Раньше девочки носили платья в горошек - Катя Майорова

пришел ответ типа «Продавать книги», я ответила:

– Писать статьи.

– То есть ты будешь журналистом? – продолжил спрашивать папа.

– Ну да! – ответила я, решив, что это отличная идея.

– Хорошо. Пусть так.

Так я и решила, что стану журналисткой. Следующим важным человеком в цепочке этих событий стала Марина – та самая моя одноклассница, с которой мы худели ради солиста группы Tokio Hotel. История нашей дружбы довольно странная, иногда мне кажется, что мы сблизились лишь с одной целью: чтобы я уехала учиться в Москву.

Марина была отличницей, сидела за первой партой, отличалась прилежностью и высокими моральными ориентирами. Мы с ней много говорили о литературе, смысле жизни и мечтали, как вместе поедем учиться в Москву. Как-то я приехала после школы к Марине в гости (к слову, я очень любила таскаться по гостям после школы), мы поели, потом засели у нее в комнате, пытались делать вместе уроки, но постоянно болтали. Тогда Марина мне и заявила: «А я поеду учиться в Москву и поступлю на журфак МГУ». Ее заявление показалось мне каким-то невероятно амбициозным, совершенно выходящим за рамки моей картины мира. Я думала о своей будущей профессии, но почему-то совсем не брала в расчет то, что надо куда-то идти обучаться этому. У меня совершенно не было никакого внутреннего саботажа па тему высшего образования, я и сейчас считаю, что в учебе в университете нет ничего токсичного и бесполезного, скорее есть разные пути разных людей. У кого-то жизненный путь проходит через высшее учебное заведение, у кого-то – нет. Кому-то университет что-то дает, кому-то – нет.

Я сидела, восхищенно смотрела на Марину, когда она вдруг предложила:

– Поехали со мной?

– Куда?

– Учиться в Москву.

Я замерла, не зная, что сказать. Я? Поеду куда-то учиться?

– Надо подумать… – ответила я, хотя внутри почувствовала приятное щекотание.

– А чего думать? – Марина была всегда очень напориста и прямолинейна. – Ты любишь писать, я люблю писать – надо ехать!

Марина и правда прекрасно писала. Мне до нее было далеко. Как-то в десятом классе (а вся сцена выше произошла, когда мы учились в девятом) она зачитывала классу свое сочинение, и там было одно предложение, которое меня поразило так, что я помню его до сих пор: «Ветер развевал полы его шинели». Сейчас я понимаю, что это штамп, да и отдает немного лермонтовщиной, но я до сих пор поражаюсь тому, как 15-летний подросток мог писать сочинения, используя такую лексику. Многое объясняется и бэкграундом Марины: у нее была строгая религиозная семья: папа – военный, мама – врач. Марину воспитывали как «девочку в платье в горошек», и она всячески старалась этому соответствовать: хорошо училась, очень много читала и, как следствие, умела прекрасно излагать свои мысли.

Как-то у нас заменяли учителя старшеклассники, все орали, и они сказали, что если мы не заткнемся, то первым пятерым поставят двойки в журнал. Потом еще пятерым. И еще. Пока мы не замолчим. Все в итоге замолчали, а через несколько минут в классе раздался жалобный писк. Марина плакала, нет, рыдала, но изо всех сил старалась сдержаться.

– Что случилось? – подошла к ней старшеклассница, весь класс затих в ожидании ответа.

– Вы… Вы… Сказали, что… – Она еле говорила сквозь всхлипы. – Что поставили… дв-дв-два первым пятерым, а… а… а… я пя-я-я-я-я-та-а-а-а-а-я…

– Да мы пошутили! – испугавшись, сказал кто-то из ребят. – Мы только сделали вид, смотри, нет ничего!

Марина посмотрела в журнал, там действительно ничего не было, и начала потихоньку успокаиваться, а весь класс снова орать.

Ее страх перед плохими оценками меня ужасал, потому что я боялась не столько плохих оценок, сколько некоего фатального конца, типа не перейти в следующий класс, остаться на второй год или, чего хуже, быть отчисленной. Потому что скрыть от родителей плохие оценки не было проблемой, они никогда не смотрели наши с братом дневники, а на вопрос «Как дела в школе?» всегда можно было соврать. Нередко наши разговоры с папой по поводу оценок выглядели примерно так:

– Покажешь дневник? – просил он.

– Можно не буду?

– Можно.

Мама больше переживала за наши оценки и часто говорила, что они с папой были «безумными отличниками», а мы даже не можем постараться и подготовиться к контрольной. Ну, как «мы», скорее только я, потому что брат учился хорошо по всем предметам, за исключением русского и литературы. Его даже перевели в другой класс из-за учительницы, потому что та называла его бездушным: как-то им задали написать сочинение со сложносочиненными конструкциями, и он придумал историю про Петю, который отрезал соседям ноги бензопилой. У моего брата всегда было своеобразное чувство юмора, собственно, оно и сейчас такое, но, к сожалению, консервативная учительница русского и литературы его оценить не смогла.

Мной и моими школьными проблемами, в отличие от проблем брата, никто не занимался, училась я так себе, хотя глупой никогда не была, скорее немотивированной. Ситуация с моей успеваемостью изменилась в старших классах, как раз благодаря Марине. Еще в девятом классе я сказала родителям, что поеду поступать на журфак МГУ, они одобрили мое стремление, и этой мечтой я жила следующие два года, пока не уехала в Москву.

Учительница по русскому и литературе очень любила Марину, поэтому она обратила внимание и на меня, когда мы начали дружить и часто ходить вместе, вдобавок к этому я планировала сдавать ЕГЭ по литературе, и моя учительница стала моим репетитором. Я очень благодарна тому, как сложились обстоятельства, ведь тогда у меня впервые появились два филологических друга – Марина и Галина Вильгельмовна (учительница по русскому и литературе). Мы могли сидеть в учительской после уроков, пить чай и обсуждать, например, эмиграцию Цветаевой или отношения Пушкина с Александром I. Мне нравилось, что Галина Вильгельмовна каждый урок начинала с какой-то важной мысли: после звонка она всегда врывалась в класс, останавливалась перед доской, немного молчала и после паузы говорила что-то совершенно не относящееся к уроку, но заставляющее задуматься. Это могла быть какая-то история из жизни или факт из биографии писателя. На мой взгляд, Галина Вильгельмовна была хорошим педагогом, потому что ей всегда хотелось дать чуть больше, чем ее обязывал устав, научить нас не только предмету, но и немного жизни. Однако у таких увлеченных преподавателей бывает и другая сторона: предвзятость к обычным ребятам и лояльность к тем, от кого получаешь наибольший отклик. Галина Вильгельмовна тоже была предвзята, у нее были как любимчики, так и те, к кому она была менее благосклонна. Мне повезло оказаться среди первых, хотя