Что лучше денег? - Джеймс Чейз

Наконец настал день, когда Сарита должна была выписываться. С утра я был на работе, потом Элен подвезла меня до клиники и уехала. Я должен был сопровождать Сариту домой в санитарной машине.

Ее вынесли на носилках. Рядом шла сестра-сиделка, которая должна была жить вместе с нами.

Сарита смотрела на меня с трепетной улыбкой, когда носилки задвигали в машину. Сестра села с водителем, я устроился рядом с Саритой и взял ее за руку.

— Ну вот, — сказал я, когда машина тронулась. — Теперь ты будешь прекрасно себя чувствовать, любимая моя. Ты не представляешь, как я мечтал забрать тебя домой.

— Я скоро буду на ногах, Джефф, — сказала она, сжимая мою руку. — Я снова сделаю тебя счастливым. — Она выглянула в окно. — Как хорошо опять видеть улицы и людей! — Немного погодя она спросила: — Джефф, а куда мы едем? Ведь домой ехать не так. Он что, сбился с дороги?

— Мы едем домой, Сарита, — сказал я. — Это наш новый дом. Неужели не догадываешься?

Я был вознагражден с лихвой. Что стоило выражение ее глаз, когда машина начала подниматься на Симеонс-Хилл!

Как ветром сдуло все эти дни напряжения, страха и тревоги, когда она сказала срывающимся голосом:

— О Джефф, дорогой мой, неужели это правда?

Следующие несколько дней были самые счастливые в моей жизни. У меня накопилась уйма писанины, поэтому я не ходил в контору и работал дома, поддерживая связь с Тедом Уэстоном и Кларой по телефону.

Мы устроили в гостиной постель для Сариты, чтобы она могла находиться рядом со мной. Пока я писал, она читала или вязала, но я то и дело отрывался от работы, чтобы переброситься с ней несколькими словами.

С каждым днем она набиралась сил. На четвертый день после выписки доктор Циммерман осмотрел ее и разрешил пересадить в кресло-каталку.

— Она сделала колоссальные успехи, мистер Холлидей, — сказал он, когда я провожал его до автомобиля. — Я предполагал, что дома она быстрее пойдет на поправку, но таких темпов я не ожидал. Не удивлюсь, если через несколько месяцев она начнет ходить.

На следующий день наша обстановка пополнилась креслом на колесиках, и мы с сиделкой перенесли в него Сариту.

— Ну, теперь держись! — сказала Сарита. — Мы должны это дело отметить. Давай устроим званый обед и пригласим Джека и Мэтисонов.

Так мы и сделали. После обеда с индейкой и шампанским сиделка настояла, чтобы Сарита легла в кровать. Когда ушли Мэтисоны, мы с Джеком расположились на террасе, выходящей на реку, и выкурили по сигаре. Вдалеке виднелись фигурки людей, работающих на строительстве моста.

Мы наслаждались отдыхом, разговаривая о всякой всячине, потом Джек лениво поднялся на ноги и сказал:

— Наконец-то поймали этого убийцу из Санта-Барбы. Я уж думал, что до него никогда не доберутся.

У меня оборвалось сердце. В первый момент я лишился дара речи, затем спросил:

— Ты о чем?

Потянувшись в жарких лучах солнца и сладко зевнув, он равнодушно сказал:

— Да тот малый, который убил женщину в бунгало. Его прихватили в Нью-Йорке в ночном клубе. В перестрелке он был ранен, говорят, не выживет. Я это слышал по радио в автомобиле, когда ехал сюда.

Мне стоило немалых усилий сохранить присутствие духа.

— В самом деле? — сказал я, не узнавая собственного голоса. — Выходит, ему не повезло. Пожалуй, я еще поработаю. Мы с тобой приятно провели время, Джек.

— Спасибо за обед. — Он положил руку мне на плечо. — Я прошу занести в протокол: я ужасно рад, что Сарита выжила. Она замечательная женщина, а ты чертовски везучий!

Я смотрел, как он спускался с холма в своем черно-белом «сандербэрде».

Чертовски везучий!

Меня била дрожь, лицо взмокло от пота.

Значит, Вазари все-таки схватили! Была перестрелка, его ранили. Говорят, что он не выживет.

Это тоже было бы везением — слишком большим везением.

Я должен был знать подробности.

Я предупредил сиделку, что съезжу в центр. Она сказала, что будет неотлучно при Сарите, которая сейчас спит.

Я быстро доехал до ближайшего киоска и купил газету, но в ней не было никаких сообщений об аресте Вазари. Я мог бы и раньше сообразить, что надо ждать последнего вечернего выпуска.

Я поехал в контору, одолеваемый паническими мыслями.

Умрет он или нет? Если не умрет, его будут судить за убийство, к которому он не причастен. Зная об этом, я не мог допустить, чтобы его отправили в газовую камеру.

