Спиноза и его друзья в Древней Руси - Юлия Георгиевна Семенова

стрелы шляпой и складывал их в сторонке.

Бизнесмен, прищурив один глаз, целился в главного набежника. Спиноза осторожно высунулся из укрытия. В оранжевый шлем впилась стрела. Научный руководитель с интересом рассмотрел её и бросил обратно. Всадник упал с коня.

– Половцы… – удивился Витя. – А где печенеги?

Но искать следы былых супостатов было уже поздно. Да и некогда. Приходилось отбиваться от наседавшего противника.

Илья Муромец свистнул молодецким посвистом. И тотчас же в половцев полетел град стрел. Спиноза оглянулся: со стороны Киева подошло подкрепление.

Добрыня соскочил с раненого коня и схватился на кулаках с коренастым пожилым половцем. Попович залез на дерево и раскрутил аркан. Петля захлестнулась на талии богато одетого князя.

– Тугорхан, – вспомнил русские былины Спиноза.

Геракл демонстрировала группе врагов приемы каратэ. Враги падали и больше не поднимались.

У Петули закончились камни. Он перешел на крупные жёлуди, прицельно меча их из рогатки в неприятельские лбы.

Было видно, как через реку переправлялся на лодке бежавший из половецкого плена князь Игорь Святославович.

Вражеские обозы поспешно удалялись в степь. Солнце скрылось за лесом.

Солнце встало. Спиноза протёр очки.

– Поразительно! – воскликнул он. – Сколько же их?

Из-за горизонта ползли новые войска. Всадники в войлочных шляпах, с чёрными косицами, смуглые, узкоглазые, на низкорослых монгольских лошадках. Они растекались по полю боя, как вода в половодье, и грозили захлестнуть жалкую преграду – богатырскую заставу. Прозвучал гортанный выкрик, и град стрел посыпался на русских.

– Татары, – констатировал Спиноза. – Вернее, монголо-татары.

Катя обеими руками сжала рукоять меча. Илья Муромец нахмурился. Олекса перекрестился. Добрыня пощупал в ухе булавку. Петуля поскрёб затылок.

– А это уже надолго, – сказал Александр Сергеевич Пушкин.

И правда. Солнце всходило и заходило, а битва всё продолжалась и продолжалась.

Не устояв перед натиском, богатыри отступили в чащу леса. За их спинами между деревьями мелькнула речка.

– Битва при Калке, – определил Витя.

Но тут в тыл монголам уже ударил резервный русский полк. Враги дрогнули. Теперь они не казались рекой в половодье, а растеклись на несколько речушек и даже ручейков. Кое-где русские уже теснили их. На левом фланге появились двое иноков в рясах. Они сражались храбро и безоглядно, пока не пали, истекая кровью.

– Пересвет и Ослябя, – Александр Сергеевич перекрестился и сбросил с коней сразу двух узкоглазых всадников.

Наискосок проехал высокий красивый человек на белом коне. Над ним развевалось полотнище со светлым ликом Спасителя.

– Братья! – крикнул человек. – Умрём за Отечество!

– Ой, кто это? – удивилась Геракл, перекидывая через плечо монгольского багатура.

– Если не ошибаюсь… – Спиноза поднял с земли вражескую стрелу и, не глядя, бросил ее в Мамая. Мамай убежал, хромая. – Если я не ошибаюсь, – повторил Витя, – это Дмитрий Донской. И сейчас мы не на Калке, а на Куликовом поле. И речка эта называется Непрядва.

– Озеро, – поправил научного руководителя Петуля. – Глянь, всё льдом затянулось…

Татары поспешно отступали. Но по льду уже тяжело шагали закованные в железные латы ливонские рыцари. Они выступали организованно, стройными рядами. Авангард выдавался узким клином.

– «Свинья», – Спиноза поправил очки.

– Вот именно, – согласилась Катя. – Передохнуть не дают.

– Ты опять не поняла, Катя. Я имел в виду не свинью как животное, и не оскорбление, а способ построения воинских частей.

Но девочка его уже не слышала. Она мчалась к озеру, увидев, как крестный брат её Добрыня упал на берегу, а на него надвигается рыцарь с опущенным забралом. Геракла опередил Муромец. Он хватил ливонца булавой по шлему и тот, гремя доспехами, свалился с коня.

– Свиная тушёнка! – презрительно произнёс внутренний голос, и Катя отвернулась.

