Загадка последнего Сфинкса - Наталья Солнцева

– Когда ты умрешь? Отгадай…

До него начал доходить смысл происшедшего.

— Сфинкс! — фыркнул он. — Надо же! Маслов небось шутки шутит?

Он набрал домашний номер скульптора. Тот не взял трубку. Дрыхнет, наверное, после попойки.

Домнин вернулся к мольберту, но работа не шла. Вдохновение упорхнуло, капризная муза покинула обитель художника. Он посмотрел на страничку перекидного календаря: свободное время нужно чем-нибудь заполнить. Позвонить, что ли, госпоже Ельцовой? Пусть приезжает на сеанс.

— А ты подожди пока, — ласково шептал он, набрасывая на картину кусок ткани. — Давай я тебя прикрою. Красота бережного обращения требует…

Минуту спустя он уже говорил по сотовому с Астрой.

— Сможете уделить мне полтора часика?

— Конечно!

— Тогда я жду.

В ожидании он мерил шагами свободное пространство мастерской, мысли крутились около полученной вместе с цветами записки. Низкопробный розыгрыш! Кому это понадобилось?

Сфинкс из крашеного гипса наблюдал за художником выпуклыми глазами, его губы таили улыбку.

— Смеешься надо мной? — заговорил с ним Домнин. — Понимаю. Самому впору хохотать до упаду. Ладно, лежи, брат, храни свой секрет. Скоро придет весьма интересная молодая дама, тебе она тоже понравится. Как мы станем ее развлекать?

Он достал неоконченную работу, установил холст на мольберте так, чтобы свет падал не прямо, а сбоку, продолжая беседовать с молчаливой статуей.

— Что ты видишь рядом с ней, братец? Мы не можем изобразить у нее в руках арфу, цветок, меч или веер. Обрати внимание на черты ее лица — они свидетельствуют о решительном характере, склонности к авантюрам и способности к сильным чувствам. Она не лишена сексуальности, но ее либидо избирательно и приглушено внутренними табу. Не исключено, что она пережила… или еще переживает… любовную драму. Эта женщина не развратна, но и не целомудренна, не религиозна, но и не материалистка, не изнеженна, но и не аскетична. Явно принадлежит к имущему классу, хотя одевается и ведет себя очень просто. Еще бы! Заплатить за портрет, мною написанный, далеко не каждому по карману. Ее отец денег не считает, а она не имеет своей машины и приезжает на сеансы на такси. В толпе она ничем не выделяется, но в небольшой компании будет пользоваться успехом, не прилагая к тому никаких усилий. Несомненно, умна, но ум ее необычного свойства: минуя поверхностную мишуру, он проникает в глубоко залегающие пласты жизни и пытается объять темное и скрытое. Вот как много мы с тобой прочитали по ее лицу и глазам, по ее манере разговаривать и молчать.

Сфинкс не возражал. Солнечные пятна скользили по его золотисто-синему полосатому клафту, излюбленному головному убору древних египтян, который носили даже фараоны.

— Как ты думаешь, дружок, чем она занимается? — спросил у сфинкса художник. — Я полагаю, ничем. Но и праздный образ жизни не для нее. Эта дама делает только то, что ей по душе, что дает пищу ее странному уму и по-настоящему увлекает. Она не случайно пришла сюда, к нам с тобой: ей не столько нужен портрет, сколько личное знакомство со мной, Игорем Домниным. Признаюсь, что польщен! Мы ведь не разочаруем ее, приятель? О-о! — вскричал он, хватая кисть и принимаясь наносить широкие небрежные мазки. — Я понял! Я уловил ее настроение! Это подойдет…

Он погрузился в работу и невольно вздрогнул от стука в дверь.

— Она! — сообщил Домнин своему непритязательному собеседнику и помчался открывать.

Астра принесла с собой иней на волосах, запах улицы, духов и морозную дымку, тут же истаявшую в тепле мастерской. Она уселась, куда ей указали, и застыла, погруженная в мысли о ночном визите в «Ар Нуво». Санди из плоти и крови оказалась даже красивее, чем плывущая среди звезд Афродита в мандрагоровом венке. Хотя, казалось, такое невозможно.

Впрочем, ее очарование нельзя было назвать красотой — это слово не вмещало всего того, что являла собой женщина с медно-золотыми волосами.

— У меня сложился образ, — произнес художник, быстро набрасывая краски на холст. — Пожалуй, если так пойдет, этот сеанс будет последним. Более нет нужды мучить вас, сударыня! Я уловил вашу суть и сумею окончить работу сам.

Память Астры, следуя каким-то собственным правилам, выдала на внутренний экран картинку, которая промелькнула незамеченной, — корзину с цветами в полумраке коридора. Почему она там стоит?

— Вы не любите цветы? — вырвалось у нее.

— Что? — не понял Домнин, захваченный работой.

