Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

— Как же, — изумилась Вольха, послушно за стол сев, — там же наверху солнышко. Оно согревать должно… — придвинула тарелку с хлебом и сыром.

— Солнце есть, — свернул карту, уже хорошо запомнив путь, куда курс держать. — Но оно настолько далеко от земли, что светит, да не греет.

— А облака? — кусочек хлеба в рот положила жена. — Мы до них долетим? — бойко жевала.

— Долетим.

— И они… мягкие на ощупь? Как первый снежок? Аль перинный пух?

— Ни то, ни другое.

Вольха перестала есть:

— Как так? — озадачено пробурчала.

— Увидишь, — бросил задумчиво и встал из-за стола.

— Завтракай, умывайся. Я пока вещи соберу, которые с собой возьмём.

— Я готова, — Вольха быстро справилась с делами. Она меня нашла на улице, когда уже готовился к отлёту.

— На, — бросил жене плащ с меховым воротничком, сапожки тёплые, да варежки. — Чтобы совсем не околела наверху. Кутайся плотнее. Сумку через плечо повесь. Там сменная обувь, одежда и деньги. Когда обернусь Змием, не шарахайся. Аспиду надобно тебя попробовать, — по испуганно распахнутым глазам понял, что не так выразился, поэтому поспешил разъяснить: — Уловить твой запах… Может, облизнёт… Как признает своей, спину подставит. Взберёшься и крепко держись за шею.

Вольха кивала всем моим словам, как зачарованная, да глаз испуганно восторженных не сводила. А я всё взглядом по ней скользил, не припоминания, кто бы для меня столь аппетитно смотрелся, как она. И странно, и не привычно — к девам в разных нарядах привык, с разными волосами и причёсками, но лишь на неё мы с Аспидом реагировали настолько остро.

И коса эта, простецки-милая, на славянский манер через плечо перекинутая. Платок, голову покрывающий… Эх, тяжко её переубеждать в том, что опростоволоситься для женщин некоторых народов не считается зазорным. Но туда, куда мы направляемся сегодня — длинные волосы и косы традиционно приняты, хотя наголо бриться даже женщине считается наудачу.

И чем богаче мужчина, тем причёски его женщины сложнее.

Как прочем, и в других странах.

Но если в Индии и косой обойтись можно, то в других… для того, чтобы не шибко отличаться от местных, Вольхе придётся пойти на жертву.

О том жене сдуру и ляпнул.

Она аж рот открыла, в косу пальцами вцепилась, словно в спасительную веревку утопающий.

— Как же это… дабы другие…

— Я не требую чего-то невыполнимого. Но дозволить сделать тебе причёску, не так скверно, как лишиться их вовсе, — буркнул я. — Но ежели упираться станешь, о посещении некоторых мест придётся отказаться.

Вольха губу жевала, и я не выдержал:

— Что, запал иссяк?

— Ещё чего? — огрызнулась жена, тотчас напомнив, чем меня с первого дня раздражалапокоряла.

— Согласна, лишь бы волосы не отрезали, — проворчала, сомнения в ней ещё бились.

— Поверь, я за это любого, кто осмелиться на подобное, сам сожру, — брякнул, от себя не ожидая. Жена умолкла, глядючи на меня с удивлением.

Пальцами по косе скользнула, колосок перебирая:

— А я думала, тебя не нравятся мои волосы… — пошатнулся голос. — Думала, тебе тёмные по сердцу и не такие длинные.

— Не буди во мне Аспида, Вольха, — прорычал, теряя терпение. — Нравишься ты мне. Очень! И волосы твои дивные… до безобразия нравятся.

Только не косой плетённые, а распущенными хоть разок бы увидать, чтобы ощутить под пальцами их шёлк… Водопадом, струящимся по обнажённым плечам… груди, спине, бёдрам… — мой голос скатывался до сипа.

— Ты нарочно! — вытаращилась жена, покрасневшая, как варёный рак. — Нарочно? — вопросом вторила. — Чтобы сгорела от стыда, а ты один в те края улетел?

— Мне огонь не страшен, Воль. Я давно в нём, а ты делаешь вид, что не замечаешь. Но я готов терпеть… И как запылаешь, хочу рядом быть.

Порывисто отвернулась от меня Вольха, к лицу ладоши прижав.

