Дворец сновидений - Кадарэ Исмаиль

— Марк-Алем, вам нехорошо? — мягко спросил директор.

— Я слушаю вас, господин, — холодно ответил Марк-Алем.

Теперь уже была очередь директора изумиться. Он испуганно улыбнулся.

— Сказать по правде, мне и в голову не могло прийти, что подобную новость вы встретите так…

— Что? — переспросил Марк-Алем все так же холодно.

Дирекгор развел руками.

— Естественно, это право каждого — реагировать в своей собственной манере на такие известия, тем более что вы, будучи членом семьи, знаменитой премьер-министрами…

— Вы могли бы выразиться и покороче по поводу всего этого, — сказал Марк-Алем, чувствуя, что лоб у него покрывается холодным потом.

Директор смотрел на него, вытаращив глаза от изумления.

— Мне кажется, я выразился вполне ясно, — тихо проговорил он. — И, сказать по правде, просто не понимаю, как такое может быть, что вызываешь человека в свой кабинет, чтобы сообщить ему…

У Марк-Алема гул стоял в ушах. Услышанное и вообразить было нельзя. Мало-помалу, хотя и с большим трудом, в его сознании начала складываться обш, ая картина. Действительно были произнесены слова «назначение», «слабое здоровье», «исполняющий обязанности директора», «должность директора», но все это употреблялось совершенно в ином смысле. Уже почти четверть часа генеральный директор Табир-Сарая объяснял Марк-Алему, что тот, не оставляя должности начальника отдела Главного сновидения, назначается одновременно, по прямому указанию свыше, первым заместителем директора Дворца Сновидений, то есть непосредственным заместителем его самого, генерального директора, а сам он по причинам, связанным со здоровьем, о которых Марк-Алему прекрасно известно, часто будет отсутствовать и не сможет руководить работой.

Медленно повторив все это с таким выражением, словно хотел сказать собеседнику, что не понимает, почему сказанное им могло вызвать столь негативную реакцию, генеральный директор продолжал смотреть на Марк-Алема все с тем же удивлением, к которому теперь примешивалось какое-то подозрение.

Марк-Алем потер глаза и, не убирая рук от лица, тихо проговорил:

— Простите, пожалуйста, я сегодня действительно плохо себя чувствую. Простите!

— Ничего, ничего, Марк-Алем, — сказал директор. — По правде говоря, ты мне сразу показался немного утомленным. Нужно больше о себе заботиться, особенно теперь, когда у тебя будет столько работы. Вот, я сам относился к своему здоровью легкомысленно, и теперь приходится за все расплачиваться. Еще раз поздравляю! Самые сердечные поздравления! Желаю удачи!

В последовавшие за этим дни он, вспоминая свой визит к директору, испытывал почти физическое страдание. Работы у него стало еще больше. Генеральный директор и в самом деле отсутствовал по болезни все чаще и чаще, и Марк-Алему приходилось замещать его дни напролет в его кабинете. Погрузившись во множество дел, он стал еще мрачнее. Ужасная машина, которой на самом деле руководил теперь он, работала и днем и ночью. Только сейчас Марк-Алем смог осознать подлинные масштабы Табир-Сарая. Высшие государственные чиновники со страхом входили в его кабинет. Сам заместитель министра внутренних дел, с которым Марк-Алему часто приходилось иметь дело, старался никогда ему не перечить. В его глазах, как и в глазах других чиновников, несмотря на улыбку доброжелательности, всегда ощущалась застывшая в глубине льдинка. Там всегда таился один и тот же вопрос: а есть какое-то сновидение о нас? Потому что они могли быть могущественными и наслаждаться в жизни почетом, занимать высокие посты и иметь важные связи, но всего этого было недостаточно. Помимо того, кем они были в жизни, имело значение, какими они представали в снах других людей, в каких таинственных каретах разъезжали там, с какими непонятными эмблемами или знаками на них.

