она каждый раз ничего не отвечала, даже после пятого, шестого и седьмого оборота. Казалось, ей уже безразлично, все безразлично. И он подумал, что так оно и есть. Он знал, что голова у нее должна сейчас кружиться, потому что у него голова кружилась оттого, что он смотрел на нее. Он уже сходил с ума. Рука коснулась кармана, и он почувствовал ее там, словно наткнулся на старую подругу: бутылку. Он глотнул и ощутил, как растекся по жилам живительный эликсир. В черепе раздался приятный гул, вскоре превратившийся в рев. Все, что он мог теперь, это смотреть, как она вращается, и он стоял, просто глядя на нее и не зная, куда от этого уйти.