Подступил к ней со спины и шепнул в затылок:

— Ни с одной девицей столько не возился, но и ни одной я так не желал. Ни с одной не хотел быть, как с тобой. И терплю поэтому. Ни с кем не делился тем, что мне дорого, а тебе предлагаю мир… Ну же, смущаться потом будешь, ежели разочарую, и ты по-прежнему меня невзвидеть будешь. А пока… просто делай, что пожелаешь, без глупых мыслей, что о тебе другие подумают. Я тебе муж! Я предлагаю. Я позволяю. Даже ежели будет казаться невозможным, вопиюще неправильным…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что, даже ежели захочу в одёжу мужскую одеться, и побывать там, куда женщине нет хода, одобришь? — тихо её голос прошелестел.

— Всё можно обговорить, — заверил с кивком.

Обернулась Вольха. Сомнение в глазах мелькало, но жажда увидеть и познать то, что до неё ни одна женщина, уже перебороло и страх и стыд!

Глава 28

Глава 28

Дамир

Жена мужественно пережила моё обращение.

Вначале натянулась как струна, зажмурилась.

Змий к ней приблизился, но когда от запаха её дурея, носом по скуле провёл до шеи, где особливо яро пульсировала жилка, Вольха осмелела. Глянула Аспиду в глаза. И опять случился тот самый момент, коего объяснить не мог. Остановилось время… Остановилось сердце. Воздух стих, птички и прочая живность замолкла.

Лишь мы остались в этом мире. Мы, смотрящие друг на друга. Искра между нами… разряд, и вновь в груди свирепо сердце удар пробило. Я пьянел с Вольхи. Облизать его хотел с ног до головы, но вместо этого осторожно от шеи до виска обратно провёл, впитывая тот жар, что наши тела охватил. Склонил голову в ожидании…

Вольха несмело на меня забралась. Тонкими ручками ухватилась за шипы по бокам шеи. Аспид рыкнул довольно, впервые на себе жену ощутив, и пока она не передумывала, взмыл по облака.

Ветер свистел в ушах, девица на мне почти невесомая была, и я опасался, что за время полёта её могло сдуть, но нет — крепко держалась Вольха.

Вольха

Не верила счастью, ведь правда летела в облаках. И ежели по-первости их ощутить хотела, то быстро смекнула, что облака… как туман, что над болотом по весне и осени стоял. Густой, но не осязаемый.

Когда чуть снижались, пыталась землю рассмотреть, но вскоре… задубела так, что рук не чувствовала.

Где это мы? Мысли точно льдом сковывало. И сама себя хрупкой глыбой казалось, урони — разобьюсь на тысячи кусочков.

Думал всё, умру, но меня в темноту небытия утянуло, а очнулась от боли.

Вяло глазами водила, сон смаргивая и смутно соображая, что Аспид со мной делал. Бурчал что-то под нос, кожу растирая.

Запоздало встрепенулась, от движений его грубовато резких, от которых тело огнём задавалось.

— Хватит, — взмолилась, когда боль нестерпимой стала. Дамир выдохнул судорожно и рядом на землю, подле костра пылающего, осев:

— Ну и напугала ты меня, — сглотнул тяжко. — Думал, всё, застудил тебя…

— Не дождёшься, — зубами проклацала. Не специально, оно само вышло.

Хмуро на меня глянул Аспид:

— В следующий раз не терпи. Дай знать, что холодно.

Я торопливо кивнула, больше страшась, что он и не возьмёт меня вовсе потом. Аль сейчас решит воротиться домой.

Нет уж! Я даже вновь готова полететь, но прежде мне бы увидеть, куда уже добралась.

Села, оглядываясь — я на своём плаще, а вокруг деревья высокие, и такие зелёные, что не верится в то, что живые. Листья крупные, толстые, плотные. И пахло густо, насыщенно, но очень. Воздух был сухим…

— Здесь нет зимы?

— Это жаркая страна. О снеге здесь мало кто слышал.

— Так может это и есть край света?..

— Край? Это не край… но южный, жаркий континент.

— Индия, — с благоговением повторила название, которое запомнила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— На людях лучше вот так, — помог свободным краем ткани, покрывающей голову, часть лица спрятать, — чтобы только глаза открытыми были.

— Это же жарко, — несмотря на тонкость ткани, было непривычно.

— Зато не так в глаза бросаешься светлостью кожи, — подметил Дамир.