Рассказы - Рэмси Кэмпбелл

вой», он был готов разговаривать.

— Некоторые врачи так пытаются показать свою ученость, — сказал он, — что думаешь, не следует ли им самим обратиться к врачу. Призывают рассматривать шизофрению не как отдельное заболевание, а как ряд отдельных синдромов.

— Но ведь это не твоя область.

— Я знаю о шизофрении больше, чем хотелось бы. — Он сделал большой глоток мутноватого пива как бы для того, чтобы умерить свой пыл. — Я просто рад, что врачи не воспользовались таким подходом, когда ставили диагноз матери Дороти.

— Я не знал, что у нее нашли шизофрению, Даниэль.

— Дороти не хотела обсуждать это даже с друзьями. Для нее эта тема была запретная, так ее воспитала мать. Даже я не понимал, в чем дело, и так продолжалось до тех пор, когда ее мать уже не могла более скрывать свою болезнь.

— Давно это случилось?

— Совсем недавно. До тех пор, то есть на протяжении почти всей нашей совместной жизни, я ничего не знал о детстве Дороти.

Стало ясно, что от темы, занимавшей его мысли неделю назад, он так и не ушел.

— А как она росла? — спросил я.

— Расскажу тебе лишь одну историю, которую не могу забыть. В детстве, еще до школы… — Он сделал глоток эля, который, казалось, должен был придать ему силы. — Если Дороти делала что-то плохое — а никогда нельзя было предвидеть, какой поступок окажется плохим в следующий раз, мать запирала ее в комнате, выключала свет и говорила, что если Дороти его включит, то сделает с ней такое, что она себе и представить не может.

Я почувствовал себя обязанным спросить:

— И она включала?

— Несколько лет не включала, но потом все же включила, и знаешь, что эта старая… знаешь, что сделала мать? Вывернула из патрона лампочку и не позволяла Дороти ввернуть другую.

У меня заканчивались вопросы, которые я бы хотел задать.

— И как, по-твоему, это подействовало на Дороти?

— Мне она говорила, что тогда никак. По ее словам, она бросала вызов тому, что должно было испугать ее, требовала, чтобы оно показалось, но, естественно, ничего не показывалось. Она уверяла меня, что это закалило ее, что она никогда не боялась всего того, что придумывала ее мать.

— Это только делало ее сильнее.

— Если это действительно так. Боюсь, Дороти скрывала страх в глубине души.

— Даниэль, пожалуйста, не пойми меня неправильно, но, по крайней мере, тебе ни к чему обо всем этом думать.

Он открыл рот, и я думал, что он хочет что-то сказать, но он приложился к стакану. Сделав глоток, он пробормотал:

— Ты ее мать не знаешь.

— А если бы знал?

— Можешь считать, что я преувеличиваю, но всякий раз, когда она входила в комнату, казалось, что в ней темнело.

— Наверно, так могло показаться тому, кто знал, что она делала с Дороти в детстве.

— Я чувствовал это еще до того, как узнал. — Даниэль подтвердил это, задумчиво посмотрев на меня. — И, по-моему, в клинике все это к Дороти вернулось, хоть она и пыталась это скрыть.

— Конечно, она испытала облегчение, когда о ее матери стали заботиться.

— Хотелось бы надеяться. Мать твердила Дороти, что, если мы будем держать ее в больнице, она постарается, чтобы Дороти оказалась вместе с нею, — сказал он с бо́льшим убеждением, чем, как мне казалось, было уместно.

— Но Дороти же не была с нею, поэтому я бы сказал…

— Умирая, она только об этом и говорила. Говорила, что будет ждать Дороти в темноте, будет вся из червей.

— Да она в детство впала, согласись. Надеюсь, и твоя жена была того же мнения.

Стакан Даниэля замер в воздухе на пути к губам.

— Кто впал, Билл?

— Конечно ее мать. Дороти всегда была сильной, и я ничего иного о ней никогда не слышал.

Даниэль приложился к стакану, и я видел, что он обдумывает ответ.

— Ты слышал, что я говорил перед входом в бар?

— Я не хотел подслушивать.

— Я бы на твоем месте тоже мог услышать. — И, как бы извиняясь, он продолжал: — Такое я могу спросить только у старого друга.

— Так спроси у меня, — сказал я, понятия не имея, куда это нас заведет.

— Как, по-твоему, Дороти меня слышала?

— Что ты имеешь в виду?

Я готов был услышать, что он имеет в виду ее последние минуты, и совершенно не ожидал, что он скажет:

— Сейчас.

— Мы не можем этого знать, не так ли? — Желая приободрить его, я сказал: — В некотором смысле мы поддерживаем в ней жизнь, говоря о ней.

— Я не имел в виду тебя. — Он улыбался, но, говоря это, чуть поморщился, как если бы подумал, что сказанное может показаться невежливым. — Я имею в виду, когда я говорю с ней по телефону.

— Тебе бы хотелось так думать, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало как можно более доброжелательно.

— Да, но я спрашиваю твое мнение.

— Я не скажу, что ты ошибаешься, Даниэль.

— Отлично, Билл, ты уволен. Страданиям конец.

Чувство юмора изменило ему, и он сказал:

— Интересно, что бы сказала на это твоя жена. Она ведь, в конце концов, специалист по компьютерам.

Я подумал, насколько крепко пиво, которое мы пьем.

— Как мы перешли к компьютерам?

— Последнее время я все время о них думаю. Начинаю верить, что благодаря им существует жизнь после смерти.

— Ты имеешь в виду фотографии Дороти у тебя в телефоне. — Он не ответил, и я добавил: — Сообщения с ее голосом.

— Это то, что я храню, моя жена в электронной форме.

— И, кроме того, воспоминания о ней.

— Не думай, пожалуйста, что я напился и стал слезлив. — Я собирался на это возразить, но он опередил меня: — Я просто думаю, много ли ее в фотографиях и звуковых файлах.

— Боюсь, я не успеваю за ходом твоей мысли.

— Все существенное в нас — электроника, не так ли? То, что раньше называли душой, это совокупность электронных импульсов в мозгу. Раньше им некуда было деваться, но, может быть, сейчас есть куда.

Мне хотелось приложиться к кружке, но я сказал:

— Мы по-прежнему говорим о компьютерах.

— Да, об Интернете. Там все, что нам известно, обретает электронную форму. Возможно, я чего-то не понимаю, — сказал Даниэль, и я уж решил, что рациональный подход возобладал, но тут он добавил: — Вероятно, Интернет дает нам доступ к месту, которое ко времени его возникновения уже существовало.

Я уже не знал, как ответить. Набрал в рот пива, но не глотал.

— Я понимаю, что ты не согласишься с этим без доказательств, — сказал Даниэль.

— Доказательства помогли бы.

Он сразу