Спиноза и его друзья в Древней Руси - Юлия Георгиевна Семенова

Первый, размахивая обнажённой шпагой. Пули пробивали его треуголку. Он сражался, как простой солдат. И вот уже со всех сторон донеслось звучное «ура!»

– Что там? Что там? – волновался Тёркин.

– Мы ломим! Гнутся шведы! – воскликнул Александр Сергеевич.

– Лежите, дядечка, – удерживала раненого Катя. – Вам ещё нельзя вставать.

Промчалась конница, гоня бегущего противника. Трубачи сыграли отбой.

– Слышь, – Петуля толкнул Пушкина локтем. – А это что было?

– Полтава, брат, – ответил поэт.

– Знаменитая битва, в которой русские разгромили шведов, – добавил научный руководитель. – Это событие вошло в пословицу: разбит, как швед под Полтавой.

Солнце село. В русском лагере никто не ложился. Все ждали наступления французов. Шёл 1812 год.

Глава 12. Недочищенный кивер

Кате очень хотелось увидеть Наполеона Бонапарта. Готовясь к встрече с французским императором, она старательно начищала кивер. Петуля примкнул штык к ружью на случай рукопашного боя. Богатыри перетаскивали ядра поближе к орудию и складывали их пирамидой.

Плечо у Тёркина почти зажило, и он носил только легкую повязку.

Спиноза, присев на лафет, лихорадочно строчил в блокноте.

– Александр Сергеевич, – обратился он к Пушкину, который, растянувшись на земле, покусывал травинку и наблюдал за плывущими по высокому небу облаками. – Вы не напомните мне расположение русских и французских войск в предстоящей Бородинской битве?

– Я был тогда еще дитя, – рассеянно отвечал поэт. – А впрочем, мы, лицеисты, бредили мундирами и хотели убежать на войну. Погоди, как там?

Вы помните: текла за ратью рать,

Со старшими мы братьями прощались

И в сень наук с досадой возвращались,

Завидуя тому, кто умирать

Шёл мимо нас…

– процитировал он самого себя. – Да ты вон лучше у солдата спроси.

Спиноза поправил на носу очки:

– Господин Тёркин, вы не подскажете…

– Отчего ж не подсказать, – охотно отозвался служивый. – Мы стояли так. – Он положил шапку к носкам своих сапог. – А француз – вот эдак, – добавил он несколько камешков. – И ударил вон оттуда, – солдат начертил прутиком стрелку. – Я, значит, на левом фланге стоял у князя Багратиона. Петра Иваныча в том бою ранили. Он, болезный, истекал кровью, но держался. Чтоб, слышь, арап, с солдатами вместе быть. Кабы сразу его подлечили, как вы меня, может, живым бы остался…

– Позвольте, – перебил Тёркина Спиноза, с изумлением следя за статным всадником с орлиным носом в шитом золотом мундире. – Вот же он, князь Багратион Пётр Иванович.

– Помрёт, – махнул рукой солдат. – И много народу еще поляжет… Царствие им небесное… – он перекрестился. – Но скажу, арап, это всё семечки по сравнению со Сталинградом… Там и самолеты, и танки…Немец, конечное дело, вооружился до зубов…

– Товарищ Тёркин, – от волнения у Вити пересохло во рту. – Вы и в Великой Отечественной участвовали?

– А как же? – Тёркин поправил повязку на плече и поморщился. – Болит, сволочь. Почти до Берлина дошел, да ранило осколком. Аккурат сюда же. В госпитале День Победы встретил.

Впервые в жизни Спиноза не знал, что сказать.

– Двадцать пять лет служил, – продолжал вспоминать солдат. – Где только не довелось бывать!

– Но, – наконец нашелся Витя, – это же разные исторические эпохи!

– Нам про то неизвестно, – служивый раскурил трубочку. – Солдат не спрашивает, куда посылают.

– По-моему, брат Тёркин, мы с тобой оба вечные, – заметил Пушкин, провожая взглядом облака.

– Э, не скажи, арап, – служивый сдвинул шапку на брови. – Ты вон железный, а на мне места живого, почитай, не осталось.

– Француз наступает! – пронеслось по полю.

Над головой у Спинозы пролетело ядро и гулко ударилось в землю. Он в оцепенении уставился на железный шар. Тот вертелся вокруг своей оси, запал догорал.

– Витя! – отчаянно закричала Геракл. – Ложи-и-ись!

