Для кого цветет лори - Марина Суржевская

— Не приближайся к ней, — Лавьер склонил голову, взгляд потемнел. — Я запрещаю кому-либо к ней подходить. Нарушите — ответите.

Кристиан пожевал сыр. Ему хватило благоразумия промолчать. Он редко видел своего друга взбешенным, но, кажется, одно упоминание об этой девушке доводило его до такого состояния. Но расспрашивать он не стал — себе дороже.

* * *

Лавьер отбросил ногой камень, нахмурился. Он уже в десятый раз обошел немаленькую территорию дворца, проверил стражей, укрепления и щиты, поговорил с Льеном. Тот уверил, что и магическая защита совершенна.

Спустился в подземелье, обошел клетки с пленными. Ему вслед неслись проклятия и пожелания скорой смерти, Рана это не трогало. Он приказал надеть на всех кандалы и провести в зал для допросов. У кого-то из женщин началась истерика. Мужчины побледнели.

Всего пленных оказалось четыре десятка, большей частью мужчины. Они выстроились перед Лавьером нестройными рядами, грязные и всклокоченные, с ненавистью в глазах. Ран заложил руки за спину, обвел людей внимательным взглядом, выжидая. Долговязый наместник с юга не выдержал первым, как Лавьер и думал. Сплюнул под ноги Рану, почти попав ему на сапог.

— Преступник Ран Лавьер! — со злобой выкрикнул он. — Думаешь, тебе сойдет это с рук? Думаешь, мы не найдем на тебя управу? Да тебя скормят собакам, сволочь, насадят на кол и выпустят кишки, чтобы все видели, как империя поступает с предателями!

Лавьер сделал один шаг, движение руки было почти неуловимым. Женщина, стоящая рядом с наместником завизжала, отпрыгнула от упавшего тела с перерезанным горлом.

Лавьер вернулся на свое место и снова осмотрел притихшие ряды пленных. Даже визжащая женщина замолчала, зажимая себе рот рукой, чтобы не издать ни звука.

— Кто-нибудь еще хочет высказаться? — бесцветно спросил Лавьер.

Люди молчали. Ран кивнул. Он не сомневался, что демонстрация потребуется. Наглядное подтверждение всегда действует эффективнее любых разговоров. И даже в выборе жертвы Лавьер не ошибся, наместник не стал бы ему союзником, слишком спесив и самонадеян.

— У меня мало времени, у вас — еще меньше, — спокойно произнес Лавьер. — Я предлагаю каждому из вас дать мне клятву крови и рода, присягнуть на верность, и тогда я позволю вам вернуться к вашим семьям. Как вы понимает, обойти подобные клятвы невозможно. — Он сделал паузу. — Я дам вам время на раздумье — до рассвета.

Пленные молчали. Лавьер посмотрел на одного из псов, взглядом показывая, что их можно уводить.

— Постойте, — наместник восточных пределов шагнул вперед. — Я не хочу ждать еще ночь. Я принесу клятву.

— Ты — предатель! — Северный князь сверкнул холодными синими глазами.

— Разве? — восточник криво улыбнулся. — Я предпочитаю видеть на престоле сильного правителя, а не марионеток или тиранов. И насколько я знаю, род Лавьеров — это первая императорская ветвь, если углубиться в историю, то — именно предок нашего, — он кивнул в сторону Лавьера, — верховного должен был вступить на престол вместо Темнейшего Владыки двести лет назад. Вы забыли, что Темнейший заполучил это место обманом, благодаря своему дару и магии? — наместник пожал плечами. — Так что это вполне можно считать возмездием и восстановлением справедливости.

— Ты просто трус и продался завоевателям! — возмутился князь. Лавьер не вмешивался, с интересом наблюдая спор.

— Я предпочитаю быть живым, — с достоинством произнес восточник и поднял ладони, готовясь дать клятву крови. — Не думаю, что мой труп принесет пользу империи.

— Я тоже дам клятву. — Вышла сухая, прямая, как палка, старуха. — Я вдова Магрейн и старшая в роду Магрейнов. Мой род будет служить вам верой и силой, если вы примете мою клятву.

Лавьер кивнул. Половина пленных решили сменить сторону и выбрать жизнь. Половина молчала и хмурилась, им он даст время до новой зари. Он предпочел бы оставить их в живых и получить клятву и поддержку кланов. Тех, кто ни при каких обстоятельствах не примет сторону Лавьера, уничтожили сразу после ритуала. Верховный хорошо знал пределы каждого.

«Ты чудовище!»

Слова прозвучали в голове, и он сжал зубы. Посмотрел на труп наместника, из разрезанного горла все еще вытекала кровь, становясь черной и липкой на камнях пола. Тело обходили стороной и старались на него не смотреть.

Убийство не вызывало в душе Рана никаких эмоций. Ни наслаждения, ни негодования. Это было всего лишь способом достижения цели. Убийство применялось для того, чтобы сломить сопротивление, продемонстрировать власть и силу, запугать или привлечь союзников. Смерть — это лишь инструмент. Не более того. Было ли это чудовищно? Наверное… Он не знал. Для него это было привычно. Убивать легко, и он это умеет.

Чужая жизнь не вызывала ни трепета, ни благоговения. Вот Кристиан убивать не мог, его дар был ближе к целительскому, наставники ошиблись, сделав его псом. И жизнь в Цитадели для Кристиана стала мучением.

А Ран отбирал жизни легко. Он никогда не убивал ради забавы или удовольствия, нет, лишь при необходимости. Но делал это без эмоций.

Впрочем, он и сам умер бы так же — без сожаления, приняв и это как данность. Единственная жизнь, которую он желал сохранить, чего бы это не стоило, бала жизнь синеглазой раяны…

Да, после Ритуала Теней были смерти, это необходимое зло. Так его учили. Тех, кого нельзя сломить, необходимо уничтожить. Некоторых наместников нужно было убить, а власть и милосердие плохо сочетаются.

Да Лавьеру и не нужны были оправдания, он не желал их. Он был собой и шел к своим целям, а Оникс… он дал ей время и возможность сделать выбор. Но она не выбрала его, не открыла дверь, за которой он ждал. Она отвергла то, что он хотел ей предложить, не сочла его достойным. Что же. Да, он чудовище и убийца. Пусть так. Оникс сделала свой выбор, и он даст ей то, что она выбрала.

И все же… он ждал другой встречи. Другого взгляда, других слов. Нет, не ждал — надеялся. Ожидание основывается на реальных событиях, ожидание — порождение разума и логики. Он надеялся. Надежда эфемерна, и ей для существования не нужно ничего… лишь желание души.

В Цитадели их учили, что надежда бесплотна и ведет к пропасти, если довериться ей.

Сумеречные уже приготовили все для клятвы, позвали Льена. Ветер перебирал свои бусы, белки глаз наливались кровью. Обойти клятву чрезвычайно сложно, из тех, кто сейчас на коленях давал ее, никто не обладал подобной силой. Такое подчинение связывает не только того, кто произнес слова заклятия, разрезая себе руки, но и весь род. Никто не рискнет несколькими поколениями ради того, чтобы разорвать клятву. К тому же, среди наместников было всего несколько магов.