В конторе меня ждала работа, но я не мог сосредоточиться. Я вел переговоры с подрядчиком, но мысли мои так путались, что он с удивлением уставился на меня. Я извинился.

— Жена только что вышла из больницы, — сказал я. — Мы это отпраздновали. Наверно, я выпил слишком много шампанского.

Позднее пришел со стройки Тед Уэстон. Он принес вечернюю газету и бросил ее к себе на стол. Я все еще сидел с подрядчиком. При виде этой газеты я окончательно перестал соображать.

Мы производили подсчеты, и я начал делать столько ошибок, что подрядчик недовольно сказал:

— Послушайте, мистер Холлидей, давайте отложим. Должно быть, это шампанское оказалось не в меру крепким. Загляну-ка я завтра, а?

— Конечно, — сказал я. — Извините, у меня голова раскалывается. Давайте перенесем на завтра…

Едва он ушел, я перегнулся через стол и схватил газету.

— Можно взять на минутку, Тед?

— Разумеется, мистер Холлидей, берите, пожалуйста.

На первой полосе была помещена фотография Вазари с темноволосой красоткой, на вид лет восемнадцати, не более. Он улыбался ей и обнимал одной рукой. Подпись под фотографией гласила: Джинкс Мэндон женится на певичке из ночного клуба в день своего ареста. Далее сообщались отрывочные сведения о его аресте.

Мэндон праздновал свою свадьбу с Полиной Терри в клубе «Нора в углу», и там его опознал сыщик, который случайно оказался в это время в клубе. Когда он подошел к столу Мэндона, тот вытащил пистолет, но сыщик выстрелил первым. Мэндон был опасно ранен, его срочно доставили в больницу, где врачи пытаются спасти ему жизнь.

Больше ничего не было, но с меня и этого хватало. Работать я уже не мог. Я сказал Уэстону, что ухожу, но перед тем, как ехать домой, я зашел в соседний бар и взял два двойных виски.

Врачи пытаются спасти ему жизнь!

Ну не насмешка ли над здравым смыслом? Спасти жизнь, чтобы можно было казнить. Почему бы не дать ему умереть?

Что мне делать?

Если он выживет, я должен буду сделать заявление. Теперь у меня нет никаких отговорок. Сарита уже не беспомощная, скоро она начнет ходить.

Может быть, он не выживет. Мне оставалось только ждать. Если он умрет, я окончательно избавлюсь от этого кошмара.

Но если он выживет…

II

Следующие шесть дней были для меня сплошным адом.

Пресса быстро подхватила перипетии напряженной борьбы врачей за жизнь Вазари. Ежедневно публиковался бюллетень. Был день, когда я испытал облегчение при виде заголовка: «Гангстер умирает». Назавтра та же газета сообщала: «Джинкс Мэндон продолжает жить. Врачи сохраняют надежду».

На шестой день я увидел заголовок: «Один шанс из ста, что операция спасет жизнь гангстеру». В газете сообщалось, что один из самых знаменитых хирургов Нью-Йорка сделает Мэндону операцию, используя последний шанс спасти ему жизнь. Хирург сказал, отвечая на вопросы журналистов, что вероятность успешного исхода очень невелика. Операция будет настолько сложная, что она привлечет внимание врачей во всем мире.

Я так углубился в чтение, что не сразу услышал голос Сариты:

— Джефф! Я уже второй раз к тебе обращаюсь. Что с тобой?

Я положил газету.

— Извини, дорогая, я зачитался. Что ты говорила?

Я с трудом выдержал ее недоуменный взгляд.

— Что-нибудь не так, Джефф?

Она сидела напротив меня за столом, накрытым для завтрака, в своем кресле на колесиках. Выглядела она хорошо, и ей уже не терпелось встать на ноги.

— Не так? Да нет же, все в порядке.

— Ты уверен, Джефф? — Ее спокойные серые глаза ощупывали мое лицо. — В эти последние дни ты такой нервный. Ты меня беспокоишь.

— Прости. Столько забот с этим мостом, что голова пухнет. — Я поднялся из-за стола. — Надо ехать в контору. Вернусь около семи.

Я должен был встретиться с Джеком на строительной площадке, чтобы присутствовать при установке первой балочной фермы.

Пока мы ждали, Джек спросил:

— Тебя что-нибудь тревожит, Джефф? В эти последние дни ты какой-то словно чокнутый.

— Наверно, волнуюсь больше, чем ты. Я и впрямь вымотался с этим мостом.

— Ну и зря. Все идет как по маслу.

— Знаю. Должно быть, такой уж у меня беспокойный характер.

Он заметил какую-то оплошность со стороны десятника, руководившего установкой фермы, выругался сквозь зубы и пошел к рабочим.

Надо следить за собой, подумал я с тревогой. Напряжение начинало сказываться.