— В коридоре стоит корзина…

— Ах, это! Да… — пробормотал он. — Кто-то прислал мне лилии. И записку.

У Астры заныло под ложечкой. Лилии? Записка?

— Маслов с похмелья настрочил, — продолжал художник. — Любитель мрачных шуток. Это у него смолоду. Придумать гадость, зубоскалить, потешаться над товарищем.

— Какую гадость? — не унималась Астра.

Домнин с удивленной усмешкой отступил от мольберта и повернулся к ней.

— Вы тоже не прочь проверить на крепость нервы ближнего своего?

— Конечно, нет. Просто… я обожаю лилии. Можно принести их сюда?

Не дожидаясь разрешения, она чуть ли не бегом пустилась в коридор, к той самой тумбочке, на которой остались цветы. Художник из вежливости последовал за ней. Корзина, все еще не распакованная, источала сквозь пленку слабый аромат лилий. Рядом валялся разорванный конвертик. Презрев приличия, Астра заглянула внутрь. Пусто…

— А где записка? — не заботясь о том, как это выглядит, спросила она.

Домнин откинул назад голову и восхищенно похлопал в ладоши.

— Браво! Ваша непосредственность умиляет. Редкое качество в наше время!

— Любопытство, — шаря глазами по полу, объяснила Астра. — Моя болезнь!

— Любите читать чужие письма? Своеобразное хобби, да?

— Представьте себе, — не стала отпираться она. — Вредная привычка… хуже наркотиков. Возникает зависимость, и все! А что там было написано?

Художник критически покачал головой, но все же ответил. Ему стало интересно, как Астра поведет себя дальше.

— Чушь какая-то… в духе Маслова. Отгадай, сколько тебе осталось жить? Что-то такое…

Она насторожилась, напряглась, внешне стараясь делать вид не в меру любопытной девицы, которую хлебом не корми, дай заглянуть в замочную скважину.

— Куда вы ее дели?

— Кого?

— Записку! — не церемонилась Астра.

Домнин состроил комичную гримасу, развел руками.

— Вероятно, выбросил…

— Подпись там была? Вы ее помните? Где мусорное ведро?

— Не станете же вы рыться в моем мусоре? — опешил он. — Это уж чересчур! Вы меня… заставляете краснеть, право.

Астра пошла в наступление.

— Речь идет о вашей жизни, — серьезно произнесла она. — Люди, которые получали такие записки, умерли. Вы помните болтовню женщин на сеансах?

— Сговорились с Масловым, да?

— Где записка? Вспоминайте…

Сдавшись, Домнин поискал в карманах и вытащил смятый листок.

— Вот… сунул машинально в карман брюк. Что с вами? Вы пришли позировать или…

Она впилась глазами в единственную печатную строчку и подпись.

– Сфинкс! Я так и знала. Но почему вы?! Никонов, Теплинский… Теперь вы? Ничего не понимаю…

Художник попятился, улыбка сбежала с его губ.

— На что вы намекаете?

* * *

Матвей в замешательстве повертел записку в руках.

— Сфинкс выдохся? — спросил он. — Загадка совсем простая: Когда ты умрешь?

— А ты попробуй ответь, — сказала Астра.

Матвей продолжал развивать свою мысль:

— Его фантазия, видимо, иссякла на Никонове и Теплинском. Впрочем, мы понятия не имеем, какой ребус убийца предложил скрипачу. Может быть, что-нибудь совсем незатейливое.

— Либо к Теплинскому у него было особое отношение, либо… за Сфинкса выдают себя разные люди, либо мы с тобой запутались.

— Ты запуталась! — уточнил Карелин. — Я при тебе не более чем доктор Ватсон.

— Хорошо, доктор, — кивнула она. — Тебе удалось узнать насчет бабочки?

— Через полчаса после знакомства лезть к даме под платье не принято.

— Чем же вы занимались до утра?

Астра сама поручила Матвею приударить за Санди, но когда он, бережно придерживая королеву богемы под локоток, предложил искупить свою вину , в ее груди шевельнулся зверек по имени «ревность». Что было смешно, потому как их с Карелиным не связывало ничего, кроме дружбы, и вообще, он имел любовницу, Ларису Калмыкову, чего не скрывал. Астра же после несостоявшейся свадьбы, измены и гибели жениха, дала не только обет безбрачия, но и поклялась: никаких интрижек с мужчинами, ни при каких обстоятельствах. Тем более никакой любви! А без любви не бывает и ревности.

Матвей не придумал ничего лучшего, как облить дорогое платье Александрины красным вином, чтобы потом прилюдно встать на колени и вымаливать прощение. Он сделал это так галантно и красиво, что вдова, которая успела изрядно наклюкаться, растрогалась и позволила увести себя из клуба домой. Замывать пятно не имело смысла, оставаться в испорченном платье она не могла и благосклонно приняла предложение начинающего коллекционера проводить ее. Старый избитый способ сработал…