Анекдоты для Никулина - Владимир Круковер

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…

Ты плачешь? Послушай…далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

***

У меня не живут цветы,

Красотой их на миг я обманут,

Простоят день, другой и завянут,

У меня не живут цветы.

Да и птицы здесь не живут,

Только хохлятся скорбно и глухо,

А наутро — комочек из пуха…

Даже птицы здесь не живут.

Только книги в восемь рядов,

Молчаливые, грустные томы,

Сторожат вековые истомы,

Словно зубы в восемь рядов.

Мне продавший их букинист,

Помню, был горбатым и нищим…

…Торговал за проклятым кладбищем

Мне продавший их букинист.

***

Вот я один в вечерний тихий час,

Я буду думать лишь о вас, о вас.

Возьмусь за книгу, но прочту: «она»,

И вновь душа пьяна и смятена.

Я брошусь на скрипучую кровать,

Подушка жжет… Нет, мне не спать, а ждать.

И, крадучись, я подойду к окну,

На дымный луг взгляну и на луну.

Вон там, у клумб, вы мне сказали «да»,

О, это «да» со мною навсегда.

И вдруг сознанье бросит мне в ответ,

Что вас покорней не было и нет.

Что ваше «да», ваш трепет, у сосны

Ваш поцелуй — лишь бред весны и сны.

М. ЦВЕТАЕВА

Я сейчас лежу ничком

— Взбешенная! — на постели,

Если бы вы захотели

Быть моим учеником,

Я бы стала в тот же миг

— Слышите, мой ученик? —

В золоте и серебре

Саламандра и Ундина.

Мы бы сели на ковре

У горящего камина.

Ночь, огонь и лунный лик…

— Слышите, мой ученик? —

И безудержно — мой конь

Любит бешенную скачку! —

Я метала бы в огонь

Прошлое — за пачкой пачку:

Старых роз и старых книг.

— Слышите, мой ученик? —

А когда бы улеглась

Эта пепельная груда, —

Господи, какое чудо

Я бы сделала из вас!

Юношей воскрес старик!

— Слышите, мой ученик? —

А когда бы вы опять

Бросились в капкан науки,

Я осталась бы стоять,

Заломив от счастья руки,

Чувствуя, что ты велик!

— Слышите, мой ученик?

***

Цыганская страсть разлуки!

Чуть встретишь — уж рвешься прочь.

Я лоб уронила в руки

И думаю, глядя в ночь:

Никто, в наших письмах роясь,

Не понял до глубины,

Как мы вероломны, то есть -

Как сами себе верны.

***

Вот опять окно,

Где опять не спят.

Может — пьют вино,

Может — так сидят.

Или просто — рук

Не разнимут двое.

В каждом доме, друг,

Есть окно такое.

Крик разлук и встреч -

Ты, окно в ночи!

Может — сотни свеч,

Может — три свечи…

Нет и нет уму

Моему — покоя.

И в моем дому

Завелось такое.

Помолись, дружок, за бессонный дом,

За окно с огнем!

***

…Я бы хотела жить с Вами

В маленьком городе,

Где вечные сумерки

И вечные колокола.

И в маленькой деревенской гостинице -

Тонкий звон

Старинных часов — как капельки времени.

И иногда, по вечерам, из какой–нибудь мансарды -

Флейта,

И сам флейтист в окне.

И большие тюльпаны на окнах.

И, может быть, вы бы даже меня не любили…

Посреди коинаты — огромная израсцовая печка,

На каждом израсце — картинка:

Роза — сердце — корабль. —

А в единственном окне -

Снег, снег, снег.

Вы бы лежали — каким я вас люблю: ленивый,

Равнодушный, беспечный.

Изредка резкий треск

Спички.

Папироса горит и гаснет,

И долго–долго дрожит на ее краю

Серым коротким столбиком — пепел.

Вам даже лень его стряхнуть -

И вся папироса летит в огонь.