Каждое утро, когда ему приносили доклад о событиях прошедшего дня, у Марк-Алема складывалось впечатление, что неведомым образом в руки к нему попала только что закончившаяся ночь миллионов людей. И он, державший в руках человеческий мрак, без сомнения, обладал огромной властью, и немногие обладали властью большей, чем у него. С каждым днем Марк-Алем осознавал это все яснее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однажды, совершенно неожиданно, он встал из-за рабочего стола и медленно спустился вниз, в Архив. Там стоял все тот же тяжелый угольный чад, как и тогда. Сотрудники стояли перед ним, словно тени, готовые услужить. Он потребовал папку с главными снами за последние месяцы и, когда ее принесли, велев сотрудникам оставить его одного в покое, принялся медленно ее перелистывать. Пальцы его дрожали все сильнее по мере того, как он переворачивал листы. Биение сердца совсем замедлилось. В верхней части каждого листа, справа, стояли дата и прочие служебные пометки. Последняя пятница декабря. Первая январская. Вторая январская. Вот наконец и то, что он искал, фатальное главное сновидение, которое привело его дядю в могилу, а его на должность директора Табира. Он с трудом прочитал его, словно на глазах у него была повязка из белой кисеи, едва пропускавшая свет. Это было то самое сновидение столичного торговца овощами, что дважды прошло через его руки, и примерно с тем самым толкованием, как он и ожидал: Мост — Кёпрю — Кюприлиу. Музыкальный инструмент — албанский эпос. Рыжий бык, возбужденный им, должен был атаковать государство. О господи, воскликнул он про себя. Ему все это было уже известно, и тем не менее, когда он увидел записи, у него по всему телу пробежали мурашки. Он закрыл папку и так же медленно ушел.

Многие ужасные тайны узнал он с тех пор, как оказался во главе Табира, и все же тайну той ночи, тайну удара по Кюприлиу и их ответного удара, ему узнать так и не удалось.

В камерах изолятора продолжался допрос торговца овощами. Протоколы его допросов перевалили уже за восемьсот страниц, и конца им не предвиделось. Однажды он приказал принести их и часами в них разбирался. Впервые ему довелось знакомиться с подобными протоколами. Сотни страниц были заполнены всякими мелкими подробностями повседневной жизни торговца. Там было записано все без исключения: сорта овощей и трав, цветная капуста, перец, салаты, капуста, их доставка, разгрузка, степень свежести, потери, вызванные гниением, длительность хранения до момента увядания, стычки с селянами по всем этим вопросам, колебания цен, капризы покупателей, разговоры с ними, семейные проблемы, о которых стало известно в результате этих разговоров, экономические трудности, скрытые заболевания, достижения, кризисы, сватовство, обрывки подслушанных краем уха слухов, ночные фразы пьяниц, дворников, бродяг, слова неизвестных пешеходов, непонятно почему застрявшие в памяти, и снова доставка зелени, шпината, их вкус в начале и в конце сезона, обрызгивание водой для сохранения свежести, тупое упрямство крестьян, которые их привозят, ругань по поводу цен, потерь, капельки воды, роса на листьях салата, добавляющая им вес, прихоти супруг, разговоры, сплетни, и все снова с самого начала, и чему, казалось, конца не будет.

Когда Марк-Алем закрыл толстую папку с делом, ему показалось, что он покинул бесконечное зеленое поле, покрытое утренней росой, при виде которого никогда не подумаешь, что посреди него прячется гадюка. И все же, помимо усталости, у него появилось и некое ощущение прохлады и, как ни странно, своего рода сочувствие к этому торговцу, кажется и понятия не имевшему, какие последствия он спровоцировал своим сновидением. Но еще до того, как дело дойдет до его толкования, чему наверняка будут посвящены следующие сотни страниц протокола, возникал вопрос: а видел ли он на самом деле этот сон? Но в конечном итоге даже и это было не столь важно. Что должно было случиться — случилось, и вернуть теперь ничего было нельзя.

В последующие дни Марк-Алем даже и не вспоминал больше о продавце овощей. Приближалась смена сезонов, период очень напряженный для Дворца Сновидений, и у него не оставалось времени на всякие мелочи. Папки прибывали, битком набитые проблемами, требовавшими немедленного решения. Бессонница в Албании продолжалась в масштабах, никогда ранее не виданных. Да, действительно, в обязанности Дворца Сновидений не входила ее нейтрализация, но все же, поскольку положение оставалось напряженным, от Табира требовалась самая безукоризненная обработка папок, связанных с ее сном, а те становились все тоньше. И если бы только это. Несколько дней назад директор Центрального имперского банка во время продолжительной аудиенции у Марк-Алема объяснил ему возникшую опасность девальвации валюты, что может вызвать новые трудности в экономике. Это означало, что Дворец Сновидений, взяв это на заметку, должен был несколько более внимательно относиться к сновидениям, имевшим отношение к экономике, которых, как было известно Марк-Алему по его опыту непродолжительной работы в Селекции и Интерпретации, насчитывались сотни в обрабатываемых папках. А другие важные государственные учреждения туманно намекали, что хорошо бы обратить внимание на оживление кругов еврейских и армянских интеллектуалов (о господи, уж не требуют ли они устроить новую резню?), на скрытое стремление крупных пашалыков к большей самостоятельности по отношению к центру, и выражали свою постоянную озабоченность, сотни раз уже высказанную, по поводу ослабления религиозных чувств у молодого поколения, озабоченность, исходившую, понятное дело, от Шейх-уль-Ислама.