Заводная девушка - Анна Маццола

отцовском доме не находилось места для ребенка. Что он скажет теперь? Что ему некогда возиться с повзрослевшей дочерью? Перед глазами вновь мелькнули длинные каменные клуатры. Она увидела, как бежит по ним, страшась сделать очередное мрачное открытие.

– Не слушайте вы этих парней. Вы намного умнее и талантливее их. Им просто не хватает смелости это признать.

Выбитая из раздумий, Вероника подняла глаза и посмотрела на Мадлен, лицо которой отражалось в мутноватом зеркале.

– Дело не в этом… – Она сглотнула. – Мой отец такого не говорил.

Наоборот, Рейнхарт говорил, что проверяет ее. Вероника понятия не имела, прошла ли проверку.

– А что он говорил? – спросила Мадлен.

– Очень мало. Я постоянно собираюсь спросить, какие у него планы на мой счет, зачем он забрал меня из монастырской школы, и… чувствую, что не могу. Можешь считать меня дурочкой, которая боится собственного отца.

– Нет, – возразила Мадлен. – Я не считаю вас дурочкой.

Вероника смотрела, как горничная вешает платье на вешалку.

– Мадлен, а как насчет твоего отца? Ты никогда не упоминала о нем. Он с тобой говорит?

Мадлен улыбнулась:

– Мадемуазель, случись такое, я бы испугалась. Вот уж двенадцать лет, как он лежит в земле. А когда был жив, да, говорил со мной обо всем. Он был хорошим человеком. Возможно, слабым, но добрым.

– А как он умер?

– Так же, как и жил: перебрав коньяка.

Сказано был обыденным тоном, словно это случалось с отцами сплошь и рядом. Но Вероника поняла: Мадлен состояла из нескольких слоев, и тот, что приоткрылся ей, – самый верхний.

– И тебе тогда было…

– Одиннадцать. Вполне взрослая.

Вполне взрослая для чего?

– После этого ты и пошла в служанки?

– Нет, служанкой я стала потом. Когда других возможностей не осталось.

«Какие же возможности были у нее?» – задавалась мысленным вопросом Вероника. Она вновь подумала о шраме на лице Мадлен и истории, связанной с увечьем горничной. Мысли вернулись к ее собственным возможностям. Если отец прекратит ее обучение, сумеет ли она самостоятельно, без его помощи, делать автоматы? Если ее отправят в монастырь, получится ли у нее сбежать? Как Веронике ни хотелось, она не решалась спросить у горничной, для которой судьба выбрала узкий жизненный путь.

– Ты хотя бы помнишь отца, – сказала Вероника. – А я совсем не помню маму.

Мадлен разгладила кружева:

– Новорожденный ребенок и не может помнить.

– Да. По сути, я убила собственную мать.

Вероника не понимала, зачем говорит подобные вещи.

– Чепуха! Вы появились на свет, а она умерла при родах.

– То-то и оно, что маме было не разродиться. Я не желала выходить. Отцу пришлось взять скальпель и вырезать меня. – Вероника часто представляла себе комнату, наполненную криками, и кровать, густо залитую кровью. – Чтобы меня спасти, отцу пришлось убить свою жену.

Когда Мадлен заговорила, ее голос звучал на удивление мягко:

– Если бы не ваш отец, вы бы обе умерли. Такое случается очень часто.

– Наверное. Я в материнском чреве занимала перевернутое положение. Как видишь, я с самого начала была шиворот-навыворот. Странной.

Вероника улыбнулась и вытерла единственную слезинку, ползущую по щеке.

Мадлен продолжала расшнуровывать Веронике корсет.

– По мне, так лучше быть шиворот-навыворот, чем тряпкой. Лучше быть жесткой, чем мягкотелой, иначе другие этим воспользуются.

Дернув в последний раз, Мадлен сняла с Вероники корсет, и та сразу почувствовала облегчение. Теперь Вероника понимала, почему бóльшую часть времени Мадлен похожа на запертую шкатулку. Так было безопаснее: отгородиться от других в надежде, что они не смогут причинить тебе вреда. Но что это за жизнь? Одинокая и холодная, как монастырская келья или как один из автоматов отца.

– Мой вам совет: не обращайте внимания на этих парней, – сказала Мадлен, вешая корсет рядом с платьем. – Парочка дурней – вот кто они. Мне надо будет спуститься вниз. Если они до сих пор там торчат, скажу Жозефу – пусть гонит их взашей.

* * *

На следующий день месье Лефевр привел посетителя. Тот явился со свитой.

– Граф де Сен-Жермен, – услышала она слова Лефевра, обращенные к Жозефу.

Тот повел пришедших в гостиную, где их ждал отец. Вскоре Жозеф вышел и сказал Веронике, что ее тоже просят в гостиную. Таким взбудораженным она лакея еще не видела.

Едва войдя, Вероника сразу поняла, кто к ним пожаловал. Это широкое миловидное лицо с крупным носом она видела на портретах, в книгах, газетах и на монетах. Он был в ярко-синем бархатном камзоле с золотыми пуговицами. Большие карие глаза смотрели хитро и коварно. Да, тот самый человек с портретов, но постаревший, располневший, с распухшими губами, словно его ужалила пчела. Это был король.

– Монсеньор, позвольте представить вам мою дочь Веронику. Сожалею, что у меня до сих пор не было возможности показать ее при дворе.

Рейнхарт встал. Вероника, охваченная паникой, низко, как учили ее монахини, поклонилась. Правда, она так и не овладела искусством поклонов.

Выпрямившись, она увидела, что Людовик глядит на нее с полуулыбкой.

– Как я понимаю, мадемуазель Рейнхарт, отец занимается вашим обучением.

У нее сердце ушло в пятки.

– Да, ваше величество.

– Я все пытаюсь убедить Рейнхарта передать обучение Вероники мне, – сказал Лефевр. – Как-никак я имею более современные представления об анатомии. Но он упорно отказывается меня допускать.

Король продолжал смотреть на нее, поедая, словно кусочек торта. Вероника почувствовала, что у нее вспотел лоб.

– Вы непременно должны брать уроки у Лефевра. Он знает о человеческом теле все, что надлежит знать. Он понимает пульс жизни.

И снова эта полуулыбка на припудренном лице, словно король видел ее сквозь платье и рубашку, видел не только тело, но и мышцы.

Вероника сделала второй реверанс, не столь глубокий. Должно быть, ее щеки стали пунцовыми.

– Да, сир. Благодарю вас.

Внимание короля вернулось к отцу.

– Если не ошибаюсь, доктор, вы учились в Jardin Royal?[20] А потом на часовщика?

– Совершенно верно. В юности я жил в Невшателе и постигал азы механики под руководством местного часовщика. Узнав, что мои склонности не ограничиваются часами, он и посоветовал мне отправиться во Францию изучать анатомию.

Мадлен вошла в гостиную с серебряным подносом, где стояло блюдо с засахаренными сливами и кофейник. Когда она ставила поднос на стол, Вероника заметила, что у горничной дрожат руки. Мадлен тоже поняла, какой гость к ним пожаловал. Обе удивленно переглянулись. Вероника с ужасом ощутила, что ее разбирает смех. К счастью, это состояние тут же прошло.

– Мне хочется побольше узнать о ваших исследованиях и ваших механических диковинах, – сказал король.

Вероника увидела, что теперь гость смотрел на Мадлен, на