Пять сестер - Чинция Джорджо

бы никогда не уступил Маддалену и Клелию сопернику.

– Встретила на лестнице соседку снизу. Пришлось целых полчаса выслушивать ее болтовню.

Заслышав голос Маддалены, Федерико вышел из кабинета и увидел, как Лизетта помогает жене снять шубу.

– Дорогой, прости, что опоздала! – воскликнула она с порога.

Он улыбнулся, но промолчал в ответ.

– Клелия еще занимается? – спросила Маддалена у Лизетты.

– Да, синьора.

– Хорошо, тогда не буду им мешать. Лизетта, будь добра, вскипяти воду. Мне просто необходимо выпить горячего чая. Я окоченела от холода.

– Хорошо, синьора.

– Дорогой, что с тобой? На тебе лица нет, – проговорила она, обращаясь к мужу.

Федерико через силу улыбнулся. Мысль о письме Годварда в ящике письменного стола причиняла ему беспокойство. Впрочем, он решил не торопиться и передать его Маддалене на следующий день.

– Так что же тебе рассказала синьора Лупини? – спросил он.

– Ах! Ничего нового… Прожужжала мне все уши о своем никудышном здоровье и домашних хлопотах… А потом пересказала сплетни обо всех жильцах в доме, – ответила Маддалена со смехом.

Затем взяла конверт с тумбочки у входа, заглянула внутрь и пробежала глазами по строчкам, выведенным аккуратным почерком на бежевой бумаге. И хотя письмо Годварда покоилось в ящике, Федерико весь похолодел от страха, представив, что в руках жены именно оно.

– С тобой точно все в порядке? – снова переспросила она.

– Да-да, все хорошо.

Маддалена обернулась к нему с улыбкой. Вздохнула и с притворной небрежностью протянула ему распечатанный конверт:

– Мы приглашены на гала-ужин. Любимый, это не что иное, как начало твоей политической карьеры. Ты только взгляни, чьей рукой выведены эти безукоризненные фразы.

– Князь Колонна, – прочитал Федерико.

– Именно. А теперь скажи, я правильно сделала, послав ему поздравления с Рождеством?

Федерико ответил ей понимающим взглядом.

Той ночью Федерико снова вернулся в кабинет. Заснуть не удавалось, хотя он весь вечер слонялся по квартире в надежде, что усталость возьмет верх. Снедаемый муками совести, он рухнул в кресло. Открыл верхний ящик стола, достал письмо Годварда, распечатал конверт и начал читать, иногда прерываясь, чтобы уловить смысл незнакомых ему слов. Впрочем, содержание послания, написанного по-английски, было предельно ясным. Дочитав до конца, он отодвинул бумажный лист в сторону и застыл, то и дело посматривая на белеющий клочок бумаги. Написавший эти строки человек решил свести счеты с жизнью. Это было его прощальное послание. В том не было сомнений. Обхватив голову руками, Федерико беззвучно зарыдал.

Время шло, а он все сидел в кресле, уставившись в одну точку, с непроницаемым выражением на лице. Получалось, Джон Уильям Годвард был настоящим джентльменом, человеком с чистой душой – из тех, что, к сожалению, так редко посылает нам судьба. Федерико наконец осознал, откуда у него возникло желание спрятать письмо от Маддалены. С одной стороны, он хотел оградить ее от ненужных переживаний, а с другой – ощущал вину по отношению к человеку, любившего Маддалену сильнее, чем он.

Федерико отправился в спальню с первыми проблесками зари. Маддалена спокойно спала. Она была прекрасна. Робкий солнечный луч несмело высвечивал ее очертания. Несмотря на усталость, он все никак не мог заснуть, мысленно возвращаясь к трагическим строчкам. По его щеке скатилась слеза.

– Прости меня, любимая, – прошептал он мирно спавшей Маддалене.

Затем его наконец сморил сон.

13

Рим, 25 декабря 1940 года

Рождественское утро прошло спокойно. После мессы Клелия с Федерико отправились поздравить падре Ромеи. По улицам района Париоли сновали раскрасневшиеся женщины, прятавшие лица в меховые воротники и поправлявшие непослушные пряди, выбивавшиеся из-под зимних уборов. Мужчины тоже были одеты по-праздничному. Вокруг было много людей и мало машин. Отец с дочерью, невзирая на пробиравший до костей холод, отлично прогулялись перед обедом.

