Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Зачем ты это сделал? Мешала она тебе?

— Может, я не хочу тебя отпускать.

— Ну и дурак. Захочешь — поздно будет.

— Ты недооцениваешь мое терпение к женщинам. Я сам его когда-то недооценивал.

— А чем ты заправил машину? Разве бензин не вытек?

— Не весь. К тому же у Жоржа была резиновая подушка на двадцать литров.

— Я думала, там вода.

— Ты и Жоржа недооцениваешь.

— И все-таки… как ты закрыл проход?

— Поедем домой. Здесь я не скажу ни слова.

— Нет, Оскар! Теперь уж мне точно делать нечего в твоей берлоге. Теперь я пойду с абреком искать дольмен под землей, и не вздумай мне помешать. Понятно? Мы идем вдвоем в подземелье!

— Конечно, вы идете вдвоем, — согласился Оскар. — А я иду вместе с вами.

Через линзы видеокамеры Оскар заглянул в колодец, поправил настройки, заглянул еще раз и предложил графине. В черно-белом воспроизведении устаревшей модели графиня увидела фильм о том, как два дурака, сильно похожих на нее и аборигена, карабкаются в гондолу, чтобы совершить восхождение в облака. Графиня была сама на себя не похожа от страха. Туземец был озабочен и суетлив. Со стороны они напоминали комиков немого кино, которые задумали гадость и не уверены в том, что хотят ее совершить.

— Видишь? Работает, холера! — с гордостью произнес создатель. — Я думал, давно уже сдохла.

— И будущее можно увидеть? — спросила Мира. — Почему ты уверен, что Жорж не прорвется сюда?

— Потому что уверен. Нам нужно искать другой способ. Если ты знаешь, дольмен под землей — стоит на него посмотреть.

— А на дверь, которую закрыли омины, посмотреть не хочешь?

— Какую дверь?

— Оскар, мне кажется… Я почти уверена, что абрек приведет нас к пещере Лепешевского подземным маршрутом. Абрек, ты уже понял, что мы идем втроем? — спросила графиня. — Умница, абрек! Ты все понял.

Абрек поморщился от мысли, что ненавистный ему самец присоединился к компании, но возражать не стал. Он привык не возражать посланцу омина ни в чем, потому что убедился, что эта деятельность неэффективна и весьма чревата. Он подобрал с земли валун покрупнее, кинул в противовес и гондола утянул всех троих в каменный колодец.

— Если б не камера, хрен бы я вас нашел, — заметил Оскар, продолжая рассматривать в «прицел» по очереди то графиню, то речного аборигена, словно старался уличить обоих. Он выключил аппарат лишь тогда, когда свет дневной принял очертания блеклой точки высоко наверху. Спрятал камеру и привел в боевую готовность лазер. — Значит, говоришь, дверь.

— Дверь, которую закрыли за собой омины, — уточнила графиня. — И я тебе советую хорошо запомнить дорогу.

Скоро вокруг стало темно как в пещере, светлое пятно сжалось в точку. Абрек уселся рядом с мешком на дне корзины, чтобы меньше докучать своим присутствием нервному попутчику.

— Может, ты мне объяснишь, что означает это словечко: «омин»? — обратился к графине Оскар. — Я сто раз его слышал, но так и не понял, это ругательство или нет?

— Омин — это, грубо говоря, человек. Существо, которое они считают относительно себя высшей расой. Мы с тобой — посланцы этих самых оминов, чтоб ты знал, поэтому они нас не трогают. Иначе давно бы убили.

— Вот, черт! — выругался Оскар. — Я думал ругательство. Оно от слова «хомо»? Человек?

— Вероятно, да.

— Как ты его понимаешь?

— Сейчас уже довольно легко.

— Удивительно! Я год слушаю — ноль прогресса. Объясни, пожалуйста, почему рыбу он называет печкой, даже соленую и сырую, печку — галькой, а гальку… вот, забыл, как он называет гладкие речные камушки, из которых я сложил печь.

— Если б ты учил какой-нибудь романский язык, тебе бы стало ясно без объяснений.

— Наверно, на эти земли случилось нашествие европейцев в преддверии мирового потопа.

— Наверно, — согласилась графиня.

— Я инглиш учить задолбался. Учил всю жизнь. Даже разговаривал, но этого понимать не могу, хоть ты треснись.

— Я тебя научу. Нет ничего сложного в том, чтобы понимать языки, если знать секрет моей бабушки. У меня в гимназии была та же проблема: есть словарный запас, могу сказать кое-что, а понимать не получается. Знаешь, как она меня научила?

— Как?

— Не старайся переводить, когда слушаешь. Просто дроби его речь на слова. Все, что вспомнишь — переведется автоматически, что не вспомнишь — плюнь и не парься. Приучи себя выделять слова в тексте, и ты увидишь, что знакомых слов больше, чем незнакомых. День-два и начнешь понимать, не лазая в словари, не вникая в грамматику. Я когда освоила эту тактику, у меня сразу пятерки по французскому появились. И бабушке когда-то помогло.

— Не знаю… — сомневался Оскар.

— Попробуй. Он скажет чего-нибудь — а ты дроби его речь на слова, пока до автоматизма не доведешь процесс. Потом я тебе напишу небольшой новороманско-русский словарик, будешь понимать с лету.

— Пусть он чего-нибудь скажет…

Абрек совсем притих на дне корзины.

— Эй… Он здесь или нет? — удивился Оскар и пощупал аборигена за голову. — Ты живой, парень?

Абрек не ответил, только больше съежился.

— Оскар спрашивает, как ты себя чувствуешь? — перевела графиня. — Не заболел ли? Все ли с тобой в порядке?

— Он меня не ругает? — спросил абрек. — Точно?

— Вот, что он сказал? — разозлился Оскар. — Нет, передай своей бабушке, конечно, большое спасибо, но этот метод не для меня.

— Этот метод не для упрямцев, — согласилась Мира. — А твой абрек, между прочим, довольно интересный тип. Личность творческая и любознательная. К тому же он больше натерпелся от тебя, чем ты от него.

— Я же посланник омина, — напомнил Оскар.

— Кто знает, кто знает… Может быть, мы и есть эти самые омины. Скажи мне, пожалуйста, как ученый неучу, — попросила Мира, — ускоряется ли ваше универсальное время в направлении будущего? Может, оно замедляется или совсем не меняет скорость?

— Ты надеешься, что у Жоржа будет временная фора? Не рассчитывай! Или ты хочешь знать, как движется хронал в системе универсального первичного поля?

— Вот сейчас мне самой потребуется переводчик!

— А что я сказал?

— Ты не на зачете у Валерьяныча! Можешь выражаться по-русски.

— Но время никогда не движется одинаково. А от чего это зависит… или от кого? Тебя интересует общая тенденция или наш частный случай?

— Меня интересует, почему автогонщик Вася отсутствовал в пункте А двое суток, а в пункте Б присутствовал только двадцать минут?

— Потому что время деформируется в переходных зонах. Я ответил? Где-то оно сжалось — где-нибудь развернется. Может, на старости лет твой Вася получит лишних два дня для составления завещания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});