На Пушкина со всех сторон неуклюже наступали рыцари. Александр Сергеевич небрежно щёлкал их по железным лбам, приговаривая:

– Куда прёшь, балда? Не видишь, памятник стоит?

Ошеломленные ливонцы брякались навзничь и беспомощно, как перевёрнутые на спину жуки, сучили закованными в латы конечностями.

Интересный русский богатырь, которого Катя никогда прежде не видела, ловко парировал вражеский удар и сказал поверженному рыцарю:

– Запомните, герр: кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет.

– Это Александр Невский, Катя! – донеслось с противоположного берега пояснение Спинозы.

Попович высек искру и развел на берегу Чудского озера небольшой костерок. Лёд тронулся. Ржавые обломки доспехов канули в воду.

Солнце село. Взошла луна.

С запада неслышно подползли ляхи. Не выспавшиеся русские очень разозлились и снова взялись за оружие. Заметив, что они обнаружены, ляхи стали ругаться.

– Пся крёв! – кричали они, пользуясь смутным временем. – У вас и царя толком нет, одни самозванцы!

– А вот и есть! – Катя показала ляхам язык и заслонила своей мощной спиной долговязого парнишку Михаила Романова, только что избранного в цари.

Богатыри, Пушкин, Спиноза и Петуля бросились воевать с врагами. Геракл не удержалась и побежала за ними.

Беззащитного Михаила немедленно окружила горстка поляков. К ним подошёл мужик в армяке и сказал:

– Панове, вас обманули. Неужто вы думаете, что на русский трон посадят эдакого сопляка? Идёмте, я покажу вам, где прячется настоящий царь.

Поляки доверчиво пошли за крестьянином и скрылись в заснеженной чаще.

– Эй! – крикнул им вслед обиженный Романов. – Ванька! Сусанин! Ну погоди ужо, вернёшься, я тебе покажу, кто настоящий царь!

У русских кончились боеприпасы. По кругу бойцов с шапкой пошёл Козьма Минич Сухорукий.

– Люди добрые, – сказал он. – Вы меня знаете. В Нижнем мясом торгую. Всё продал подчистую, чтобы спасти Отечество.

Богатыри переглянулись. Кроме доспехов, у них ничего не было. И тут вперед выступил Петуля. Он неторопливо разулся, снял с правой ноги носок и стянул с пальцев кольца, которые ужасно натирали ему ещё со времен древлянско-полянского конфликта. Вздохнув, бизнесмен пожертвовал Русской земле и весь свой пушной запас.

– Молодец! – похлопал его по плечу Козьма.

– Чего там, – шмыгнул носом Рюрикович.

Спиноза не успевал комментировать события. Князь Дмитрий Пожарский с войском уже окружил в Москве Кремль и принудил поляков сдаться.

Светало. Но очень медленно.

Дозорные русских теперь смотрели только на запад.

– Шведы, – предупредили они.

Наступал рассвет 27 июня 1709 года.

– Тёркин! – среди казаков, греющихся у костра, Бонифаций заметил знакомую усатую физиономию.

– Здорово, арап! – приветствовал его служивый.

– Какими судьбами? – удивился Пушкин.

– Будут стрелять, – лаконично ответил солдат.

И тут же к костру подскочили всадники с развевающимися перьями на шляпах. Сидевший на передней лошади надменный юноша с бледно-голубыми глазами взвел курок пистолета.

– Карл Двенадцатый! – узнал его Спиноза. – Сам шведский король!

Карл нажал на курок. И солдат Тёркин медленно осел на землю. Илья Иванович, Добрыня и Олекса одновременно выстрелили вслед уносящимся шведам. Король охнул и схватился за бедро.

Пушкин поднял Тёркина на руки. Лицо солдата посерело.

– Помираю, арап, – губы уже едва его слушались.

Среди конных и пеших, среди свистящих ядер и проносящихся мимо пуль, огромными шагами двигался памятник к укреплённому лагерю, бережно прижимая солдата к груди. За ним бежали ребята.

Александр Сергеевич положил Тёркина на траву. Спиноза осмотрел рану.

– Не смертельная, – определил он. – Надо наложить жгут, Катя.

Из подкладки Петулиной куртки девочка сделала повязку. Тёркин открыл глаза.

– Император! – ошеломленно прошептал он.

По полю на коне скакал Пётр