После обеда Федерико задремал в своем любимом кресле у камина, а Клелия устроилась на диване, на котором любила отдыхать Маддалена, зачитываясь «Отверженной». Этот роман она получила в дар из рук самого Пиранделло.

Потрескивавший в камине огонь и храп отца скрасили этот невыносимый день, в котором все напоминало о Маддалене. За окном, выходившим на Вьяле-Реджина-Маргерита, зарядил дождь. Крупные капли забарабанили по стеклу. Клелия прикрыла глаза и представила мамин голос.

В четыре часа пополудни Клелия проснулась от боя настенных часов. Первым делом она взглянула на задремавшего в кресле отца. Затем поднялась и подошла к окну. На улице все еще лил дождь, опустошивший улицы и тротуары.

Вдруг на фоне шума дождя раздался стук в дверь.

Чтобы не будить отца, Клелия открыла прислуге.

– Синьорина, к вам пришли, – доложила Лизетта.

– Но в дверь не звонили, – заметила Клелия.

– Да, я знаю. Я мела пол на лестничной клетке, когда он пришел, – пояснила прислуга.

– Кто он?

– Адвокат Де Санктис.

Сердце Клелии затрепетало. Аурелио. Отец предупреждал, что он зайдет их поздравить. Но сейчас, когда это случилось и адвокат томился на пороге, она совершенно растерялась от волнения.

– Проводи его в овальную гостиную.

Аурелио промок до нитки. Лизетта помогла ему снять пальто и, взяв из его рук картонную коробку, положила ее на стол. Клелия, исподтишка наблюдавшая за ними, была на седьмом небе от счастья.

– К нам пожаловал сам Санта-Клаус? – пошутила она.

– Вот так ты меня встречаешь? – поддел ее Аурелио. – Счастливого Рождества, Клелия! – сразу же добавил он, поцеловав ее в щеку.

– И тебя! Присаживайся, – кивнула Клелия в сторону кресла.

– А где твой отец? – поинтересовался Аурелио.

– Заснул в гостиной, сейчас попрошу его разбудить.

Она поднялась, но адвокат удержал ее за руку.

– Нет, не надо, пусть Федерико отдыхает, все-таки сейчас Рождество. Праздники придумали для отдыха, а не для обязанностей. Представляешь, я только что сбежал со скучнейшего семейного обеда… Жаль, что вы не приняли наше приглашение, – проговорил он и запнулся. – Погоди, дай угадаю, отец тебе так ничего и не сказал?

– А что он должен был мне сказать?

– Мама пригласила вас на праздничный обед, но, видимо, твой отец посчитал за лучшее отказаться, – пояснил Аурелио, устроившись поудобнее в кресле.

Вдруг ни с того ни с сего из глаз Клелии полились слезы. На нее навалилось чувство пустоты, вызванное смертью Маддалены. Будь ее мама жива, она бы обязательно пригласила Аурелио на праздничный обед, она бы сейчас сама принимала его в овальной гостиной.

– Клелия, если мои слова тебя задели… – бросился утешать ее Аурелио.

– Нет-нет… Это так мило. Твоя мама не забыла про нас. Как не забываешь о нас и ты… Я не устану благодарить тебя за то, что ты сделал для меня и для папы. Ты необыкновенный человек.

– Тебе стоит благодарить не меня, а себя. Я не сделал ровным счетом ничего, – подсев ближе, поправил ее Аурелио мягким, участливым тоном.

– Не говори глупостей, – перебила его Клелия. – Аурелио, я так счастлива, что встретила тебя! – воскликнула она, заливаясь слезами.

– Не плачь, прошу тебя! – взмолился он.

Клелия отодвинулась от него и кивнула.

– Так что там в той коробке, что ты принес с собой?

Аурелио улыбнулся и направился к столу.

– Рождественские сласти, которые приготовила мама, – сказал он. – Рождество – праздник традиций.

– Согласна.

– Мы их отведаем позже