***

Мой день беспутен и нелеп:

У нищего прошу на хлеб,

Богатому даю на бедность,

В иголку продеваю — луч,

Грабителю вручаю — ключ,

Белилами румяню бледность.

Мне нищий хлеба не дает,

Богатый денег не берет,

Луч не вдевается в иголку,

Грабитель входит без ключа,

А дура плачет в три ручья -

Над днем без славы и без толку.

О. МАНДЕЛЬШТАМ

Нежнее нежного

Лицо твое,

Белее белого

Твоя рука.

От мира целого

Ты далека,

И все твое -

От неизбежного.

От неизбежного

Твоя печаль,

И пальцы рук

Неостывающих,

И тихий звук

Неунывающих

Речей

И даль

Твоих очей.

***

Невыразимая печаль

Открыла два огромных глаза,

Цветочная проснулась ваза

И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена

Истомой — сладкое лекарство!

Такое маленькое царство

Так много поглотила сна.

Немного красного вина,

Немного солнечного мая, —

И, тоненький бисквит ломая,

Тончайших пальцев белизна.

***

Я скажу тебе с последней

Прямотой:

Все лишь бредни, шерри–бренди,

Ангел мой.

Там, где эллину сияла

Красота,

Мне из черных дыр зияла

Срамота.

Греки сбондили Елену

По волнам,

Ну а мне — соленой пеной

По губам.

По губам меня помажет

Пустота,

Строгий кукиш мне покажет

Нищета.

Ой–ли, так–ли, дуй–ли, вей–ли, все равно.

Ангел Мэри, пей коктейли, Дуй вино!

Я скажу тебе с последней Прямотой:

Все лишь бредни, шерри–бренди, Ангел мой.

***

Кинематограф. Три скамейки, Сентиментальная горячка. Аристократка и богачка

В сетях соперницы–злодейки.

Не удержать любви полета:

Она ни в чем не виновата! Самоотверженно, как брата,

Любила лейтенанта флота.

А он скитается в пустыне,

Седого графа сын побочный.

Так начинается лубочный

Роман красавицы графини.

И в исступленьи, как гитана,

Она заламывает руки.

Разлука. бешенные звуки Затравленного фортепьяно.

В груди доверчивой и слабой

Еще достаточно отваги

Похитить важные бумаги

Для неприятельского штаба.

И по каштановой аллее

Чудовищный мотор несется.

Стрекочет лента, сердце бьется Тревожнее и веселее.

В дорожном платье, с саквояжем,

В автомобиле и в вагоне,

Она боится лишь погони,

Сухим измучена миражем.

Какая горькая нелепость:

Цель не оправдывает средства!

Ему — отцовское наследство,

А ей — пожизненная крепость!

А. АХМАТОВА

Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахло морем

На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: «Я верный друг!»

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных… Лишь смех в глазах его спокойных Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом: «Благослови же небеса -

Ты первый раз одна с любимым».

***

Он любил три вещи на свете:

За вечерней пенье, белых павлинов

И стертые карты Америки.

Не любил, когда плачут дети,

Не любил чая с малиной

И женской истерики.

…А я была его женой.

И. СЕВЕРЯНИН

— Все по–старому… — сказало нежно, — Все по–старому… — Но смотрел я в очи безнадежно -

Все по–старому…

Улыбалась, мягко целовала-Все по–старому.

Но чего–то все не доставало-Все по–старому!..

***

Она на пальчики привстала

И подарила губы мне,

Я целовал ее устало

В сырой осенней тишине.

И слезы капали беззвучно

В сырой осенней тишине.

Гас скучный день — и было скучно,

Как все, что только не во сне.

***

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж…

Королева играла — в башне замка — Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:

Королева просила перерезать гранат;

И дала половину, и пажа истомила,

И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,

До восхода рабыней проспала госпожа…

Это было у моря, где волна бирюзова,

Где ажурная пена и соната пажа.

***

Я сделал опыт. Он печален.

Чужой останется чужим.

Пора домой; залив зеркален,