Спиноза упал лицом в траву.

Раздался оглушительный взрыв. Всё заволокло дымом.

Кто-то потормошил мальчика за плечо.

– Ты чё? – обеспокоенно спросил Петуля. – Живой?

Витя снял очки и протер закопчённые стекла. Вокруг было тихо, только в высокой траве звенели цикады. В знойном мареве над лугом зависли неподвижные стрекозы. Среди ромашек и васильков стояла растерянная Катя с недочищенным кивером в руках. Пушкин с интересом озирался по сторонам.

– Куда нас занесло на сей раз?

– Была война и кончилась, – озадаченно пробормотал Петуля.

Он присел на большой белый камень, заросший мхом, и поднял с земли свёрнутую трубочкой бересту.

– Осторожно! – подскочил к нему Спиноза. – Вдруг это письменный памятник? – Мальчик развернул трубочку и ахнул: – Да это же мои грамоты, из Киева, те самые, которые я спрятал перед набегом печенегов! Только, – он со всех сторон оглядел камень, – мха тогда не было…

– Витя, – почему-то шёпотом позвала девочка. – Я, кажется, всё это видела… Здесь была богатырская застава… Вот дуб, – она показала на одинокого исполина толщиной в три обхвата. – Но как всё изменилось!

– Точно, – кивнул Бонифаций. – А оттуда эти пёрли… печенеги…

Спиноза взял палочку и счистил с камня мох.

– Здесь какая-то надпись, – он поправил очки. – Прямо пойдёшь… Дальше стёрто. Напра… Тоже стёрто. – Он наклонился к самому подножию. – Вот, можно разобрать. …ево – в Выселки попадёшь…

– Ура! – запрыгала Катя. – Выселки!

– Ёлки зелёные! – подхватил бизнесмен. – Налево!

– Ничего не понимаю, – Спиноза обошёл камень со всех сторон. – А где же дорога на Бородинское поле? Почему мы не участвуем в эпохальной битве?

– Нас ждут дома, – отозвался Рюрикович.

– Правда, Вить, – поддержала его Катя. – Тебе хорошо, твои на симпозиуме, а у меня мама волнуется. И тренировки…

– Ребята, – горячо запротестовал научный руководитель. – Но надо же понять, что происходит. Я хочу обнаружить логику. Почему, не сходя с места, мы участвовали в разных исторических сражениях и вдруг всё прекратилось? Я хочу на Бородинскую битву! Я хочу… Александр Сергеевич! – бросился он к поэту. – Ведь это ваше время! Я хочу увидеться с вами в вашу лицейскую пору…

– А вот мне не хотелось бы напугать себя своим нынешним видом, – усмехнулся памятник. – Я был весьма впечатлительным ребенком.

Петуля вдруг заржал.

– Сидишь ты, Спиноза, в классе, и вдруг приходит твой памятник: здрасьте! Я Виктор Иваныч…

– Корнецов! – с хохотом подхватила Геракл. – Академик. Очень приятно!

Спиноза побледнел.

– То-то, брат, – сказал Пушкин, поднимаясь. – Ну что, пошли в ваши Выселки?

Глава 13. Ветряк над ригой

В Выселках ничего не изменилось. Девчонка в платке всё так же уныло гнала по улице козла. Увидев Пушкина, она остановилась, широко разинула рот и вдруг убежала, сверкая голыми пятками. Козёл вприпрыжку погнался за ней.

– Счас глазеть придут, – сплюнул Петуля.

– Всей деревней, – поддакнула Катя. – Пойдемте быстрей, Александр Сергеевич.

Над ригой крутился ветряк, хотя никакого ветра и не было.

– Что вы так долго, – встретил всю компанию в дверях Михайла. – Я уж починил прибор.

Посреди риги громоздилось странное сооружение из дивана, лавки, горшка с чурками и чёрного постамента с датами жизни и смерти великого русского поэта. Всё оборудование было обвязано крепкими новенькими верёвками.

– Гляньте, что нашёл, – гордо показал Михайла на пьедестал. – С им и без ветру крутится.

Пушкин с большим интересом прочёл даты своей жизни:

– Смотри-ка, совсем не стар ещё… А откуда это у вас, милейший? – постучал он по чёрному граниту.

– Ты что, железный, что ль? – Носоломов, в свою очередь, постучал по бронзовой крылатке. – Из лесу приволок… Пришёл –