Люди Путина. О том, как КГБ вернулся в Россию, а затем двинулся на Запад - Кэтрин Белтон

что он мне нужен. Он ответил: «Да, Сергей Викторович, что вам нужно?» Я сказал, что это не по телефону. Но он снова спросил, в чем проблема. Сказал: «Я должен знать». И я отправил помощника с запиской к нему домой.

Но оказалось, что у Скуратова не было желания общаться лично. Пугачев полагал, что его успел предупредить Чайка. Когда через какое-то время Пугачев перезвонил, ему посоветовали обратиться к дежурному прокурору. Этим человеком оказался Вячеслав Росинский. В ту ночь он был в ужасном состоянии. Он много пил — его дочь недавно покончила с собой, и он безутешно оплакивал потерю. Тем не менее, Пугачев отправил за ним машину.

— Он был в растерянности, понятия не имел, куда его везут, — сказал Пугачев. — Вошел в мой кабинет, сел, от него разило перегаром. Я ему сказал: «Это очень просто. Открываешь уголовное дело против генпрокурора». Показал ему обвинительную схему — мы подготовили ее заранее. Он сказал, где и что нужно поправить. И подписал.

Пугачев задумался о том, что ему предложить взамен.

— Я сказал, что не смогу сделать его сразу заместителем генпрокурора. А он ответил: «Этого и не надо. Я не хочу. Если можно, я бы хотел должность генпрокурора Москвы».

Пугачев пообещал, что так и сделает. И хотя сдержать слово у него не получилось, значения это уже не имело. Уголовное дело против Скуратова по факту превышения должностных полномочий было возбуждено. Ельцин немедленно отстранил его от должности. Положение ухудшилось, когда проститутки с видеозаписи заявили следователям, что их услуги были оплачены бизнесменом и банкиром, в отношении которых вел расследование сам Скуратов.

Какое-то время он еще сопротивлялся и заявлял, что видеозапись — подделка, а уголовное дело инспирировано политиками в стремлении закрыть расследование и не дать ему подобраться к коррупционерам в верхушке Кремля. Он сказал, что дело возбудили в обход закона, с чем согласилась и привлеченная к расследованию Московская военная прокуратура. При втором голосовании Совет Федерации снова отклонил его отставку — даже после открытого уголовного дела. Волошин выступил ужасно — он мычал, заикался, его то и дело перебивали сенаторы. Кремль проиграл во второй раз, о чем на следующий день раструбили все газеты. Это был четкий сигнал о том, что власти Ельцина приходит конец.

— Сегодня, 21 апреля 1999 года, власть президента России рухнула, — сказал один губернатор.

Примаков, думские коммунисты, региональные губернаторы из Совета Федерации, а также вцепившиеся в дело Mabetex люди из КГБ мечтали приструнить Семью. Однако в какой-то момент все зашло слишком далеко. Пугачев сказал, что он пытался заставить Лужкова и Примакова отступить под угрозой обвинения в подготовке государственного переворота. На всякий случай была достигнута договоренность с Юмашевым — тот должен был предложить Лужкову место премьер-министра. Но все эти маневры Пугачева завершились бы ничем, если бы Ельцин с триумфом не вернулся на политическую сцену.

Долгие месяцы он периодически ложился в больницу, что еще больше ослабляло его положение в противостоянии с Примаковым — в отсутствие президента именно премьеру отходили бразды правления государством. Но к апрелю Ельцин собрался с силами. За три дня до назначенного Думой слушания по импичменту он, словно следуя инстинкту выживания, решил, что пришло время действовать: позвонил Примакову и сказал, что тот уволен. Примакова должен был заменить союзник Ельцина с первых дней демократического движения министр внутренних дел Сергей Степашин. И хотя в прессе давно обсуждалась возможность такого шага Ельцина, тем не менее, все были поражены. Ельцин ждал до последнего момента.

— Он понимал, что через три дня будет поздно, — сказал Пугачев.

— Дума была к этому совершенно не готова, — сказал Юмашев. — Многие наши коллеги в Кремле расценили такой шаг как политический суицид, решив, что это еще больше настроит Думу против нас. Но случилось противоположное. Ельцин предстал во всей своей мощи со всем своим талантом к зрелищным политическим гамбитам: с бесстрастным лицом он уволил такого влиятельного противника, как Примаков, и Дума зачарованно следила за этой демонстрацией силы.

Ответить Примакову было нечем, и решительность Думы заколебалась. Голосование по импичменту было забыто. Теперь все боялись, что следующим шагом Ельцин распустит парламент.

Придуманный КГБ план А провалился.

— Примаков, согласно этому плану, должен был стать президентом, — вздохнул Туровер. — В ходе второго голосования в Совете Федерации по Скуратову он должен был встать и сказать: «Президент — вор». И предъявить доказательства. Уже были назначены слушания по импичменту. Достаточно было просто встать и сказать: «У меня есть законные полномочия положить этому конец». У него были доказательства. Но не было стальных яиц. В самый последний момент он растерялся.

Скуратов настаивал на том, что никогда не играл в политические игры, а просто пытался положить конец коррупционным сделкам в Кремле. Однако даже он отчетливо понимал, что Примаков мог положить конец правлению Ельцина.

— Тогда существовали два центра власти: одним были законодательная власть (Совет Федерации), правительство во главе с Примаковым и возглавляемая Лужковым мэрия Москвы, другим — Ельцин и Семья.

И, конечно, если бы Совет Федерации и Примаков договорились и надавили, Семья бы отступила. Все поддержали бы Примакова, в том числе и спецслужбы. Семья бы разбежалась, как тараканы, а Ельцин по состоянию здоровья передал бы президентское кресло Примакову. И страна была бы совсем иной. Но Примаков оказался слишком осторожным и, вероятно, недостаточно решительным. Он не был готов сражаться за страну до конца.

План Б

Евгений Примаков, дипломат до мозга костей, всегда был человеком консенсусов и никогда не пытался раскачивать лодку. Ему уже было под семьдесят, и он ушел в тень, признав временное поражение. Кремль, казалось, мог перевести дух.

Но если Примаков являлся частью предложенного КГБ плана А по захвату власти, то оставалась еще одна возможность. Случайно или специально, но все эти страхи (угроза судебного преследования, соперничество и чисто политический расчет) в итоге привели к тому, что власть перешла к более жестким кагэбистам младшего поколения. Семья не могла избавиться от мысли, что Примакова можно заменить только кем-то из спецслужб.

— После Примакова нельзя было назначить либерала, — сказал Юмашев. — Это должен был быть человек, которого и Дума, и общество считают сильной фигурой, такой, как генерал Степашин.

Но Сергей Степашин, вероятно, был самым либеральным из всех руководителей российских спецслужб — он даже вступил в прогрессивную партию «Яблоко». Несмотря на опыт службы в советском МВД, по образованию он был историк, к тому же долгое время был близок к Ельцину. Они работали вместе с тех пор, как Ельцин поручил ему возглавить федеральное расследование роли КГБ в августовском путче. Впрочем, для Юмашева и Пугачева он